Нейтронный Алхимик: Консолидация - Гамильтон Питер Ф. - Страница 108

— Корпус пробит в четырех местах, — доложил Двайер, как только смолкла сирена. Из новых апостолов Квинна он был самым ревностным — бывший толкач «черных» программ-стимуляторов, убитый в двадцать три года более прытким и деловитым соперником. Злоба и безжалостность делали его идеальным соратником. Он даже слышал о сектах и порой вел с ними дела. — Ослаблено еще шесть блоков.

— Что за хрень? — поинтересовался Квинн. — По нам что, стреляли?

— Нет, — ответил Баджан. — Нельзя прыгать с выдвинутыми сенсорами. Любое тело, попавшее в искажающее поле, схлопывается. К счастью, зона схлопывания очень узкая, всего пара микронов, но она охватывает весь корпус. И все атомы, попавшие в нее, превращаются в энергию. Большая часть выбрасывается наружу, но часть оказывается замкнутой в границах поля и повреждает корпус. Это с нами и случилось.

— Насколько серьезные повреждения?

— Только вспомогательные системы, — отозвался Двайер. — И мы теряем, кажется, азот.

— Проклятие! А что узлы? Сможем мы прыгнуть снова?

— Два вышли из строя, еще три повреждены, но у них большой запас прочности. Думаю, прыгать можем.

— Хорошо. Компьютер — прыжок на три световых года.

Баджан подавил невольный протест, но вспышку раздражения скрыть был не в силах. Квинн ощущал ее без помощи слов.

— Компьютер — прыжок на половину светогода.

Осветительные панели замерцали, готовые погаснуть вовсе.

— Хватит, — приказал Квинн, когда тусклый красный свет вновь разгорелся. — А теперь мне нужны данные с оптических сенсоров на экранах, немедля. Я хочу знать, где мы и не преследуют ли нас. Двайер, займись поврежденными системами.

— Мы выдержим, Квинн? — спросил Лоуренс. Даже энергистика не могла скрыть выступивший на его бледном лбу пот.

— Конечно. Теперь заткни хавальник и дай подумать.

Он неторопливо отстегнул ремни, прижимавшие его к ложу, и, цепляясь за липучки, перебрался на цыпочках к ложу Баджана. Сутана взвихрилась, точно заколдованный дым, надвигаясь на чело Квинна капюшоном, скрывшим в тени все лицо.

— Что такое, — спросил он злобным шепотом, — код РБК?

— Я не знаю, Квинн, честно! — пробормотал напуганный Баджан.

— Я это понял, долбак. Зато знает капитан. Выясни!

— Конечно, Квинн, конечно… — Он закрыл глаза, сосредоточиваясь на рассудке прежнего хозяина тела, самой страшной мукой, какую только мог вообразить, принуждая его выдать информацию.

— Это разрешительный код боевых кораблей, — буркнул Баджан наконец.

— Продолжай, — прошелестел голос из-под капюшона.

— Любой военный корабль, входящий в околоземное пространство, должен иметь такой код. У них столько промышленности на орбите, столько населенных астероидов, что они страшно боятся ущерба, который может нанести даже один вражеский корабль. Так что капитанам всех судов конфедеративного флота выдается код РБК, который подтверждает, что им законом разрешено нести на борту оружие и что они выполняют официальную миссию. Это защита против захвата судов.

— Безусловно, — проговорил Квинн. — Но она не должна была сработать. С нами — не должна. Тебе следовало знать.

Никто из находившихся в рубке не повернул к Баджану головы — все вдруг стали по уши заняты ремонтом. Квинн высился над капитаном, точно огромный стервятник.

— Этот Мауер, он крепкая скотина, Квинн. Он меня обманул, вот и все. Он у меня поплатится за это, клянусь. Брат Божий будет гордиться мной, когда я спущу на него своего змия.

— Не стоит, — добродушно ответил Квинн. Баджан еле слышно всхлипнул от облегчения.

— Я сам прослежу за его страданиями.

— Но… как?

В абсолютной тишине отчетливо послышался смешок Лоуренса Диллона.

— Оставь, Баджан, ублюдочек, — приказал Квинн. — Ты подвел меня.

— Оставить? Оставить что?

— Тело, которым я тебя одарил. Ты его не заслуживаешь.

— Не-ет! — взвыл Баджан.

— Сгинь. Или я запихну тебя в ноль-тау.

С прощальным всхлипом Баджан позволил себе обрушиться в бездну, теряя сладостный поток ощущений. Душа его еще выла от муки, когда переполненная пустота сомкнулась вокруг нее.

Гуртан Мауер слабо кашлянул, дрожа всем телом. Из одного кошмара он попал в другой. Рубка «Танту» превратилась в древнюю гробницу, где продукты высоких технологий торчали чужеродными элементами из резного эбенового дерева. У его ложа стоял монах в угольно-черной рясе. Слабые алые отблески вырывали из тьмы под широким капюшоном контур гипсово-бледного лика. На груди монаха свисало с серебряной цепи перевернутое распятие — невесомость на него почему-то никак не влияла.

— Ты противился не только моей воле, — проговорил Квинн. — Это я почти мог бы снести. Но когда ты умолчал об этом долбаном коде РБК, ты пошел против воли Брата Божьего. Сейчас я должен был быть уже на причале. К утру я целовал бы землю у подножия орбитальной башни. Мне предназначено было принести Евангелие Ночи всему этому долбаному миру! И ты меня обломал, козел! Ты!!!

Комбинезон Мауера вспыхнул. В невесомости пламя становилось ярко-синей жидкостью, торопливо растекавшейся по торсу и конечностям капитана. Отшелушивались клочья обгорелой ткани, обнажая обугленную кожу. Громко шелестели вентиляторы за решетками, пытаясь выгнать из замкнутого пространства рубки ужасную вонь.

Не обращая внимания на приглушенные кляпом страдальческие вопли капитана, Квинн позволил своему воображению ласково раздеть Лоуренса.

Юноша лениво плыл в воздухе посреди рубки, мечтательно улыбаясь собственному обнаженному телу. Он позволил Квинну придать ему форму, и сухощавое тело молодого конюха обросло, зазмеилось могучими мышцами, а плечи стали шире. Облаченный лишь в одежду воина-варвара, состоящую из нескольких полосок кожи, он напоминал увлекающегося культуризмом гнома.

Когда сгорели остатки комбинезона, пожиравшее Мауера синее пламя угасло. Одним взмахом руки Квинн исцелил ожоги капитана, вернув кожу, ногти, волосы к прежнему состоянию. Мауер стал живым воплощением здоровья.

— Твоя очередь, — бросил священник Лоуренсу с хулиганским смешком.

Связанный, истерзанный болью капитан мог лишь в ужасе взирать, как уродливо мускулистый мальчишка, ухмыляясь до ушей, скользит к нему.

С помощью бортового компьютера Алкад Мзу соединилась с внешними сенсорами «Самаку». Представшая перед ее внутренним взором картина наполнила ее благодушным унынием. И за это мы сражались? За это погибла целая планета? За это вот?! Мать Мария!

Как и все корабли, совершавшие прыжки в эту систему, «Самаку» вынырнула из червоточины на безопасном расстоянии от эклиптики — добрых полмиллиона километров. Называвшаяся Туньей звезда имела спектральный класс М4 — красный карлик, достаточно яркий, если находишься, как звездолет, в сорока миллионах километров от него, но совсем не такой ослепительный, как звезды типа G, вокруг которых обращалось большинство терра-совместимых планет. Алкад Мзу взирала на Тунью с идеальной обзорной точки, и ей был отчетливо виден составленный из мириад частиц колоссальный диск, имевший в поперечнике двести миллионов километров.

Внутренний край диска, подходивший к Тунье всего на три миллиона километров, был малонаселен. Непрестанные порывы солнечного ветра выдули отсюда все мелкие частицы, оставив только зафиксированные приливными силами глыбы и осколки астероидов. Вечный краснокалильный жар близкой звезды выгладил их поверхность до стеклянистого блеска, и камни сверкали кармином и багрянцем, точно выброшенные колоссальными протуберанцами из фотосферы красного карлика угли. Чем дальше, тем менее прозрачным становился диск, заполняясь плотным зернистым туманом, по внутреннему краю — алым, а в девяноста миллионах километров от светила — темно-пурпурным. Его ровную мглу прорезали триллионы иголочек-теней, отбрасываемых болтающимися в пыли и тучах гальки крупными обломками камня и металла.

Невозможно было представить террасовместимую планету в таком окружении. И действительно, единственным спутником Туньи был газовый гигант Дуида, обращавшийся в ста двадцати восьми миллионах километров от нее. Над ним кружила парочка молодых эденистских обиталищ, но центром жизни системы оставался диск.