Крушитель (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович - Страница 35

Только тогда были шутки. Черно-красная аура, рванувшая от его внука бурными клочьями, была не тем, от чего можно спастись прыжком и очистителем. Она была самой смертью. Пусть дрянь, прекрасно видимая в воздухе, не коснулась застывшего старика, но вот духом от неё, жестким ледяным духом смерти, его окатило с ног до головы.

Затем, не успел он хоть немного прийти в себя, появился огонь. Воздух вокруг Акиры, пусть здорового как шкаф, пусть сурового, пусть серьезного, но вполне земного парня, загорелся, стреляя во все стороны языками пламени. Кулаки стоящего прямо внука объяли молнии, а глаза загорелись натуральным багровым светом преисподней. За несколько секунд, смертный стал похож на самого Эмму О, решившего выбраться из Ада по какой-либо надобности. А затем… Акира слегка встряхнулся. Аура, таившаяся черными клочьями по бокам от бушующего пламени растворилась, само оно погасло с отчетливым хлопком, молнии исчезли с легким треском, а глаза попросту погасли, став самыми обычными.

— Внутри нас, дед, — тоном, как будто ничего не произошло, продолжил этот… тип, — сидит обезьяна. Тупая, самодовольная и ленивая. Она не верит в пулю или нож, а хочет верить только в себя. Чтобы она стояла такая, изрыгая пламя и искры, а другие обезьяны, хуже, слабее и глупее, поклонялись ей, восхищались, завидовали. Пресмыкались. Понимаешь? Эти огоньки — сплошная глупость.

Хиро понимал, о чем говорит его внук. Он был с ним совершенно согласен, всё-таки не раз, не два слышал о «надевших черное», нарвавшихся на пулю или нож. Всякое в жизни бывает. Тем не менее, образ полубога, только что долбивший его в глаза и по нервам…

— Смотри, оджи-сан, — тень Акиры, садящегося рядом, накрыла старого якудзу на секунду, а затем он увидел перед собой большую, как лопата, ладонь внука, — Смотри на настоящую силу.

На ладони возникла фигурка Эны. Точь-в-точь как она, в платьице, смешливо улыбающаяся. Хлоп! И фигурка меняется. Эна становится… толще. Щеки появляются, прямо как у хомяка, от глаз остаются одни щелочки, ручки становятся пухлые, как у младенца. Хиро не выдерживает, прыскает от смеха. В глотке жжет, он понимает, что всё это время задерживал дыхание с полными легкими табачного дыма. Судорожно кашляет. Ладони перед ним уже нет, она на его спине, от руки Кирью идёт легкое тепло.

Старик чувствует, как ему становится легче. Как будто снова пятьдесят. Он удивленно моргает.

— Нет никакой особой силы, — слышит он голос своего необыкновенного внука, — Нет никаких особенных людей. Это лишь энергия, причем весьма бестолковая. Нет никакого Пути, никаких истин, никакой мистики. Наш старик знал об этом.

…Знал…? Сказанное выбивает остатки почвы из-под ног (или зада) бывшего оябуна.

— Ну или не знал, а догадывался, — невозмутимо пожимает плечами внук, — Сто тридцать лет, всё-таки. Поэтому он так отчаянно играл в «Громового Кулака», Горо Кирью.

Сидит спокойно, подумал Хиро, вытаскивая новую сигарету и бросая на младшего родственника взгляд искоса. Показал чудеса, объяснил, что они бред собачий, и всё. А…

— Вот почему Горо тебя так невзлюбил! — неожиданно догадался старик, — Ты рушил его сказку!

— Просто не играл по общим правилам, — тут же был дан ему ответ, — А зачем? Это глупость.

Для тебя глупость, хотел проворчать Конго, для молодого, гениального, здорового. Перед которым открыты все пути. Еще бы! А для кого-то это жизнь.

Хотел проворчать… но вспомнил. О том, что предстоит ему, Хиро, и что готовит сам Акира. Себе и… остальным.

— Ладно, — вздохнул он, — Не будем о старике. Надеюсь, что он возьмется за ум, когда отойдет от твоих тумаков. Ты не за этим пришел, не за этим меня искал. Я… договорился. В Киото будет все так, как тебе надо. Но… ты уверен?

— Я зря тебе сейчас показывал разное, оджи-сан? — почти лукавый вопрос от вечно твердокаменного внука заставил Хиро в очередной раз поперхнуться.

— Я волнуюсь за тебя, дурачьё! — выперхнул он, утирая рот, — И за… за… кха… за семью…

Последнее он произнес так тихо, что его не смог бы не услышать никто кроме внука.

— За них не переживай, они сильные, — заявил Акира, а затем, подумав, добавил, — и нищие.

— Что⁈

— Вот, — из внутреннего кармана внук добыл толстую пачку купюр высокого номинала и всучил вновь кашляющему деду, — Когда отец с матерью обнаружат… свою несостоятельность, выручи их, пожалуйста.

— Ты! Негодник! — каркал давящийся Хиро, сидя как дурак с сигаретой и пачкой деньжищ, — Дурак! Дурачье!

А потом он вообще подавился, увидев на губах человека-скалы слабую улыбку.

///

Ф-фффууууффххх!

Выбравшись на задний двор, Асуми Хиракава с огромным удовольствием втянула полной грудью прохладный вечерний воздух. Хорошо!! Очень хорошо! Сейчас бы под душ, но времени нет, эта мелкая демоница успокоится, только если совсем упреет за барабанами или… потрахается. Но последнее Эне не светит, тут Акира строг неимоверно — никакого разврата в доме, точка. Если младшим хочется, то пусть организуют свое лежбище!

Ну и пофигу, выдержим!

Дышать было хорошо, дышать было очень приятно. С тех пор, как Акира с ней что-то намудрил, девушке было постоянно жарко. Ночью она лезла обнимать прохладную Ману, та начинала потеть, после чего как-то ловко выкручивалась, и вместо себя подсовывала мужа. Тот лежал обычно неподвижно, весь такой здоровый, но чуть менее прохладный, поэтому Асуми то и дело влезала на него целиком, а там смачивала своим потом совсем не впитывающего Акиру, ну и… соскальзывала обратно. Такие себе развлечения.

Но постепенно привыкала, да. Грех жаловаться. Она стала сильнее. Гораздо сильнее! Это было хорошо, но, тем не менее, от любых усилий Асуми тут же становилась мокрой мышью! Белое не поносить, обтягивающее не понадевать! Всё сразу видно!

— Асуми! Где ты там⁈ — голос мелкой демоницы, застоявшейся дома, пробудил непроизвольные мурашки по спине.

— Сейчас приду! — гаркнула в ответ хафу, но вместо того, чтобы бежать и орать в микрофон далее, она спустилась с небольшого крыльца и принялась прохаживаться по узкой и вытянутой территории позади дома. Надо было немного сбросить пар. Всё-таки, вот так сидишь-сидишь, а потом — Эна! И всё, шум, гам, крики, вопли…!

Бедствие, а не девушка. Взрывной абрикос. Эны не бывает мало, она заполняет всё пространство, занимает все мысли и лишает малейшей возможности производить мысли самой!

Ой!

Пятка Асуми неожиданно провалилась сквозь землю по самую задницу, вынудив девушку опереться на колено второй ноги, которая, к счастью, никуда не собиралась. Вышло не очень, потому что нога, проткнувшая твердь земную, вошла глубоко, вынуждая Асуми встать в раскоряку, благодаря небеса за выбор одежды в виде легкомысленной маечки и шортиков, которые оказались не запачканы. Хиракава даже обрадовалась на секунду — повод принять душ!

А затем её провалившуюся ногу поцеловали. Навалились всем весом, а затем прислонились лицом к ляжке! Она прекрасно почувствовала нос, губы, брови эти волосатые!!!

Сказать, что Асуми Хиракава, достойная дочь своих далеко не однозначных родителей, охренела… было нельзя. Синеглазая прекрасно знала, что Акира далеко не ангел, вот вообще ни разу, настолько, что ему зарыть труп у себя на заднем дворе — ну совсем ничего не будет стоить! Поэтому, если бы сейчас ляжку хафу лобзал труп, то она бы собрала нервы в кулак, достала бы ногу, а потом, наедине, в спальне, шепотом, устроила бы своему спутнику жизни (и его жене!) разнос!

Однако, губы были теплыми.

Асуми застыла, как доской по голове ударенная, в странной своей раскоряке, с ногой под землей, которую кто-то то ли целовал, то ли просто дышал, привалившись вплотную. Хафу испытывала сильное желание описаться, но так, как в последнее время она много (очень много!) потела, то походы в туалет по-маленькому стали редкостью. В результате просто получился очень сложный момент в жизни одной юной и подающей ну очень много надежд звезды (будущей!) экранов.