Изъ Москвы с любовью. Том 2 (СИ) - Кусков Сергей Анатольевич - Страница 15

Так что через чуть более, чем полтора часа, Шуйские отсюда свалили. Решив все-все проблемы, даже те, которые я с себя не снимал и которые решать был готов. А я остался. Без состава преступления. Без заявлений потерпевших. Без свидетельских, что я — шкодник, показаний. Без любого маломальски внятного обоснования. Просто потому что!

— Парень, мы не знаем, кто ты. Документов нет. Пусть из дома кто-то приедет и заберёт тебя из взрослых.

Шикарный обоснуй? Вот и я про то же. Так они меня и переиграли. «Да, не должен тут сидеть, но сидеть будешь — отдадим тебя дееспособным, ты малолетка». Учитывая, что я под полным колпаком дружины, и околоток на «Красных рядах» ввиду стратегического расположения если не её филиал, то очень-очень дружественная контора, качать права бессмысленно. Ну правда, вернут меня в Кремль, а дальше? Захочу сбежать? Разумеется. Держать там, не пускать? А я начну чудить и снова шкодить. Оно начкару в отсутствии Настасьи Ольговны и принцесс надо? А так она как бы не при чём — я закон и порядок нарушил? Спокойствие обывателей в общественном месте потревожил? Вот посижу в страже, не облысеют, поохраняют меня. И на них стрелки — они плохие, не пускали, а мы, дружина, белые и пушистые.

Аля, разумеется, ушла домой (кое-кто вообще-то на работе), и она девушка подневольная — я без претензий. А мои охранницы, видимо, паслись где-то за пределами околотка, не мозоля глаза. И я связи с внешним миром вообще не имел. Позвонил бы в кремль дежурной — да номера не знаю, а спрашивать не захотел. Впрочем, в кремле прекрасно знают и где я, и удалённо мониторят — не поверю, что это может быть не так, сам кремль тут через площадь. Так что переживать мне не о чем. А потому я сразу напросился на чай, коим меня через брюзжание, но угостили, и начал культурную развлекательную программу — ибо скучно сидеть просто так. Песни, байки, анекдоты, снова песни. Народу зашло! И даже Шуйским, которые тут «договаривались» и внимательно меня слушали, бросая ОЧЕНЬ косые взгляды — словно чуму в пятнадцатом веке увидели.

— А вот ещё анекдот рассказать могу. Пришла как-то монашка к царице…

Меня даже в «комнату отдыха» не посадили — в отличие от тёзки. Это такое местное комфортабельное КПЗ. Ибо повторюсь, нет состава преступления — нет преступления, а значит я не преступник. Сижу тут, в охраняемой зоне, рядом с их святая святых, рабочими столами, где сотрудницы бумажки заполняют, и гоняю чаи. Всем бы так в тюрьме сидеть!

— Леопольд, а мне сестрица на смену оладьев с утра напекла. Составишь компанию? — А это зашла ещё одна местная, инспектор патрульно-постовой, она не сидит тут, а бегает туда-сюда, решает вопросы.

— О, по оладьям я всегда за, тёть Люд! — расплылся я в улыбке. Конечно, домашняя выпечка всегда лучше магазинного печенья. — Я скоро специалистом по ним стану. Говорят, я недавно ел оладьи, которые сама патриарх делала! Если не врут, конечно.

— Патриарх. Скажешь тоже! — усмехнулась тётьТаня. Она из тех, кто не в курсе.

— А я слышала, она неплохо печёт. Вообще, в целом. И до пострига считалась одной из самых-самых в этом деле, во всяком случае, среди аристократии. — А это тётьОксана — она в курсе, глазки хитро бегают.

— А чего она не баба что ли? — поддержала тётьСвета. — Я думаю, она, как и все мы. И когда дела сделает, так же месит тесто, и… Оладьи там, блины… — Госпожа инспектор мечтательно вздохнула.

Вот такие они, суровые стражницы-полицейские в одном из проблемных мест — самом «блатном» торговом центре столицы. Нет, не думайте, у каждой звание, дубинка и табельник, и тому же Шуйскому за длинный язык мигом прилетело. Но если с ними по-человечески, и суровые «госпожи инспекторы» мигом превращаются в «тётьЛюду, тётьСвету и тётьОксану». А может это я такой няшный и харизматичный? Мне всего четырнадцать, на взрослого не тяну, вот и разбудил в них материнский инстинкт? Да и сам по себе я крайне позитивный юноша (надеюсь)!

В приёмной, или, как оно тут называется, в зале ожидания послышался шум, и тётьЛюда сорвалась туда, только-только выложив передо мной на тарелку оладики от сестрицы. Сестрица — это другая жена твоего мужа. Если между сестрицами мир — счастье в такой семье. Но иногда там бывают тихие войны, превращающие жизнь семьи в адский адъ. Хотя чаще люди уживаются, и всячески помогают друг другу и поддерживают. Мир такой, за четыреста лет новые правила жизни в нём въелись в подкорку, и многожёнство иначе, как нормальным, никто не воспринимает, и даже в счастливой семье первая жена постепенно начнёт задавать вопросы: «А кого мы ещё себе возьмём, дорогой?» Женщины сильнее мужчин, работают на ответственных работах, но и рожают они, и инстинкт материнский никуда не делся… А потому кому-то надо сидеть дома, пока остальные вкалывают, и одной супруги в семьях реально мало.

Ну, голоса — голосами, а оладьи передо мной, а где чай я уже знал — чашки четыре выпил, пока тут кантуюсь. Но тональность общения в зоне ожидания поднялась до повышенной. Однако не на тех напали — это всё же отделение полиции, его так просто с наскока не взять. А я подозревал, кто это мог быть. Ага, Саша-то, балбес, тю-тю! Забрали его! А значит, на служивых можно и понаезжать. Но был уверен, что Шуйские умнее, и такой косяк пороть не будут точно.

Ошибся. Госпожа инспектор вернулась с женщиной, на вид чуть меньше сорока, в роскошном вечернем платье и лёгкой меховой накидке из тех, что для статуса, а не тепла.

— Леопольд, это к тебе. И я рекомендую сдерживать эмоции.

Само собой, раз у меня нет документов, я представился как Леопольд — чего менять коней на переправе и образ перед тюрьмой? И даже пару словечек шпрейханул, чтобы убедить, что немец. Поверили.

— Тёть Люд, я само безбрежное спокойствие! — отсалютовал я оладушком. Неплохо, но у крёстной стократ лучше. Не в обиду служивой и её сестрице, просто матушка патриарх — реально крутая тётка! А у крутых тёток всё крутое, даже оладьи с блинами — как иначе?

— Тогда пойдём, провожу — поговорите, — махнула она: «Иди за мной».

— Вон тряпка, вытри, — указали мне девчонки на полотенце в углу. — Мы постираем.

Вытерев жирные пальцы об указанный гаджет (вода только в туалете, туалет в конце коридора, идти неохота — ждут), последовал за инспектором и дамой. Прошли мы чуть дальше «комнат отдыха» — их тут четыре, все на безрыбье стоят пустые, только хромовые решетки блестят. Она открыла отдельный изолированный кабинет с тяжёлой дверью, и впустила туда вначале боярыню, затем вошла сама.

— Ого! А это допросная? — принялся я изучать местность. — У вас и такое есть?

— Конечно. Это же участок стражи. Тут всё есть. Конечно, торговый центр, работа со своей спецификой, но иногда попадаются воришки разные, или дебоширы — где с ними беседу проводить?

Логично, не подумал.

— Вы присаживайтесь, а я постою, — указала она нам на единственный в помещении стол без ничего. Вообще без ничего. И один из стульев прикручен к полу.

— А можно мне на место преступника? — загорелись у меня глаза. — Когда я ещё там посижу? Это с той стороны, да? А наручники наденете?

— В другой раз — обязательно! — пообещала стражница, а я тем временем развалился в неудобном (кто б сомневался), ибо со всех сторон давило, кресле.

— А может всё же получится наедине? — повернулась к инспектору боярыня.

— Не положено! — прозвучал стандартный ответ. — Или так, или попрошу покинуть территорию участка. Ваш сын уже отпущен за отсутствием.

ТётьЛюда сглотнула — ей, как и всем, перепало сегодня от щедрот боярских ой как немало. Но ощущение неправильности не давало расслабиться — оставался я, царевич, который мог сдать их высшей инстанции. Они хотели в меня верить, но всё равно боялись. Ибо будь на моём месте упырь вроде Саши Шуйского — им кранты, обязательно бы подставил, а просто из вредности. И таких, как он, видимо, очень и очень много, и ей, работающей с человеческим дерьмом, это лучше всех известно.

— Александр… Могу я называть тебя Александр? — обратилась боярыня ко мне, кряхтя и садясь на место следователя/дознавателя. Стражница встала ближе к двери, сложив руки перед грудью.