Мученик (ЛП) - Райан Энтони - Страница 87

Воспоминания хлынули потоком: тот день на дороге в фургоне цепаря. Худший день в лапах этого чудовища, поскольку в этот день он убил Райта. «Кэйр тиасла?», спросил он, а потом раздавил череп соотечественника своими ужасными руками. Задавая этот вопрос, он насмешливо тряс перед Райтом бронзовым вороньим черепом, сорванным с его ожерелья с амулетами. Теперь я вспомнил, как цепарь после убийства ещё подержал амулет, а потом отбросил прочь, словно обдумывал некую скрытую ценность, которой тот мог обладать.

– Кэйр тиасла, – повторил я те слова, и нагнулся за черепом. Теперь я знал, что слово «тиасла» означает «здесь» или «сейчас», но может так же ссылаться на что-то, содержащееся в сосуде. А вот значение слова «кэйр» оставалось загадкой.

В руке вороний череп ощущался так же, как и любая старая кость – лёгкая и хрупкая вещица без какой-либо ценности, пустые глаза которой равнодушно смотрели на меня. А потом он на меня закричал. Звук переполнил мой разум, но не уши – разъярённое карканье от отвращения, из-за чего я взвизгнул, бросил его и отступил, потирая руку об рубашку.

– Ты ему не нравишься, – заметил Эйтлишь. – Не обижайся. Большинство из тех, кто сюда приходит, получают тот же ответ. Очень мало кто из нас получает благословение Олейт. – Он подчеркнул это слово, и стало ясно, что это наживка, соблазн очередным вопросом, который мне не стоит задавать.

– Кэйр, – сказал я, когда тревожный стук в моей груди поутих, и я смог заговорить. – Это значит… сила. В этих костях есть магическая сила.

– Магическая. – Эйтлишь весело усмехнулся. – Твой народ со своими дурацкими терминами. Но в твоих словах что-то есть. Кэйр это сила, которая обитает здесь, в этих останках тех, кто некогда жил. Ваэрит – это сила, текущая в них при жизни. В некоторых из нас поток сильный. При жизни мы приходим сюда, чтобы получить их благословение. После смерти мы к ним присоединяемся. – Он поднял руки и повернулся, словно охватывая всё помещение. – Олейт – это великое соединение тех, чей Кэйр задерживается после смерти и даёт наставления, когда они хотят.

– В некоторых из нас, – повторил я, и на ум пришло понимание. – Доэнлишь. В ней Ваэрит течёт сильно. Она наверняка тоже сюда приходила. И получила благословение.

Я хорошо видел черты лица Эйтлиша в свете факела, который он держал, и они показались мне любопытной пародией на красоту, словно их вырезал скульптор с искажённым чувством пропорций. Его полные красивые губы немного надулись.

– Во всяком случае, она сделала умный выбор, – тихо ответил он, а потом заговорил резче: – Как она поживает в ваших землях?

– Это вопрос, – заметил я, и его надутые губы расплылись в мягкой улыбке.

– Да. Не все вопросы здесь опасны. Вопрос лишь в знании, какие задавать. – Его глаза прищурились, а голос посуровел. – Доэнлишь. Я бы хотел, чтобы ты рассказал, как она поживает.

Я пожал плечами.

– Нормально, когда я видел её в прошлый раз. Хотя она считает нужным ходить по нашим землям с мешком на голове.

– Так и надо. Твой народ – животные, дикари, которыми управляет низменная жадность и неконтролируемая похоть. – Он говорил спокойным тоном, но я слышал в его словах укол, а ещё ожидание горячего ответа, и мне приятно было лишить его такого удовольствия. Улыбка сошла с его губ, и он продолжил: – Я давно говорил, что надо позволить вашему виду зачахнуть. Оставить вас бесконечным войнам и постоянному голоду. А Доэнлишь… – он умолк и нахмурился, и на его лбу выступила плотная паутина торчащих вен. Когда он продолжил, в его тоне презрение смешивалось с недоумением. – Некоторое время назад она пришла сюда и задала вопрос Олейт. Мне неизвестны подробности ответа, который она получила, но они привели её к заключению, что ваш народ на самом деле достоин спасения. И всё же она выбрала тебя в исполнители её великого плана. Это я могу приписать лишь отсутствию кандидатов получше.

– На самом деле она меня не выбирала, – ответил я, по-прежнему не поддаваясь на его колкости, и самодовольно улыбнувшись от осознания того, что я знаю больше него. – Понимаешь, моя жизнь была предсказана в давным-давно написанной каэритской книге.

Эйтлишь замер, грани его пародии на лицо дёрнулись в свете факела.

– Книге? – повторил он. Его голос стал скрежещущим, и из него исчезли все нотки юмора. Видя свирепость в его взгляде, я размышлял, а вдруг единственную опасность здесь представляет только он и его чудовищные мышцы. Я мучительно осознал, что у меня нет никакого оружия, помимо моих мозгов. Но, как я не мог сравниться с этим человеком по силе, так же сильно сомневался, что мог бы состязаться с ним в интеллекте.

– Она у тебя? – спросил он, шевельнув жилами на шее. Я видел, что он напряжённо старается удержаться от выражения своей страсти к познанию в более физической форме. Я помнил лицо цепаря прямо перед тем, как его убила Лорайн, и как упоминание о книге вызвало практически такое же ощущение потрясения. Очевидно эта вещь обладала куда большей важностью, чем я предполагал.

– Она была у меня, – сказал я. – Недолго. Она мне дала её как часть заключённой между нами сделки. Разумеется, я не мог её прочитать, но в конце концов нашёл того, у кого были возможности для перевода текста. Это оказалась история моей жизни, записанная много веков назад на каэритском языке. К несчастью, прежде чем я сумел… ей воспользоваться, мне пришлось вернуть её Доэнлишь, как часть нашего соглашения. Насколько мне известно, книга сейчас у неё. – Я помедлил, а потом добавил ещё крупицу информации, чувствуя, что на самом деле она может быть самой ценной из всего, чем я обладаю. – И средство для перевода других книг. Его я тоже отдал ей.

К сожалению, хоть я с удовольствием не дал Эйтлишу ответ, которого он хотел, сейчас он не выказывал ни гнева, ни страха, как я ожидал. Вместо этого он смотрел на меня немигающими глазами, что говорило о сильном внутреннем волнении, сдерживаемом одним только усилием воли. В конце концов он моргнул и отвёл от меня взгляд.

– Как ты наверняка уже догадался, – сказал он, – не все каэриты всю свою жизнь остаются в пределах наших границ. Некоторых изгоняют, выпроваживают за их злобность. У нас нет законов, как у вас, и мы своих не убиваем. Но даже среди нас встречаются такие, кого мы не можем терпеть. А некоторые, в ком Ваэрит течёт сильнее всего, отправляются по своему желанию, чтобы изучать новые языки и обычаи. Мы давно поняли, что наше выживание зависит не только от искусства таолишь, но ещё и от знаний. Чтобы справиться с угрозой, нужно её понимать.

– Вот откуда ты так хорошо знаешь альбермайнский, – сказал я. – Ты ходил по нашему королевству.

– Да, много лет назад. Сначала меня избегали, выгоняли из каждой лачуги и деревни, и люди видели во мне лишь уродливую тварь, которая наверняка принесёт разрушение или болезнь. Со временем я встретил умного человека, и он накормил меня и обработал раны, нанесённые мне керлами, которых я неразумно перепугал. Ясно было, что этот человек счёл меня дурачком с огромным телом и крошечным разумом, и потому решил, что меня легко контролировать. Проснувшись утром, я обнаружил, что он надел мне на шею ошейник с цепью. Разумеется, я мог освободиться, поскольку сильным он не был, но мне стало любопытно, и я продолжил изображать мирного болвана и остался в заключении. Он надел на меня плащ и повёл по городам и весям, по маршруту передвижных ярмарок. Люди, за шек с человека, собирались поглазеть на монстра. Если они платили больше, то он разрешал им ударить меня палкой. Десять шеков, и он давал им ударить меня дубиной, обещая, что вернёт деньги, если им удастся сбить меня с ног. Никому не удалось. Я переносил это всё на протяжении четырёх полных лет, попутно изучая ваш язык и ваши обычаи. Не скажу, что видел только жестокость и жадность. Доброта тоже встречалась, но лишь мимолётно.