Телохранитель Генсека. Том 2 (СИ) - Алмазный Петр - Страница 18

Но с матерью не поспоришь, пусть даже она не совсем твоя мать. И я покорно поворачивался на живот, вытягивал руки вдоль тела и, повернув голову смотрел на нее. Банки — это ритуал, это священнодействие! Евдокия Федоровна открывала маленькую, похожую на медальку, жестяную баночку зеленого цвета, подцепляла пальцем вазелин и натирала мне спину. Потом брала карандаш, накручивала на него вату, смачивала одеколоном. Поджигала и, взяв в руки медицинскую банку, совала в нее маленький факел, чтобы пламя выжгло воздух. Шлеп-с — и банка на спине. Вскоре кожа втянется вовнутрь, и на спине потом останутся темные бордовые круги. Я лежал десять минут, улыбаясь. Помню, в детстве во время этой процедуры всегда переживал, что полыхнувшее синим пламя не удержится на карандаше и сожжет мне спину.

Окончательно выздоровевшим почувствовал себя через неделю. Вчера вечером еще слегка знобило, а сегодня утром проснулся бордрячком. «Всю неделю проболел… К врачу бы надо, вдруг воспаление легких?» — услышал я.

Да елки-палки! Рак жене вылечил силой мысли, Брежневу здоровье серьезно поправил внушением, а какое-то ОРЗ свалило с ног. Вот уж точно — сапожник без сапог! Получилось прямо как в сказке: какой бы огромной не была репка, а победила мышка.

— Мам, какое воспаление? Ну продуло малость, бывает, — постарался успокоить ее страхи.

— Я что, вслух это сказала? — удивленно встрепенулась Евдокия Федоровна.

Открыл глаза и удивился — матери Медведева рядом не было. Она сидела в соседней комнате. Ну что ж, это прекрасно! Так как означает, что ненадолго утерянная способность читать мысли снова вернулась. Возможно, болезнь и высокая температура блокировали мои таланты, но, к счастью, теперь я в порядке.

Я встал, натянул трико и футболку, прошлепал босыми ногами в горницу.

В комнату вошел Тимофей Федорович.

— Что, залечила тебя мать? Она своей заботой мертвого на ноги поднимет, — он хохотнул. — Сегодня вечерком давай мое лекарство принимать. Я баньку затопил, остатки хвори из тебя веничком выбью!

Он подмигнул мне, подумав: «Еще бы стакан водки с перцем, для надежности. Тогда точно никакая болезнь уже не вернется. Но раз не пьет сын, что поделаешь…».

Я улыбнулся. Вот водки с перцем мне точно не надо! Особенно, перед баней. У Медведевых, здоровье, конечно, отменное, но сердце — сложный орган и с ним лучше не шутить.

А баня у Медведевых была просторная.

В детстве Володи Евдокия Федоровна ставила на печку ведра, грела воду и купала малыша в тазу. Раз в неделю был такой вот «банный» день, обычно в воскресенье. Когда стали лучше жить, отец первым делом поставил баню. С парной и с большим предбанником. Возле предбанника стояла большая бочка с водой. Напарившись, в нее было приятно окунуться, потом выскочить и, фыркая, снова побежать в парную.

В бане я недолго посидел на скамье, сначала разогреваясь. Отец плеснул воды на каменку, клубы пара на миг обожгли легкие жаром. Потом привык и уже сам плескал воду на раскаленные камни в печи.

Тимофей Федорович ошпарил кипятком деревянный полок и сказал:

— Давай, ложись. Я тут тебе лекарство приготовил, — и он потряс веником. — Сосновый. Сейчас лечить буду!

«Лечил» он умело, тщательно охаживая меня веником. Я три раза с парилки выскакивал на воздух, пулей пробегал в предбанник и лил на себя из ведер ледяную колодезную воду.

После бани сидели в зале, за столом. Я вытянул ноги и наслаждался теплом, треском дров в печи и уютом осеннего вечера. Любовался фиалками на подоконниках — мать разводила их в огромных количествах. Евдокия Федоровна всегда что-то говорила. Она как-то умудрялась не замолкать ни на минуту, но при этом не надоедать. Принесла банку с чайным грибом, поставила на стол.

— Володя, твой любимый, как раз настоялся.

Меня передернуло. Гуляев с детства брезговал даже смотреть на эту жуть, с висящими вниз отростками. Так ни разу и не попробовал. Несколько раз друзья уговаривали попробовать камбучу — так в двадцать пятом году стал называться напиток из чайного гриба, но я так и не рискнул. Слишком сильным было предубеждение и брезгливость.

— Спасибо, я лучше чаю, — отказался я, наливая в кружку чай.

— Сейчас бы пивка с рыбкой, после баньки-то, — осторожно намекнул отец.

— Сын только после болезни, а ему пиво? — Евдокия Федоровна упрекнула мужа. — Он и так провалялся весь отпуск в постели, праздник пропустил. А ведь Василий такой праздник на День урожая закатил! Песни, пляски. Потом лотерею устроили, главный приз — поросенок. И представляешь, бабка Акулина выиграла⁈ Она тут же, не отходя от сцены, продала его втридорога. Нигде своей выгоды не упустит!

— В гробу карманов нет, — заметил отец.

— Ну ты не прав, она вон одному внуку мотоцикл купила, а правнучке пианино подарила, когда та в музыкальную школу пошла, — вступилась за соседку Евдокия Федоровна.

За окном залаял Дружок, но лай был радостным, так собаки встречают своих.

— Вот готов поспорить, что это Васька! — обрадовался Тимофей Федорович. — Пока ты болел, он все пытался к тебе прорваться. Но мать не пускала.

И точно, дверь распахнулась и в дом влетел Василий Панкратов. Став уважаемым человеком и председателем колхоза-миллионера, он остался таким же мелким, худым и вихрастым. Думал, сейчас кинется обниматься, трясти руку, предложит на радостях выпить. Но Василий меня удивил.

Он бросил на стол газету и, глядя на меня строгим взглядом, потребовал:

— Владимир, ты в Москве живешь и работа у тебя серьезная. Объясняй давай, что это значит? И как это теперь будет? У нас что, НЭП возвращается?

Глава 9

Целых три полосы «Известий» занимала публикация, посвященная пленуму ЦК КПСС. Основное место в ней было отведено речи Леонида Ильича Брежнева. Главные моменты Василий уже подчеркнул красным карандашом. Я погрузился в чтение.

— Ты вслух читай, вслух, — попросил меня отец. — Всем же интересно!

— Вы бы, Тимофей Федорович, сами прочли. Вон у вас свежие газеты на скамье в сенках лежат, — напомнил ему Панкратов.

— Не учи ученого, — отмахнулся от него батя.

Василий метнулся на кухню, принес газеты, сунул тестю в руки и уселся на диван. Он уперся руками в колени и смотрел на меня так напряженно, так выжидающе, что я чувствовал его взгляд буквально кожей. «Да не может такого быть! Это же не только перспективы, но и риски какие!» — вертелись в его голове возбужденные мысли.

— Ну не томи, говори уже! — потребовал председатель колхоза. — Мне завтра перед людьми выступать, надо объяснить все это на пальцах. Так что ты мне сейчас тоже на пальцах объясняй.

— Подожди. Не гони, Василий, — прежде чем что-то пояснять, я хотел все-таки дочитать статью до конца.

Сначала, как обычно в советской прессе, шел отчет о предыдущих успехах. Растет производство, больше выплавляется чугуна и стали, в сельском хозяйстве рост урожайности. Завершено строительство Малого Бама. Отгружены первые эшелоны угля с Нерюнгри. Подсластив пилюлю, Брежнев перешел на недостатки. Они тоже были, что уж скрывать? Отстает социальная сфера, строители БАМа вынуждены жить в бараках и балках. Продовольствие на БАМ завозят из европейской части Союза. И дальше плавный переход к началу Сибирской целины. Здесь начиналось самое интересное: Сибирь и зона БАМа должны перейти на самообеспечение продуктами питания и товарами первой необходимости. Для этого будут вложены большие средства в сельское хозяйство Сибири и Дальнего Востока. Молодежь и все желающие поехать работать в Сибирь, обеспечиваются подъемными. Ведется ускоренное строительство жилья для переселенцев. То есть, люди, приехавшие работать, сразу должны получать квартиры или дома.

— Ну с Сибирской целиной тебе ведь все понятно? — уточнил я у Васи на всякий случай.

— Да ты дальше читай, тут ясен красен, народ рванет на новые места. У меня уже несколько трактористов лыжи навострили. Дело хорошее, но я своих не отпущу.

— Так думай, чем удержать, — я усмехнулся. — Еще улицу новых домов поставь — от своего дома люди за длинным рублем не поедут. Да и у тебя в колхозе зарплаты отличные.