Баскервильская мистерия этюд в детективных тонах - Клугер Даниэль Мусеевич - Страница 55

Но таково мнение «рассказчика № 2». Это он, «рассказчик № 2», доктор Х., утверждал, что случившееся с комиссаром Маттеи — столкновение реальной жизни с детективным каноном. Разве «рассказчик № 1», писатель Дюрренматт, считает так же?

Думаю, нет. Во-первых, потому что случайное столкновение машины маньяка с грузовиком не спасло убийцу. Да, полицейская ловушка не сработала — но он больше не сможет совершать преступления. Он наказан. Покарал его Рок. Однако если бы Рок не вмешался — его покарал бы комиссар Маттеи. В тот момент, когда неутомимый сыщик взял след, убийца был обречен на проигрыш. Следовательно, если мы рассматриваем повесть целиком, а не только историю, поведанную «рассказчиком № 2», никакой «отходной детективному жанру» повесть «Обещание» не стала. Напротив, прием Дюрренматта расширил жанровые границы и добавил к палитре используемых средств несколько новых впечатляющих красок.

Но как же с «последней строкой»? Как же с «Методом Кузмина — Цветаевой»? В данном случае «строка, пришедшая первой», как я полагаю, автора не удовлетворила. И он заменил ее другой.

Привело это к тому же, к чему, в случае с «Десятью негритятами», могло бы привести отсутствие нелепого (да простит меня «королева детектива») или лукавого (как нашлось?) второго эпилога-письма. Повесть «Обещание» из криминального казуса превратилась в притчу. В чем-то даже более глубокую, чем роман Кристи. Внимательно читая рассказ о комиссаре Маттеи, мы вдруг понимаем, что его триумф, буде он состоится, окажется вовсе не триумфом справедливости — триумфом охотника. Арест маньяка уже не воскресит покончившего с собой невинного разносчика фон Гунтена. Кроме того, при внимательном чтении главным вдруг оказывается вовсе не безукоризненный сыщицкий интеллект Маттеи. Мы обращаем внимание на другие обстоятельства, которые словно бы и не важны — с точки зрения жанровой. Но они важны с точки зрения морали, этики: Маттеи одержим. Настолько, чтобы соответствовать детективному принципу «маньяка может поймать только маньяк». Но и сверх того. Одержимость Маттеи такова, что он вовсе не считается с судьбами окружающих его людей, используемых им в его охотничьей игре. Они перестают его интересовать. Несмотря на то что еще совсем недавно он был уверен, будто бы действует ради спасения детей.

Но его одержимость побеждает моральные принципы. Одержимость ломает судьбу несчастной Аннемари, которую Маттеи использует в качестве наживки. А ведь он собрался спасать таких девочек, как она…

Нет, его триумф не был бы окрашен радужными красками. И сумасшествие бывшего комиссара — всего лишь проявление все той же одержимости, которая некогда поставила его в число лучших полицейских сыщиков.

Вот о чем на самом деле говорит Дюрренматт. Или, вернее, вот что я вычитал в повести Дюрренматта. Высшая сила (Провидение, Бог, Рок — в рамках литературного произведения это не важно) не только наказывает преступника — она еще и выбирает орудие наказания. И убийца девочек, маньяк с шоколадными трюфелями, убит грузовиком, потому что Провидению не было угодно воспользоваться для этого руками сыщика Маттеи. Маттеи оказался недостоин этого.

Провидение вправе выбирать орудие возмездия.

Очень важный вывод. Куда более важный, на мой взгляд, чем признание возмездия неизбежным. И в этом смысл повести «Обещание», детективной притчи, тот смысл, который притча обретает благодаря лукавому молчанию «рассказчика № 1» — швейцарского писателя Фридриха Дюрренматта.

Оставим же безумного сыщика Маттеи вечно ловить столь же безумного убийцу — среди швейцарских гор. Молчание автора сделало эту ловлю бесконечной.

Остров Страшного Суда[302]

Дюрренматт — мастер «странных» детективов. Вот еще одна история из-под его пера — повесть «Авария». Эта повесть выглядит своеобразной попыткой компромисса между «Методом Кузмина — Цветаевой» и отказом от него. Почему — о том ниже.

…Никогда не проситесь на ночлег в доме, одиноко стоящем на пустынной дороге. Хорошо, если там вас ожидает парочка вампиров — нужно просто потерпеть до рассвета или иметь в кармане головку чеснока. Или, скажем, привидения. Эти-то и хотят лишь напугать, а после расчувствоваться и поведать душераздирающую историю о древних страстях, в духе, скажем, Яна Потоцкого или Алексея Толстого (Алексея Константиновича Толстого, разумеется).

Что? Не верите ни в привидения, ни в вампиров? Вот тут-то вас, возможно, и подстерегает настоящая опасность. Вы можете оказаться в домике, который облюбовал себе судья-пенсионер. Райское место в швейцарских горах!

«Двухэтажная вилла была расположена в большом саду; ослепительно белые стены, плоская крыша, зеленые жалюзи, дом наполовину скрыт кустами, буками и елями, перед фасадом цветы, главным образом розы, среди них пожилой человечек в кожаном фартуке (по-видимому, хозяин дома), занимающийся несложной садовой работой»[303].

Да, райское, райское место, чудесный воздух, напоенный ароматом роз, разлитое в окрестностях чувство покоя и безопасности… Ах, какое заблуждение, какая роковая ошибка! Как не вовремя поломался новенький «студебеккер», как не вовремя пришло в голову вам, владельцу роскошного автомобиля, попроситься на ночлег в кукольном домике. Но вы же не знали, что вечером к хозяину виллы придут гости. Старые друзья и соседи, такие же внешне безобидные старички — бывший прокурор, бывший адвокат, бывший судья. И еще один, которого вы беспечно примете за старого трактирщика.

И вот вы — преуспевающий коммерсант, сорокапятилетний беспечный текстильный коммивояжер Альфредо Трапс — оказываетесь в такой странной, хотя и любопытной компании, не ожидая подвоха. Какой же подвох, Бог с вами, откуда… Вам предлагают сыграть в игру, чтобы скоротать вечер. Необычную, но забавную. Сыграть в судебный процесс.

«Наша забава может показаться вам несколько странной, — чуть помедлив, осторожно пояснил хозяин. — Она заключается в том, что мы вечерами играем в свои бывшие профессии.

Старцы улыбнулись опять, вежливо, тактично.

<…>

— Дело в том, что я был когда-то судьей, — сказал хозяин. — Господин Цорн — прокурором, а господин Куммер — адвокатом. Вот мы и разыгрываем судебные процессы»[304].

Старички, аккуратные улыбающиеся гномы, любят играть в собственные профессии. Сейчас-то они на отдыхе, но когда-то — ого-го! И поскольку есть и судья, и прокурор, и защитник, то вам, то есть скучающему Альфредо Трапсу, предлагают занять единственную свободную вакансию — подсудимого. Судья, прокурор, защитник… Но ведь их четверо. Кто же четвертый? Лысый молчаливый Пиле, которого Трапс поначалу принял за старого трактирщика, поставщика вин к столу отставного судьи.

Оказывается, Пиле вовсе не трактирщик.

«…Смертная казнь отменена.

— В государственном правосудии, — уточнил защитник. — Но у нас частное судопроизводство, и мы ввели ее снова: как раз возможность смертной казни и придает нашей игре увлекательность и оригинальность.

— Палач у вас наверняка тоже есть, а? — засмеялся Трапс.

— Конечно, есть, — с гордостью подтвердил защитник. — Пиле.

<…>

— Трактирщиком он был всю жизнь, — добродушно усмехнулся защитник. — А государственная деятельность — это лишь его побочное занятие. Чуть ли не почетная должность. Считался одним из опытнейших мастеров своего дела в соседней стране, вот уже двадцать лет как на пенсии, но не забыл старого ремесла»[305].

Процесс выглядит поначалу безобидной игрой, в которую играют несколько старых чудаков. Она ни к чему не обязывает главного героя, и главный герой, естественно, не принимает ее всерьез — обыкновенный застольный треп, тем более вина льются рекой, собеседники приятны, остроумны:

«— …Получается, что я обвиняемый без преступления. Впрочем, это задача прокурора — найти таковое, он сам это сказал. Придется поймать его на слове. Игра есть игра. Интересно, что из этого получится»[306].