Опора трона (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 16

Генерал-поручик не учел один нюанс. За долгие годы многие запорожцы прошли русскую военную службу в составе именно кавалерийских полков и превратились в универсалов, одинаково удачно действовавших как в пешем, так и в конном строю. Последний несколько видоизменили: вместо плотных шеренг, которые уже начали формировать гусары, запорожцы быстро разъезжались в стороны, чтобы образовать дугу с усиленными сотнями на ее концах. Лава — вот какой строй всегда предпочитали казаки.

Такая атака только казалась беспорядочной и лишенной принципов организации. «Простая сложность» — так ее окрестили знатоки. Она требовала постоянной импровизации от ее участников. Того, что великолепно подходило вольному рыцарскому духу запорожцев, их необузданному своеволию.

Запели трубы, зазвенели литавры, вздрогнула земля под копытами тысяч лошадей. Гусары начали движение, встряхивая длинными кудрями, торчащими из-под высоких колпаков, и постепенно ускоряясь: шаг, рысь, галоп, при котором их щегольские ментики с меховой опушкой давлением воздуха отклонит назад, подобно одному крылу. На последних шагах перед линией противника легкие кавалеристы пошлют своих коней в карьер и, словно птицы, пронесутся сквозь вражеские ряды, раздавая сабельные удары направо и налево.

Им навстречу, поднимая пыль и вытаптывая порыжевшую за лето траву, сотня за сотней рванула казачья конница, ощетинившаяся пиками и всем многообразием накопленного Сечью колюще-рубящего оружия меньшей длины — килычами, ятаганами, прусскими палашами, кривыми саблями, венгерскими клинками с защитными кольцами для большого пальца и черкесскими шашками, не имеющими гарды. Умнее было бы в начале движения эти смертельные полоски стали прижать к плечу острием вверх, чтобы случайно не зацепить товарища. Но слишком великая ярость захлестнула запорожцев при виде главных обидчиков родных куреней. С диким «Гайда!!!» они устремились вперед — беспамятные, охваченные боевым безумием они напоминали берсерков. Сходство подчеркивали мелькавшие промеж жупанов голые торсы.

Сшиблись!

Зазвенела, засверкала на солнце холодная сталь. Загремели выстрелы. Полилась кровь на лошадиные гривы и на щегольские потники. Первые посеченные повалились под копыта лошадей, дико таращивших глаза. Забили в воздухе десятки длинных конских ног — боевые мерины и жеребцы падали на землю после столкновений. Многие кони, получив тяжелые ранений, продолжали свой бег.

Вскоре общая свалка разбилась на одиночные и групповые поединки. Прорвавшиеся сквозь казачьи шеренги гусары натолкнулись на «подарочек», который им приготовил хитрый Калнышевский. Он все же сумел незаметно перетащить на другой берег несколько десятков возов и составить их в несколько кругов на расстоянии ста шагов друг от друга. За телегами укрылись безлошадные или больные стрелки. Они встретили растерявших строй гусаров беглым огнем. Пали десятки русских. Их товарищи разворачивали коней и возвращались в гремящую сабельным звоном сечу — там, как оказалось, было больше шансов выжить. Между гулей-полями по направлению к Оке промчалось не меньше сотни потерявших своих всадников лошадей одной масти, вороной — Древиц требовал единообразия полкового лошадиного состава.

На флангах удача оставила запорожцев, несмотря на усиление. Они столкнулись с карабинерами. Те, не шибко удачно разрядив свои карабины прямо с седла, схватились за пистолеты и тяжелые палаши. Выучку показали отменную. На левом крыле лавы все пришло в полный беспорядок, завершившийся отступлением. На правом карабинеры завязли в рубке, и госпожа фортуна испуганной птичкой заметалась между противников. Каменский бросил туда резерв. Калнышевский поступил точно также. Битва закипела с новой силой.

Как правило, кавалерийские сшибки быстротечны. Но только не сегодня. Казаки пообещали себе и товарищам ни шагу не попятиться назад и довершить дело или полной погибелью ворога, или сложенной головой. Они вцепились в гусар, как бульдог в свою жертву — так плотно сжав челюсти, что не разжать. Гусары бы рады оторваться, перестроиться, сомкнуть ряды. Но не тут-то было. Сеча, кровавая и бескомпромиссная, давно уже беспорядочная, их не отпускала. Но успеха не было ни у кого.

Кашляя пылью и пороховой гарью, примчался казак-разведчик из секрета, следившего за дальней лесной дорогой. Доложил, срываясь на хрип, что к москалям подходит пехота. Не меньше полка. Вроде, орловцы.

— Вот что, панове-братове, я вам скажу, — вскинул голову кошевой, тряхнув седым оселедцем. Он обнажил свою саблю, проверил, хорошо ли наточена. Окружавшие его бойцы ждали, что скажет атаман. — Или сейчас, или потом будет поздно. Ударим в голову гадюке — тело-то и уползет.

Все сразу догадались, что задумал батько Петро. Атаку на Каменского и его штаб, следивших за течением боя на небольшом расстоянии от места общей схватки. Их прикрывало не меньше двух эскадронов гусар и карабинеров. Но и у кошевого в резерве оставалось полтораста отборных сабельников — поседевших в схватках, покрытых шрамами.

— Гойда!

Застучали копыта по изрытой, оскверненной братоубийственной войной земле. Двинулись берегом в обход, к залегавшему в стороне от места боя оврагу, по которому по весне неслись к Оке вешние воды, а к концу лета можно было хоть груженные камнем возы гонять. Этот овраг прорезал луговину, деля ее две неравные части, и скрывался в лесу, постепенно мельчая. Ставка Каменского одним боком, в паре десятков саженей, почти прижималась к балке, и этим стоило воспользоваться.

Когда из оврага внезапно вынеслись запорожцы, а часть их кинулась отрезать штаб от основных сил, генерал-поручик не растерялся. Призывно махнув рукой своему эскорту, он поскакал туда, куда никто не мог ожидать — все к тому же оврагу, только наискосок. Замысел его раскрылся очень скоро. Карабинеры спустили коней в балку и заняли по ее верху позицию для обстрела надвигавшейся толпы казаков. Загремели выстрелы. Запорожцы повалились в седлах. Достать саблей с коня карабинеров не выходило. Откатились, потеряв несколько товарищей.

— Пропади ж ты, пес смердячий! — в сердцах ругнулся кошевой, чувствуя, как захлестывает его злоба.

— Не спеши, батько, — остановил его Павло. — Спустимся обратно в балку и захватим русского без штанов.

— Недаром прозываешься Головатием! — одобрил план войскового судьи атаман. — Гойда!

Небольшой отряд, малая часть прежней группы, спустился в овраг и понесся обратно к Оке. Каменский и его офицеры вовремя заметили новую угрозу и бросились наутек. Вылетели к речному урезу, свернули на тропу на косогоре, уходящую прочь от Белева в сторону Калуги. Противники догоняли. Сшиблись уже на самом верху подъема от берега реки, над крутым обрывом.

Загремели пистолетные выстрелы. Покатились по тропе сбитые насмерть пулями и Павло Головатый, и Иван Глоба. Кошевого хранила накопленная ярость. Чудом проскочив наверх сквозь охранников-гусар, он силился достать до Каменского своей саблей с драгоценный камень в навершии. Но силы уже были не те. В 80 лет особо клинком не помашешь. Юркий генерал крутился в седле, ловко отбиваясь своей шпагой. Теряя силы, но все больше заходясь от злобы, Калнышевский попытался конем столкнуть лошадь Каменского в обрыв. Но тот оказался опытным бойцом и умелым наездником. Свою карьеру он начинал волонтером во Франции. Там научился и искусству вольтижировки, и искусному владению шпагой. Сделал обманный финт, перекрутил руку и всадил острое лезвие в грудь противнику.

Кошевой закачался и упал лицом в лошадиную гриву, генерал победно вскричал. С реки раздался выстрел. Каменский покачнулся, сполз с седла, успев освободить ноги от стремен. Силы его покинули внезапно, коварно. Он покатился с высокого обрыва.

Подпрапорщик Арсений Пименов удовлетворенно погладил ствол своего винтовального штуцера с золотой надписью про венценосного мастера. Личный подарок Государя, а бой-то, бой-то какой! Семьсот шагов! До генерала расстояние было поменьше, так что положил пулю точно в цель. Не даром потратил не один час, пока пообвыкся с новой винтовкой.