Знакомьтесь, Черчилль - Маккей Синклер - Страница 11

Индийцы в Южной Африке считались людьми второго сорта, и апартеид только нарастал. Поскольку индийцам было отказано в избирательном праве, дело пришлось передать в Англию, на рассмотрение колониального секретаря. Уинстон Черчилль в парламенте имел по этому вопросу свою точку зрения: у Мохандаса Ганди сильные аргументы.

«Хотя опубликованная версия ответа лорда Элджина не обязывает его ни к чему определенному, — писалось в газетном репортаже, — заявление господина Уинстона Черчилля в палате общин четко показывает, что справедливость жалоб, поданных господами Ганди и Элли (близкий соратник и политический активист Хаджи. — С. М.), произвела на министров большое впечатление».

Однако эта моральная поддержка ничего не изменила, да и не была достаточной: последовавшие события стали случаем первого применения Ганди широкомасштабного гражданского неповиновения против южноафриканских властей, что привело к его аресту. Позже он прибег к мирному протесту, чем вызвал огромную ярость Черчилля. Ганди назвал свой метод сатьяграха, или «преданность истине», и впоследствии этот протест принял форму промышленных забастовок и массовых демонстраций. Спустя несколько лет бурское правительство частично уступило, смягчив закон, который требовал, чтобы у всех индийских граждан для регистрации в полиции снимали отпечатки пальцев.

В 1915 году Ганди вернулся в Индию. В Британии эту страну все еще считали «жемчужиной в короне империи». Когда дело касалось места Индии в Британской империи и статуса Великобритании как краеугольного камня мировой цивилизации, Черчилль неизменно вдохновлялся все новыми вершинами безудержного романтизма. Ганди же, наоборот, считал империю мерзостью. Манеры и тактика у него были мягкими, но воля сильнее, чем у Черчилля.

Со временем то первоначальное — неосознаваемое — согласие сторон 1906 года превратилось во взаимную вражду длиною в жизнь, что привело к некоторым из самых несдержанных и возмутительных заявлений-нападок Черчилля. Самым известным, часто цитируемым сегодня, был его комментарий, данный в 1931 году вице-королю Индии (заметили, как по-древнему звучит этот титул в наши дни?). Черчилль тогда описал Ганди так: «Тревожно и тошнотворно видеть, как господин Ганди, этот мятежный адвокат из Миддл-Темпла, теперь строит из себя босоногого факира в том виде, в каком этот типаж всем известен на Востоке, и является полуголым во дворец, чтобы вести переговоры на равных с представителем короля-императора, а сам в это время организует и проводит кампании гражданского неповиновения».

По сути, язвительность Черчилля по отношению к Ганди — и к движению за независимость Индии в 1930-е — привела к тому, что некоторые его коллеги засомневались, не утратил ли он свою рассудительность. Его ярость и горячность многим были не по душе, и он снова отстранился от собственной партии.

Из всего негатива, который вызывает сегодня имя Уинстона Черчилля во многих сообществах по всему миру, самый большой интерес разного рода — от научных монографий до толстых книг — продолжает вызывать именно его империалистическое отношение к Индии и очевидное и полное безразличие к благополучию ее народа. Он цинично и оскорбительно называл голодовку Ганди времен Второй мировой войны фикцией. После огромной и ужасной катастрофы голода в Бенгалии 1943 года многие обвиняли (и обвиняют) Черчилля в том, что он сознательно сделал так, чтобы голодающее население было лишено запасов зерна, в которых отчаянно нуждалось. Ожесточенный спор на эту тему продолжается до сих пор.

Другие доказательства имперского высокомерия и презрительности Черчилля можно найти в оскорбительных комментариях, сделанных им в 1943 году в разговоре со старым другом по школе Харроу, на тот момент министром по вопросам Индии Лео Эмери. Он заявил, что индусы «размножаются как кролики», и называл их «звериным народом со звериной религией». В итоге Эмери с сожалением вынужден был высказать мнение, что, когда дело доходит до Индии, Черчилль «не вполне в здравом уме», и в этом вопросе он не видит большой разницы «между мировоззрением [Черчилля] и Гитлера».

Тем не менее в, казалось бы, твердых как алмаз империалистических убеждениях Черчилля время от времени случались яркие аномалии. Один из первых таких случаев касался шокирующего и варварского происшествия в Амритсаре в апреле 1919 года, когда генерал Дайер открыл огонь по толпе беззащитных индусов. Около четырех сотен человек были убиты на месте, еще около тысячи тяжело ранены. В парламенте на скамьях тори нашлись люди, которые считали, что Дайера не следует осуждать и генерал поступил правильно, ведь это побоище было спровоцировано индусами.

Учитывая, мягко говоря, странные взгляды Черчилля на этих «туземцев», можно быть ожидать, что он тоже встанет на защиту Дайера. Но нет. «Однако если рассуждать о трудностях генерала Дайера… то нельзя не отметить один потрясающе очевидный факт, — заявил Черчилль в палате представителей. — Я имею в виду убийство почти четырех сотен человек и ранение, вероятно, еще раза в три-четыре большего числа… Мне представляется, что этот эпизод не имеет прецедентов и параллелей в современной истории Британской империи. Это событие совершенно иного порядка, чем любое из ряда тех трагедий, которые случаются при столкновении войск с гражданским населением. Оно из ряда вон выходящее, чудовищное, событие в исключительной и зловещей изоляции от других».

Та речь в парламенте многих удивила. Между тем она многое говорит об истинных взглядах Черчилля на роль империи и применение силы и в некотором смысле отсылает нас к осуждению им генерала Китченера после сражения при Омдурмане.

«Люди, поднимающие оружие против государства, должны ожидать, что по ним в любой момент могут начать стрелять, — сказал Черчилль. — Но безоружная толпа находится в совершенно иной позиции, чем вооруженная. В Амритсаре толпа не была вооружена и ни на кого не нападала».

Говорят, генерал Дайер не соглашался с этим, утверждая, что ему противостояла «революционная армия». Но что делает армию армией? «Конечно же, тот факт, что она вооружена. А те люди были безоружны. Это простые вопросы, и мы вполне можем ожидать, что офицеры будут задавать их в подобных трудных ситуациях… Никогда не следует задействовать большие силы, чем необходимо для обеспечения законности».

Конечно, легко вести подобные разговоры «в безопасной и комфортной Англии», продолжал Черчилль. И совсем другое дело, когда перед тобой стоит «воинственная толпа… и все вокруг дрожит от возбуждения… И тем не менее это хорошие инструкции и верные, простые вопросы, и я считаю, что требовать от наших офицеров наблюдательности и их соблюдения — это не так уж и много. Ведь они привыкли выполнять и куда более сложные задачи».

Крайне патерналистская точка зрения, однако под империалистическими взглядами Черчилля явно скрывалась человечность. «Безусловно, мы можем ввести один общий запрет. Речь о том, что называется “террором”. Под этим я имею в виду великую резню толпы с намерением запугать не только остальных в ней, но и весь регион, а то и страну. Мы не можем признать эту доктрину ни в какой ее форме. Террор — лекарство, неизвестное в британской фармакопее».

Слушавшие Черчилля депутаты в палате представителей пытались время от времени выразить свое недовольство, но он продолжал: «Правительства, захватившие власть путем насилия и узурпации, часто прибегают к террору в отчаянных попытках удержать украденное, но августейшая и почтенная структура Британской империи, где власть переходит из поколения в поколение законным способом, в таком подспорье не нуждается». Амритсар, сказал он, должен напомнить нам слова Маколея о «самом страшном из всех зрелищ — мощи цивилизации без милосердия».

«Господство Британии в Индии или где-либо еще никогда не зиждилось на физической силе, и, если бы мы применили ее, это было бы фатально для империи, — заключил Черчилль. — Британский подход… всегда означал и подразумевал тесное и эффективное сотрудничество с народом другой страны. Это было нашей целью в каждой части Британской империи, и нигде мы не достигли такого успеха, как в Индии, принцы которой тратили свои сокровища на наше дело, а храбрые солдаты сражались бок о бок с нашими. В Индии умный и одаренный народ, которой сотрудничает сейчас с нами во всех сферах государственного управления и промышленности».