Баскервильская мистерия этюд в детективных тонах - Клугер Даниэль Мусеевич - Страница 54

И ничего. После динамичного действия, после ровного и быстрого стука шестеренок и поршней сыскной машины, после тиканья часов — тишина. Полная тишина.

Я опускаю детали — желающие найдут их в тексте. Главное: план Маттеи, гениальный план гениального сыщика не сработал. Холмс-Пуаро-Маттеи потерпел сокрушительное поражение. Не просто поражение — случилась настоящая катастрофа. Сыщик поставил на карту всё: отказался от новой службы за границей, от полицейской карьеры вообще (он купил бензоколонку — рядом с местом предполагаемого преступления), от прежней жизни — всё ради торжества над преступником.

Преступник не появился — ни в тот день, ни потом. Никогда. Мало того: убийства прекратились, более маньяк не выходил на свою жуткую охоту, что для полицейского начальства означало подтверждение их прежней версии: убийца — фон Гунтен, и он покончил с собой. Потому и прекратились убийства.

Изощренный, холодный, безукоризненно логичный интеллект Маттеи не мог выдержать подобного проигрыша. До предела сжатая пружина, когда сжатие внезапно прекратилось, распрямилась с такой силой, что ее разорвало. Бывший комиссар полиции сошел с ума. Он остался на своей бензоколонке — рядом с местом несработавшей ловушки. Когда несчастная Аннемари, несостоявшаяся приманка, слабоумная девочка из приюта, подросла, она устроилась на работу в кафе при той же заправке. Маттеи одержим справедливостью своих умозаключений, он одержим своей правотой — и он уверен в том, что еще поймает настоящего убийцу…

Прошло девять лет, а никаких происшествий, указывающих на то, что преступник жив, не случилось. Но для Маттеи, бывшего блестящего сыщика, а ныне опустившегося старика в грязном комбинезоне, работающего на захолустной заправке, времени больше не существует. Он живет в другом мире, где всё застыло в ожидании, где Аннемари все еще восемь лет, где убийца, даривший ей, как и другим жертвам, шоколадные трюфели-«ёжики», вот-вот появится, чтобы пустить в ход свою смертоносную бритву, где Маттеи — лучший сыщик полицейского управления, с безукоризненной логикой и потрясающей интуицией, вот-вот, в самый последний момент остановит преступную руку…

На этом месте, казалось бы, рассказ «доктора Уотсона» — доктора Х. — нуждается только в точке. Он ведь как будто подтвердил собственную мысль о невозможности применить литературную логику к реальной жизни. Доктор Х. и сам чувствует это и вдруг говорит автору (надеюсь, вы не забыли, что рассказ идет от лица самого писателя, слушающего рассказ дорожного попутчика?):

«Однако вы, надо полагать, давно уже недоумеваете, какое отношение мой рассказ имеет к той критике, которой я подверг ваш доклад, и почему я назвал Маттеи гениальным»[297].

И тут выясняется, что на самом деле свихнувшийся на логике детектив был прав. Однажды доктора Х. вызвали в приют для одиноких стариков, и там он выслушал рассказ умирающей старухи, страдающей старческим слабоумием (а может быть, и другими психическими заболеваниями). Из рассказа доктор Х. с ужасом понял, что убийцей девочек был муж старухи, настоящий маньяк, серийный убийца, которому «голос свыше» велел убивать… Все действия маньяка из рассказа старухи были именно теми, о которых говорил Маттеи. Личность преступника — тупого инфантильного малого — тоже целиком соответствовала психологическому профилю убийцы, нарисованному Маттеи. Мало того: маньяк действительно готовился убить Аннемари — он успел познакомиться с ней — в месте, указанном Маттеи.

Вмешалась случайность. В тот день, когда Маттеи безрезультатно ждал убийцу, дорога стала очень скользкой. Машина, в которой маньяк ехал на свое последнее дело, столкнулась с грузовиком…

Серийный убийца погиб в автокатастрофе:

«…Выбежал с трюфелями и с бритвой прямо к “бьюику”, а через четверть часа мне позвонили, что он налетел на грузовик и погиб…»[298]

Сыщик сошел с ума:

«…Старик сжал руки в кулаки, потряс ими и с просиявшим безграничной верой лицом отрывисто прошептал:

— Я жду, я жду, он придет, придет»[299].

«Наживка»:

«…Аннемари… пошла по материнским стопам. Возможно, толчком послужило то, что несколько организаций ретиво занялись ее спасением. Девочку помещали в приюты, а она неизменно убегала оттуда на заправочную станцию... Она пустилась во все тяжкие. Четыре месяца тому назад она отбыла годичный срок в исправительном заведении, но урока из этого не извлекла…»[300]

Рухнули несколько судеб. Из-за чего? Только ли из-за того, что пошел дождь? Из-за того, что преступнику подвернулся грузовик?

Ведь Маттеи, выходит, всё просчитал правильно. Ну да, не учел случайность, которая вторглась в его безукоризненную логику. Но ведь все произошло именно так, как предполагал Маттеи. Его безукоризненная логика осталась безукоризненной. И значит, утверждения доктора Х. как минимум спорны, а как максимум ложны.

В самом деле: отходная детективному жанру? То есть сыщик Маттеи ошибался? Но он не ошибался! Ни в одной мелочи не ошибся! Почему же отходная?

Повесть «Обещание» далеко не так проста, как это может показаться по первому прочтению. Начнем с того, что в ней не один рассказчик, а два — не названный по имени писатель, автор детективных произведений, явно автобиографический образ, и бывший начальник цюрихской полиции доктор Х. Первому принадлежит «обрамляющий рассказ», своего рода пролог. Второму — собственно детективная история комиссара Маттеи, рассказ о его крушении, — и эпилог-развязка, двусмысленность которого не сразу бросается в глаза.

Мнение же о том, что детективная литература не выдерживает столкновения с реальной жизнью, — мнение рассказчика № 2. Мы и его можем определить (по прочтении) как «ненадежного рассказчика». И весь сюжет повести — это якобы реальный случай, как бы подтверждающий: да, реальной жизни присуща стохастичность, то есть множественность, случайность, — а в детективной литературе искусственная логичность, оторванная от жизни, схоластика. Сферический преступник в идеальном вакууме. Стохастика versus Схоластика. Так? Ах, если бы…

Неслучайно, совсем неслучайно мы, читатели, не узнаем, что думает об этом рассказчик № 1 — Фридрих Дюрренматт. И детективный сюжет с комиссаром Маттеи, и сентенцию о разрушении сюжета при столкновении с реальностью он выслушивает молча.

И это его молчание, отстранение от сюжета и, главное, от его развязки — и есть лукавство, о котором я говорил вначале. Ведь детектив, настоящий, классический детектив вовсе не о неизбежном аресте преступника. Он — о крушении преступного замысла, о разоблачении преступника. А это в повести «Обещание» как раз и произошло: разгадка, последняя строка, повествует об успехе версии Маттеи и о гибели убийцы — крушении замысла и разоблачении убийцы. Что же здесь не так?

В ранних повестях Ф. Дюрренматта, наиболее близких к канону классического детектива, говорится именно о прямом возмездии. Не о разоблачении преступника с последующей отдачей его под суд, а о возмездии: и в «Судье и его палаче», и в «Подозрении» главный герой, комиссар Берлах, не просто находит преступника (на самом деле, искать и не нужно — нужно доказать вину), но вершит над ним расправу. В «Судье» руками Чанца, честолюбивого полицейского-убийцы, в «Подозрении» — руками бывшего узника концлагеря, еврея по кличке Гулливер. Собственно, проблема этих двух повестей схожа с проблемами романов «Убийство в Восточном экспрессе» и «Десять негритят». Как быть, если убийца уходит от правосудия и наказать его можно, только став преступником — убить своими руками, по возможности оставшись безнаказанным (как в «Экспрессе», как во втором эпилоге «Негритят») или положившись на неотвратимость Рока (как в первом эпилоге)?

Строго говоря, о том же и «Обещание». Но комиссар Маттеи не верит в Рок; его цель — лично схватить убийцу. Поскольку цель не достигнута, вмешательство Рока, с его точки зрения, не может заменить триумф сыщика или отменить ожидание этого триумфа:

«Маттеи сидел на скамье, несмотря на холод, в том же синем комбинезоне, с окурком в зубах. От него разило спиртным. Я сел рядом, сжато изложил ему все. Но это было уже ни к чему. Он даже и не слушал меня»[301].