Курсант Сенька (СИ) - Ангор Дмитрий - Страница 4

— Если сказал, то делай! — поторопил я его.

Он ухмыльнулся и двинулся на меня вместе с Жекой, а конопатый выдал.

— Ну чё, Сенька, щас мы тебе бока намнём, чтоб не умничал!

В прошлой жизни я бы просто развернулся и ушёл. Но тут, в теле семнадцатилетнего пацана, кровь закипела — к тому же мы с ними одного возраста. Да и нельзя в деревне слабину показывать — заклюют.

— Ребят, вы чего? Двое на одного? — я отступил на шаг, принимая стойку. Тело само вспомнило — левая нога чуть вперёд, вес на носках, кулаки прикрывают лицо.

— Гляди-ка, Жека, он, похоже, сам уже струсил! — Кирилл замахнулся своей лапищей.

Удар пошёл широкий, деревенский — я его за версту увидел. Нырнул под руку и тут же коротким джебом в солнечное сплетение. Результат не заставил себя ждать — Кирилл охнул и согнулся пополам.

— Ты чё творишь⁈ — Жека кинулся на меня, размахивая руками, словно ветряная мельница.

Я сделал шаг в сторону, пропуская его мимо себя, и легонько подтолкнул в спину. Жека, не ожидавший такого манёвра, полетел лицом прямо в траву.

— Ах ты, гад! — Кирилл уже отдышался и снова ринулся на меня.

На этот раз он замахнулся правой, но я поставил блок и провёл классическую двойку — левой в корпус, правой в челюсть.

Не в полную силу, конечно, но Кирилл всё равно осел на землю, глядя на меня ошарашенными глазами.

— Ты где так научился? — прохрипел он, держась за челюсть.

Жека тем временем поднялся и был взбешён до предела.

— Убью, гад!

Он бросился на меня сзади, но я развернулся и встретил его апперкотом. Глаза его закатились, и он снова рухнул на траву.

— Слушай, Кирилл, — я подошёл к его товарищу, протягивая руку, — хватит глупостями заниматься. Воровство — путь в никуда. Так и загубите свои жизни, парни. Вон, в колхозе работы полно, платят прилично.

Кирилл смотрел на меня с недоумением, но руку не принял и поднялся сам. Я же просто пожал плечами и побрёл домой, как ни в чём не бывало. Странная штука — жизнь… Вроде и не стремился я снова стать молодым, а вот поди ж ты — и силы есть, и опыт прошлой жизни при мне. Может, в этот раз всё сложится иначе?

Ноги сами привели меня к дому. Захожу в нашу избу, а там всё как прежде (воспоминания всплывали на ходу) — половицы скрипят, печка пышет жаром. Мать у стола картошку чистит, руки в земле, фартук застиранный, но опрятный. На стене — ковёр с оленями, гордость семьи, батя его купил, когда премию на ферме получил. Рядом — телевизор «Рубин-714», самодельная антенна из проволоки торчит, а на нём фотокарточка, где я ещё мальчишкой в пионерском галстуке.

Изба наша — небогатая, но добротная. Две комнаты да кухня. Во дворе — стайки со скотиной, баня по-чёрному, огород соток пятнадцать. Живём как все в нашей Берёзовке. Только я порог переступил, а батя уже тут как тут. Здоровый, словно медведь, в майке-алкоголичке, руки в мозолях, на плече полотенце.

— Явился, голубчик! — гаркнул он. — Где пропадал до сих пор? У Витьки Косого небось опять в шашки резался?

— Да я это… на речке был, — мямлю я, ещё не привыкнув к своему новому отцу в этой жизни.

— На речке он был! — передразнил батя. — А в стайке кто управляться будет? Свиньи не кормлены, корова мычит! Скоро в училище поедешь, а с хозяйством справляться не научился!

— Не кричи ты на него, Пётр, — вступилась за меня мать в белом платочке. — Сейчас поест и пойдёт.

— Какое поест⁈ — батя аж побагровел. — Сначала дело, потом еда! Не соберём его в дорогу, если так дальше пойдёт.

Я стою как громом поражённый. Военное училище? Опять⁈ В прошлой жизни отец тоже меня в военное пихал. И что теперь? Я здесь, в восьмидесятых, и всё по новой?

— Иди давай, не стой столбом! — подтолкнул меня батя к двери.

Выхожу во двор, а в голове мысли роятся — «Это что, карма такая? В прошлый раз военное было, а теперь снова туда? Может, это знак какой?» Черт! Я с досады пнул землю. Какая-то злая ирония судьбы!

Хотя, что толку злиться… Раз уж так складывается, надо готовиться! С сегодняшнего дня начну тренировки, чтобы нарастить мышечную массу. Ну а пока…

Я машинально захожу в стайку, а там вонь — хоть топор вешай! Свиньи хрюкают, навоз горой. Хватаю вилы, начинаю чистить. Потом завариваю корм, разливаю воду по корытам. Тело помнило, что делать и где что брать. Но только повернулся к выходу — наш козёл Снежок шмыгнул под ноги! Я на навозную кучу — бултых! Лежу весь перемазанный, а козёл стоит, бородой трясёт, словно насмехается, паршивец!

— У, рогатый чёрт! — прикрикнул я. Да уж — здесь мне не ринг, тут соперники похитрее будут.

Кое-как отчистился и поплёлся в другую стайку. Мама уже там, ловко доила корову, и молоко звонко струилось в алюминиевый подойник.

— Сенька, — говорит она мне, — ты телятам молока отнеси, да кошкам плесни в блюдце.

Я всё сделал, как велела — накормил всю живность. Притомился немного, но впереди ещё тренировка — откладывать нельзя, раз через месяц поступление. Выбежал за околицу, где никто не увидит, и давай отжиматься. Раз, два, три… На тридцатом задохнулся. Потом приседания, потом бег вокруг деревни. Вернулся домой уже в сумерках, взмокший, но довольный. За стол сел — и давай мясо уплетать. Картошку, хлеб — всё подчистую смёл. Батя с матерью переглядываются.

— Ты чего это как волк голодный? — удивляется мать. — Будто неделю не кормили!

— Растёт парень, — хмыкает батя. — В военном-то кормить будут похуже нашего.

А что я сделаю? Мне белок нужен для мышц, и как бы там ни питался раньше Сенька, я теперь после тренировок буду мясо уминать за обе щеки. После ужина забрался в свою комнатушку. Кровать железная с панцирной сеткой, на стене — плакат с Высоцким и вырезка из «Советского спорта» про боксёра Валерия Попенченко. На тумбочке — старенький приёмник «Океан-209», книжка «Как закалялась сталь» и фотография нашего класса. А в углу гантели самодельные из металлических блинов, запылённые от долгого бездействия. Но с завтрашнего дня они без дела валяться не будут…

Лёг на кровать, а пружины взвыли, как безумные. Смотрю в потолок и думаю — «Ну, держись, училище! Я снова дойду до конца и, может, тогда узнаю, почему именно военное…»

И только глаза прикрыл — ночь пролетела, как миг. Петухи разорались, словно на пожар. Я подскочил с кровати, аж пружины взвизгнули. Глянул в окошко — солнце только-только из-за леса выглядывает, а уже светло. Эх, благодать! Потянулся сладко и решил — пора! Нечего валяться колодой, когда такое утро!

Натянул старые треники болоньевые с вытянутыми коленками, майку-алкоголичку и выскочил во двор. Роса под босыми ногами — холодная, аж зубы сводит, но это же закалка! Побежал вдоль околицы, мимо покосившихся заборов, мимо палисадников с пышными георгинами. Бабка Нюра уже с эмалированным ведром у водоколонки стояла, заметила меня.

— Ты чего, как оглашенный, носишься спозаранку?

— Тренируюсь, баб Нюр! — крикнул я на бегу, не останавливаясь.

— Чего это? Чтобы с яблоками быстрее удирать? — усмехнулась она.

— Я не воришка, баб Нюр! Я для поступления в военное готовлюсь, — бросил на ходу и помчался дальше.

Обежал деревню по кругу — три километра, не меньше. Вернулся во двор, весь взмокший, но довольный. А потом, как и обещал себе, достал гантели и начал качаться. Жим, разводка, бицепс — всё как в журнале «Физкультура и спорт» показывали.

Затем отжимания — пятьдесят раз без передышки. И приседаний сотню отбарабанил. После устроил «бой с тенью» — прямо как Валерий Попенченко на Олимпиаде в Токио. Левой, правой, нырок, уклон! Апперкот, джеб, хук! Чувствую — пот градом льётся, майка хоть выжимай, но это всё для дела!

А в этот момент из дома выглянула мать и всплеснула руками.

— Сенька, ты чего как конь взмыленный? Иди, помоги лучше со скотиной управиться!

Делать нечего — побежал в стайку. Корова Зорька мычит, дойку просит. Свинья Машка в загородке хрюкает, курицы квохчут. Обо всех позаботиться надо, чтобы было что к столу подать. Я быстро управился — коровку подоил, свиней накормил, курам пшена насыпал. Впервые, кстати, всем этим занимался, но получалось неплохо благодаря опыту и воспоминаниям этого самого Сеньки.