Воронцов. Перезагрузка (СИ) - Тарасов Ник - Страница 19

Мужики загудели одобрительно, но безропотно разбрелись по двору. Илья же сверкнул улыбкой и умчался в сторону своего дома, перепрыгивая на ходу завалившуюся часть забора, словно мальчишка. А остальные взялись за топоры, молотки, кто-то взял пилу — работа закипела с новой силой.

— Егор Андреевич, а некоторые бревна придется все же заменить. Мы то подлатали, но на зиму нужно будет основательно перебрать, а то холодно в избе будет.

Игнат Силыч, который все смотрел на расстоянии от нас на коптильню, все же не смог, чтоб последнее слово осталось не за ним, покачал головой и сказал:

— Дерево-то, барин, лучше осенью заготавливать, поздней, когда сок из стволов убудет. А зимой выморозить хорошенько — тогда и крепче будет, и надёжнее. Не то что эта весенняя древесина — она мягкая, быстро гниёт.

— Это понятно, — кивнул я, мысленно всё-таки прикидывая, как бы организовать лесопилку. — Осенью заготовим, куда без этого? А пока нужно хоть как-то до ума довести, а то сквозняки гуляют — одеял не напасёшься.

К вечеру изба выглядела уже гораздо приличнее. Крыша скорее всео не потечёт при первом же дожде. Да и ставни с дверями не грозили упасть на голову в самый неподходящий момент. Даже окна удалось подправить — вставили новые рамы взамен прогнивших.

Я махнул рукой мужикам, приглашая к столу, выложив на него копчёную рыбу — золотистую, с лёгким дымным ароматом, который заставлял течь слюнки. Окуни и плотва, аккуратно разложенные на больших деревянных блюдах, поблескивали кожей, приобретшей благородный медный оттенок.

Илья к этому времени уже притащил бочонок литров на двадцать, который тоже поставили на стол. Когда его открыли, разнёсся терпкий запах пива — тёмного, густого, которое пенилось, как в самых элитных пабах моего времени. Разлили по глиняным кружкам, и я подставил свою, чтобы чокнуться. Все меня поддержали, но видно было, что чокаться с барином для них в новинку.

— Ну, за обновленную избу! За дело! — сказал я просто вслух, разламывая окуня и приглашая мужиков к рыбе.

И тут началось нечто удивительное.

— Матушки мои! — выдохнул один из них. — Да что ж это такое-то!

Мясо действительно таяло во рту с лёгкой солоноватостью и приятным привкусом дыма. Копчение получилось идеальным — рыба пропиталась ароматом, но не пересохла, оставаясь сочной и нежной.

— Барин, да откуда ж у вас такое умение? — спросил Игнат Силыч, уже тянясь за вторым куском. — Отродясь такой рыбы не едал!

Остальные мужики сначала робели, но тоже принялись за еду. И началось настоящее восхищение. Один за другим они пробовали копчёную рыбу и у каждого на лице отражалось одинаковое удивление и восторг.

— Господи помилуй, да она ж как мёд! — причмокивал губами Степан. — И солёная в меру, и дымком пахнет так, что аж сердце радуется!

— А мякоть-то какая — от костей сама отходит! — добавил Митяй, аккуратно разбирая рыбу на филе. — Не то что наша вяленая — ту ещё попробуй разгрызи.

Они запивали рыбу домашним пивом, и это сочетание оказалось поистине волшебным. Терпкость напитка прекрасно оттеняла нежный вкус копчёности, а лёгкий хмельной аромат сливался с дымными нотками в единую симфонию вкуса.

— Вот так-то, мужики! — воскликнул Илья, утирая пену с усов. — Живём, как цари! И рыба царская, и пиво моё — первый сорт!

— Да уж, Илья, пиво у тебя знатное, — согласился я, отхлебывая из кружки. — А рыбка эта пусть будет у нас теперь постоянно на столе. Научу вас всех коптить — дело нехитрое, а радости сколько!

Мужики переглядывались, всё ещё не веря своему счастью. Для них это был настоящий пир — такой еды они, видимо, отродясь не едали. Каждый кусочек смаковали, каждый глоток пива ценили, словно это было дорогое вино из барских погребов.

Степан, жуя, аж зажмурился от удовольствия — видно было, как каждый кусочек рыбы просто таял у него во рту. Лицо его выражало такое блаженство, что словами не передать.

— Во, барин, это ж… как на ярмарке в Туле! — выдал он, старательно вытирая пену с усов рукавом рубахи. — Нежная зараза, и с дымком таким… будто сама природа её приправила!

Тут Илья, как бы спохватившись и глядя на меня с нескрываемым любопытством, наклонился вперёд:

— Барин, а… расскажи нам, что это за хитрость такая? Как это выдумал так рыбу-то делать? Мы тут всю жизнь коптим, а такого вкуса отродясь не видывали!

Я хмыкнул, отхлебнул пива и принялся рассказывать. Мужики расселись поплотнее, словно дети у костра, ожидающие сказку.

— Дело-то простое, — начал я, жестикулируя руками. — Мастерил коптильню специальную. Коробку вон из досок сделал. Так то лучше железную, чтоб на много раз хватило. Угли снизу, а сверху — решётка из лозы. Вон Митяй сделал, золотые руки у парня, скажу я вам. Сырую щепу на угли, а рыбу — на решётку, потом крышку закрыл плотно, чтоб дым не уходил попусту. Вот и все, собственно.

Тут Митяй еще вспомнил.

— А вы туда посмотрите — боярин часы солнечные сделал, так, чтоб время засечь правильное, чтоб рыба была готова и не сгорела.

Мужики слушали, развесив уши, будто я им про заморские паровозы рассказывал или про полёты на воздушных шарах. Каждое слово ловили, переглядывались между собой с удивлением. Игнат даже брови приподнял — что для него было равносильно бурным овациям.

— И тут главное, — продолжал я, входя во вкус, — температуру держать правильную. Не слишком жарко, а то пересушишь, не слишком холодно — не прокоптится как следует. Минут сорок или час — в зависимости от жара и величины рыбы и готово дело! Горячее копчение это называется, — закончил я, откусывая очередной кусок золотистой рыбы. — Быстро, вкусно, и сразу же можно есть. А не так, как вы тут привыкли — неделями в коптильне держать.

— Да, мы только по осени да на холодном дыму делаем! — сказал Степан, глядя на коптильню уже с неподдельным уважением, словно на чудо техники. — Надо и нам попробовать такую сварганить. Жёны обрадуются — не нужно будет ждать до холодов, чтоб рыбкой полакомиться.

Я кивнул:

— Надо, конечно, чё ж нет то! — ответил я, пряча довольную улыбку за кружкой пива.

А про себя же думал, что если раздобыть где металла побольше, какой-то хоть сыромятины железной, так и буржуйку можно сделать. Всё быстрее будет нагреваться дом от неё, чем от печи, что дымит половину топлива в трубу. Да и дров меньше уйдёт.

На следующее утро, едва я успел умыться ледяной водой из колодца, ко мне, топая сапогами по росистой траве, примчался Илья. Лицо его было серьёзным, но в глазах мелькала некая надежда на понимание — словно он уже заранее представлял благополучный исход того разговора, который собирался затеять.

Кивнув и слегка поклонившись, он начал слегка нервно теребить край рубахи пальцами:

— Барин, доброго утра. Я что хотел вас спросить…

— Да давай уже говори, чего пришёл-то с утра пораньше? — перебил я его, вытирая лицо грубым полотенцем.

— У меня это… в соседней деревне, в Липовке, брат живёт — Пётр с семьёй. — Илья явно мучился, подбирая слова. — А староста там… жаднюга, каких свет не видывал! Всех зажимает. Оброк дерёт, как с живого кожу. Пётр хочет уйти вместе с семьёй, да некуда. Боится старосту — боярину, батюшке вашему, донесёт. Да какие-то долги на него приплетёт, тот его точно на каторгу за это зашлёт.

Илья говорил торопливо, будто боялся, что я передумаю его слушать. Руки его даже тряслись, и я понял — дело серьёзное. Не просто так крестьянин решается обратиться к барину с такой просьбой.

Я хмыкнул, прикидывая в уме. Каторга, конечно, не курорт, но и Уваровка далеко не Сочи. Зато тут я барин, а значит, могу вертеть делами как хочу. А с батенькой как-нибудь разберусь — да и, собственно, разбираться не придется — все-таки я в ссылке. По крайней мере, пока не пришлёт своего человека проверять, никто про Егора Воронцова и не вспомнит. Эта мысль согревала лучше утреннего чая, которого, кстати, очень даже не хватало. Нужно обдумать этот вопрос.

— Ну что ж, давай съездим, — сказал я, хлопнув Илью по плечу. Крестьянин аж подпрыгнул от неожиданности. — Разберёмся с их старостой. Попробуем к себе сюда забрать, а избу уж как-нибудь поможешь ему сколотить. А пока, пусть у вас жить будет.