Ненормальный практик 3 (СИ) - "Извращённый отшельник" - Страница 2

Откидываюсь на борт, закрываю глаза.

Так проходит час.

Второй.

Третий.

Трёп моих попутчиков уже порядком надоел. Истории про «фиф», «поросёнка» и «кружевные панталоны» повторялись по третьему кругу. Скука.

Ещё и пузатый купец Захар, видимо, окончательно отчаявшись найти сочувствие в своих жалобах на судьбу, решил обратиться ко мне. Либо просто задумал разбавить свой монолог новой жертвой.

— Эй, парень… — он поёрзал на своей толстой заднице, пытаясь повернуться. — Сашка, да? Ты ж вроде помоложе нас всех будешь… Как думаешь, а? Что нас там ждёт? Впереди-то? Может, не так всё страшно, как говорят? Может, амнистия какая будет к празднику? Или на работы отправят, а не на передовую? А?

Медленно открываю глаза и смотрю на него. Взглядом, безо всяких иллюзий. Тем, что смотрят на неизбежное.

— Всех нас ждёт смерть, — произношу мрачно.

И снова закрываю глаза.

Зачем обнадёживать человека, когда шансов практически нет? Пусть лучше сразу готовится к худшему.

Захар аж поперхнулся.

— Тьфу ты! Ну ты сказал! — пробормотал он. — Пессимист какой… Злой ты, парень. Не по-людски это.

— И то верно, — поддакнул Митька-карманник. — Чего сразу смерть-то? Может, и пронесёт. Я вот, например, живучий. Три раза пырнуть пытались — и ничего, как видишь, живой! И там выкручусь! Главное — смекалка и руки ловкие!

— А я вот силой возьму! — неожиданно встрял Степан, ударив себя в грудь. — Я хоть и неофит второй ступени, но дурь-то есть! Я как-то на подпольном чемпионате по кулачным боям… на Лиговке… третье место взял! Там такие бугаи были! Во! — и развёл руки, показывая необъятные размеры. — А я их раскидал! Почти всех! Так что и там… если что… постою за себя!

— Пф-ф, кулачные бои, — фыркнул кто-то из молчавших. — На передовой не кулаками машут. Там эфиром жарят так, что только пепел остаётся.

— А я вот тоже не промах! — вдруг встрепенулся другой молчун. Тихий такой, невзрачный лет тридцати. — Меня дед тренировал! Сильный у меня он был. Я, между прочим, неофит третьей ступени! Так-то! И тоже кое-что умею!

— Пф. Третьей… — презрительно хмыкнул ещё один тип, доселе молчавший, с наглым лицом и шрамом на шее. — Всего-то? Сопляк. Вот я — инициированный второй ступени. Сам дошёл, без всяких дедов, — и вскинул подбородок, оглядывая всех свысока. — Так что заткнулись бы вы тут, салаги.

Начался типичный базар — меряние рангами и былыми заслугами. Каждый пытался доказать, что круче, сильнее, хитрее и уж точно выживет там, где другие сдохнут. Герои, блин. Неофит третьей ступени? Инициированный второй? Как долго они протянут?

Приоткрываю глаза и смотрю в щель. Небо немного прояснилось, и проглядывало бледное, негреющее северное солнце. Пейзаж не менялся — всё тот же бескрайний снег, только теперь без каких-либо елок. Стало ещё холоднее, слышался шум. Будто мы приближались к поселению или ещё чему-то.

И через пятнадцать минут повозка дёрнулась и остановилась. Так внезапно, что все, кто не держался, повалились друг на друга. Снаружи раздался хриплый голос конвоира:

— ПРИЕХАЛИ, УБЛЮДКИ! ВЫЛЕЗАЙ! КОНЕЧНАЯ! ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В «ЧЁРНЫЙ ЛЕБЕДЬ»!

Все тут же зашевелились.

— Думаешь, нас сразу на передовую отправят?

— Заткнись, лучше помолись своим богам, если они есть.

— Молчать, отребье! — рявкнул стражник снаружи.

Тент откинули. Ослепительный свет хлынул внутрь, заставив всех прищуриться. На фоне сияния вырисовался силуэт стражника, что весело постучал по решётке копьём:

— Просыпайтесь, зайчики! — прокричал он с бодростью, очевидно наигранной. Ведь во взгляде была та ещё усталость. — Скоро вам предстоит веселье!

Глаза привыкли к свету, и рассматриваю окружающий пейзаж. Повозка встала посреди военного лагеря, раскинувшегося прямо на равнине, без каких-либо возвышенностей, холмов или деревьев. Просто белая пустошь. Сотни самодельных юрт и палаток, покрытых снегом, тянулись до самого горизонта. Между ними сновали люди. Одни тащили дрова, другие чистили оружие. Дым от палаток поднимался к серому небу и развеивался.

Рядом с нашей повозкой выгружались зэки из соседних. Нас становилось всё больше. Человек пятьдесят, не меньше.

Пока все топтались на месте. Кто выпрямлял спину от усталости, кто растирал ладони от холода. Приблизился офицер лет пятидесяти-пятидесяти пяти с обветренным лицом и длинными чёрными усами. На глове шапка-ушанка с кокардой. В сером тулупе. У пояса два меча.

Окинул нас взглядом, как мясник туши на бойне, а затем смачно харкнул в снег:

— Тьфу. Ну и нулёвое дерьмо привезли, — процедил он сквозь зубы. — Где вы таких откопали? В борделях столицы?

— Неделя на передовой сделают из них солдат, капитан! — хохотнул один из стражников.

— Или трупы, — пожал плечами капитан. — Мне похрен.

Кто-то из соседней повозки, видимо, решив проявить характер, подал голос:

— Эй, офицерьё! Кормёжка тут лучше, чем в дороге?

Тишина, последовавшая за этим вопросом, была тяжёлой, как чугунная плита. Капитан медленно повернул голову, сузил глаза, как боров, заметивший добычу, и ровным тоном произнёс:

— Накормите говоруна.

Двое стражников вытащили из толпы вырывающегося зека. То, что последовало, было недолгим, но жестоким. Показательным. Его избили. Методично, профессионально, без следов на лице, но отбив внутренности. Все мы стояли молча. Похоже чудик всё ещё не понял, куда попал.

Когда избитого швырнули в снег, капитан подошёл ближе, дыша облачками пара в морозном воздухе:

— Надеюсь, остальные усвоили урок. Вы — никто. Социальный мусор. И сдохнете здесь. Однако, только вам решать — сдохнуть мужчиной или трусом.

Он повернулся к молодому лейтенанту, что всё это время стоял рядом, не проявляя никаких эмоций:

— В четвёртый взвод их, Лукин. У них как раз всего трое остались после последней вылазки.

Лейтенант Лукин — худощавый парень с несоразмерно большими ушами и острым носом — козырнул:

— Есть, капитан!

Старший развернулся и ушёл, оставив нас на попечение лейтенанта. Тот чувствовал себя очевидно не в своей тарелке. Видать, впервые командует отрядом преступников.

— Внимание, отщепенцы! — выкрикнул он, стараясь придать голосу строгость, но вышло комично, от чего парочка зеков хихикнули. — Никаких разговоров! Постройтесь в две шеренги!

Под тычками копий стражников все мы выстроились в подобие строя.

— Слушайте внимательно, ибо повторять не буду, — начал Лукин, расхаживая перед первым рядом. — Вы находитесь в третьем лагере батальона «Чёрный Лебедь». Здесь северо-восточная граница Империи, буферная зона между нами и Ледяными Кланами. Жрать будете два раза в день, может даже три, если повезёт. Спать — в общих казармах, вон в тех юртах, — он указал на потрёпанные конструкции, покрытые шкурами и брезентом. — Подъём в пять утра, отбой в девять вечера. Утром тренировки, потом обед, потом тренировки, потом караул или работы по лагерю.

И сделал паузу, очевидно, ожидая вопросов, но все молчали. После чего продолжил:

— Я — лейтенант Лукин из штабных офицеров. Но по всем вопросам обращаться не ко мне. Срать я хотел на ваши хотелки. Все вопросы — к вашему лейтенанту. Вон она.

Лукин указал на фигуру вдали. Высокая, под два метра, тётка с короткими рыжими волосами и плечами, которым позавидовал бы любой грузчик. Неспешно рубила дрова. В одной руке топор, в другой — дымящаяся папироса. Белая рубаха облегала мускулистое тело, на поясе висел тесак, да такого размера, что им можно расчленить лошадь.

— Лейтенант Галина Куваева, — представил её Лукин. — Бывшая чемпионка Империи по борьбе. Посажена за убийство трёх мужчин голыми руками в таверне «Пьяный гусь» в Новгороде, — и тихо добавил, чтобы она не услышала. — Они, видите ли, назвали её «мужиком в юбке». Советую следить за языком, если не хотите умереть. — после набрал воздуха и выкрикнул: — Лейтенант Куваева! Прошу, подойдите!

Галина повернулась к нам. Голубые глаза жуткие, холоднее окружающей снежной пустыни. Затянулась папиросой и выдохнула дым через широкие ноздри, как сука, минотавр. Щелчком выбросила окурок и, воткнув топор в пенек, направилась к нашему строю.