Мученик (ЛП) - Райан Энтони - Страница 114

– Я должен был понимать, Писарь, – крикнул мне вслед Элберт. Хотя в его голосе не было ни капли насмешки, я не стал оборачиваться – мне хотелось поскорее убраться от его раздражающей честности. – Сильда пыталась меня предупредить, много лет назад, в святилище посреди болот. «Лучше всего вам убежать из этих земель вместе с ребёнком и женщиной, которую вы любите», сказала она мне. «Если останетесь, то вас ждёт только разбитое сердце и мучения». И почему я не послушал?

Я поднялся на Черностопа и пустил его рысью, хотя дождь замедлил его шаг, и потому, уезжая, я услышал несчастный крик королевского защитника:

– Почему я не послушал?

***

– Да будет известно, что в этот день мы провозглашаем Артина Алгатинета, пятого своего имени, монархом и сюзереном всех земель, герцогств и владений королевства Альбермайн.

Головокружительно высокий сводчатый зал собора в Куравеле добавлял гулкое эхо голосу светящего Дюрейля Веариста. Помню, как сильно был насыщен благовониями воздух, которые удачно маскировали пот такого количества собравшихся прихожан. Буря, затопившая всё после Битвы в Долине, возвестила о двух днях дождей, которые затем сменились ясным небом, ярким солнцем и нетипичным для этого времени года теплом. Тем неприятнее стал час разнообразных ритуалов коронации, в которых под руководством светящего приходилось опускаться на колени, вставать и снова преклонять колени. Удивительно, но после некоторых исследований касательно этой любопытной роли светящего, могу сообщить, что бо́льшая часть показных поклонений Дюрейля в тот день не имела прецедентов. То, что я – и, надо полагать, многие прихожане – приняли за древние и с давних пор обязательные молитвы и заклинания с просьбами о милости Серафилей и мучеников, старый ублюдок в тот день просто выдумал. Вера бывает настоящей, но я прихожу к выводу, что ритуал есть и всегда был всего лишь фарсом.

Трон стоял на возвышении напротив реликвария – стены с окованными золотом костями мучеников и другими реликвиями, которые представляли собой основные объекты поклонения в этом монументальнейшем образце архитектуры Ковенанта. Король Артин Пятый казался карликом на позолоченном приспособлении, обитом красным бархатом, хотя он умудрялся не ёрзать, пока Дюрейль держал корону над его головой. Я решил, что это Леанора приняла решение отбросить имя «Альфрик» ради более королевского «Артин» – и такова была практика за многие десятилетия династии Алгатинетов. Тактичное исчезновение фамилии его отца – Кевилль – было ещё одним сигналом, призванным cкрепить династическим авторитетом его восхождение на трон. Среди учёных большинство Артинов пользовалось достойной репутацией, и лишь у некоторых она была скверной. Их правления обычно оказывались намного более мирными, чем более капризные или деспотичные правления Матисов и Джардинов. Глядя, как этот бледный мальчик бросил взгляд на мать, я решил, что сложно увидеть в нём развязывателя войн или тирана, но время покажет.

– Теперь все присутствующие встанут на колени, – протянул Дюрейль, по-прежнему держа корону над головой мальчика, – и поклянутся в верности королю Артину. – Светящий на миг замолчал, и я увидел, как дёрнулся его кадык. – При свидетельстве Совета Светящих и Воскресшей мученицы Эвадины Курлайн.

Эвадина стояла рядом с Леанорой справа от трона, а собравшиеся светящие расположились слева, и это ясно и недвусмысленно показывало изменения влияния духовенства. Я спорил, что нужно вести себя осмотрительнее, но Эвадина с самой Долины пребывала в неуступчивом настроении.

– Элвин, время интриг и жалких виляний закончилось, – сказала мне она. – Чтобы исполнить нашу миссию, мне нужно брать власть везде, где только смогу.

– Клянусь, – сказал я, опустившись на одно колено и опустив голову. Весь собор гудел от тех же слов, которые собравшиеся повторяли с разной степенью благоговения. Они представляли собой всю знать, кого только можно было собрать за столь короткое время. Здесь была и Лорайн, и герцог Эйрик Талсиер Кордвайнский – высокий, бледный, как покойник, мужчина с вечно подозрительным взглядом. Вызвали и послов Дульсиана и Рианвеля для присяги на верность от имени их герцогов, а также небольшое количество торговцев-беженцев из Фьордгельда, несмотря на его недавнюю утрату в пользу сестёр-королев Аскарлии. Разумеется, не присутствовали аристократы из Алундии, а из Альтьены присутствовала лишь одна капля крови в лице леди Дюсинды. В отличие от суженого, девочка всю церемонию безо всякого раскаяния ёрзала и вертелась. Она довольно охотно держала сэра Элберта за руку, но часто закатывала глаза и надувала щёки, скучающе вздыхая, и это отсутствие манер вызывало на моих губах скрытую улыбку.

– И вот, – объявил Дюрейл, и по его тону все с радостью понимали, что дело идёт к концу, – наступил первый день долгого и славного правления. Слава королю Артину!

– Слава королю Артину!

Когда хор славословий утих, Леанора вышла вперёд, а светящий отступил. Поведение принцессы показалось мне обескураживающим в своей бесхитростности. Она сегодня надела почти полностью чёрное платье с несколькими вышитыми серебром узорами, а на её лице не было никакой краски, кроме тонкого слоя пудры. Однако выражение её лица было самым тревожным, поскольку она осматривала собравшихся аристократов мрачным взглядом исподлобья. В этом взгляде сквозило обвинение и предостережение, от которых, не сомневаюсь, зачесалось немало благородных задниц. И всё же ей удалось заговорить ровным тоном, хотя и с лёгкой властной резкостью.

– По праву закона и материнства, – начала она, – груз регентства возложен на мои плечи. Пока мой сын не достигнет совершеннолетия, управление этим королевством будет в моих руках. Не сомневайтесь, что сострадание и справедливость, которыми славился мой возлюбленный брат, всегда пребудут и в моём сердце. Подлые зачинщики восстания теперь мертвы или отправлены в нашу темницу в ожидании суда. Перед нами открываются мир и процветание, если только мы сможем их удержать. Пускай забудутся все прошлые обиды, пусть простятся все неверные слова или неуместные чувства. Так говорю я, принцесса-регент Леанора Алгатинет, от имени короля.

Она помолчала, переводя взгляд на первый ряд скамеек, где сидели главные военачальники королевского войска вместе с наиболее видными придворными.

– А теперь, – продолжала Леанора, – мы должны обратить внимание на признание самоотверженной храбрости и заслуг наших солдат. Капитаны Суэйн, Дорнмал и Писарь, прошу вас, подойдите.

Я заметил, как лицо Леаноры на этих словах чуть дёрнулось – всего лишь мимолётное движение глаз в сторону Эвадины, но оно сказало мне о том, кто на самом деле автор этого неожиданного поворота. Суэйн, Уилхем и я, поднимаясь, обменялись озадаченными взглядами и направились к подножию возвышения, откуда Леанора одарила нас весьма натянутой улыбкой.

– Опуститесь на колени, сэры, – сказала она, – и получите свою награду.

С трудом держа меч, который мать вложила ему в руки, Артин осторожно спустился по ступенькам помоста. К счастью клинок был просто украшением с затупленным лезвием, и потому не пролилась кровь, когда он царапнул мне ухо, прежде чем опуститься на плечо.

– Нарекаю тебя сэром Элвином Писарем, – сказал мальчик, тщательно выговаривая слова, как делают дети, читая заученную речь. Он повторил этот же неуклюжий ритуал в отношении Суэйна и Уилхема, немного запутавшись с последним, поскольку там требовалось несколько дополнительных слов.

– Честь твоя… – начал мальчик-король, затем нахмурился и замолк, пока мать не прошептала ему подсказку: – …сим восстановлена. Знайте, что я… монарх, который прощает все преступления, при условии должного… покаяния и искупления вины.

Новоназванный Артин, явно довольный собой, решил добавить театральной импровизации:

– Встаньте, мои рыцари! – выкрикнул он, подняв меч над головой. – И поразите моих врагов! Пусть знают все, кто видит это, что король Артин уничтожит всех бунтовщиков, точно как Самозванца и Герцога-Предателя!