Курсант: Назад в СССР 14 (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 56

На стенах — плакаты-инструкции: «ОСТОРОЖНО: КИСЛОТА», «ПЕРЕД СМЕНОЙ ПРОВЕРЬ ГЕРМЕТИЧНОСТЬ СИСТЕМЫ», «РАБОТА С РЕАКТИВАМИ — ТОЛЬКО В ПЕРЧАТКАХ».

Освещения здесь тоже не хватало. Когда-то его было в достатке, но теперь большинство плафонов разбито. Осколки — вот они, свежей россыпью лежат на бетонном полу.

Еще не запылились. Ну точно кто-то специально их разбил и причем — совсем недавно.

— Смотри, — вдруг тихо проговорил Орлов. — Видишь?

Я проследил за лучом его фонарика. На бетонном полу — цепочка следов подошв обуви. Крупных, мужских. Я присел, коснулся одного из них. След был тёмно-красным и влажным. Я провёл пальцем по пятну, поднёс его к глазам, на свет фонарика, растирая подушечками.

— Твою мать, — прошептал я. — Это же кровь. Свежая.

Орлов напрягся, стал вертеться на месте, водя пистолетом.

— Ты это слышал?

Я замер. Прислушался. Тишина.

— Нет…

— Там кто-то есть! — выдохнул майор и указал стволом на боковой проход.

Я по-прежнему ничего не слышал.

— Стой здесь, — приказал я. — Я схожу, проверю.

— Один? — в голосе Орлова сквозила тревога.

— Да. А ты прикрой мне тыл и смотри в оба.

— Слушай… а если оно обойдет нас и выскочит через люк? На улицу? Изнутри он не запирается, механизм сломан.

— Да… Ты прав… Что предлагаешь?

— Давай я пойду назад, на выход и там встану. Караулить буду.

Я подумал, почесал затылок. В моем времени так начинался любой фильм ужасов — когда герои разделялись. Но у нас не кино, жизнь. И майор прав. Нужно охранять выход, чтобы тварь не смылась. Есть большая вероятность, что тот, кто издает звуки — попытается или убить меня (но я не дамся), или смыться — через люк наружу.

— Ладно, — кивнул я. — Жди у люка… я найду того, кто там прячется в этой чертовой темноте, и погоню на тебя. Будь наготове, и… если что, смотри, не пальни по мне.

— Григорич… — тихо произнёс Борислав, обдумав наш разговор. — Может, ну его. Не пойдешь один? Давай вместе вернемся, заклиним люк к чертям этот люк — и вместе пойдем искать? А?

— Если мы заклиним его, — покачал я головой, — как мы потом сами выйдем?

— Ну, да-а… — он кивнул. Понуро. Протянул руку, будто навсегда прощался: — Удачи.

— И тебе.

Майор направился к выходу, а я пошёл дальше. Медленно шагал, продвигаясь вперёд, пистолет наготове, фонарь в вытянутой руке. Свет выхватывал то клочья паутины, то тёмные дверные проёмы, кривые надписи на табличках. Сердце билось в висках.

Я не слышал ничего. Тишина стала гуще. Лишь капала где-то вода, словно счётчик — сколько шагов осталось до встречи, по чьим следам я шел.

Кап. Кап.

И тут — раздался стон.

Еле слышный. Но в нём было всё. Боль. страх. Конец.

— А-а-а….

Я остановился. Напряг слух. Направил фонарь в темноту. Сделал ещё шаг. И ещё. Повернул за угол — и увидел приоткрытую дверь.

На табличке: «СТОЛОВАЯ».

Зашёл. Темно, лишь фонарик пытается робко высветить обстановку. Внутри — алюминиевые баки на стойках, пара кастрюль на ржавой плите, столы с облупившимися поверхностями. В углу стоял отключённый холодильник, дверца приоткрыта, будто его пытались использовать как укрытие.

Но что-то ещё здесь было не так.

Я сделал ещё пару шагов и тогда понял. Услышал хлюпанье под ногами. Посветил вниз.

Кровь. Много крови…

Под ногами — тёмная, уже подсохшая, местами ещё вязкая. Она тянулась пятнами от входа через зал — к дальнему темному углу. Я прошёл туда. Осторожно.

И тогда…

Снова — стон.

— А-а-а-а….

Пробирающий до костей. Совсем рядом. Я был здесь не один.

Глава 27

Стук сердца отдавался в висках. Я обернулся, крутясь вокруг своей оси, вычерчивая лучом фонарика обстановку — пусто. Тогда присел на корточки, направил фонарь под ряды ржавых столов. Свет заскользил по затертому кафелю, пробивая темноту и пыль — и, наконец, уперся в того, кто стонал.

Там, под дальним столом, лежал человек. Тело скрюченное, на боку. Лицо залито кровью. Я отшвырнул стол, пробрался ближе, посветил прямо в глаза.

— Леонтий… — вырвалось у меня.

Это был Лазовский-старший, и он был ещё жив. Грудь у него вздымалась прерывисто. Но по полу уже растекалась фатальная багровая лужа — кровь шла прямо из груди. Сквозь порванную ткань рубахи виднелось нечто ужасное: будто кто-то пытался вырезать ему сердце. Живому человеку… И почти успел, только я, видимо, спугнул.

— Помогите… — прохрипел Леонтий почти по слогам.

Его губы ещё шевелились в последнем усилии, но он сам был уже почти труп. Живой труп. Слишком обширны раны, и столько крови натекло. Прошло только несколько секунд, ещё несколько толчков уставшего, раненого сердца, и его голова безвольно упала на пол. Глава кровожадной семейки испустил дух и застыл навсегда.

Его глаза остались открытыми. Но в них уже ничего не было.

— Кто, чёрт побери, кто это сделал с тобой, Леонтий Прохорович?..

Я снова осмотрелся, в одной руке фонарик, в другой — пистолет. Кровавые следы на полу — цепочка тянулась от тела к углу столовой, где стоял громоздкий ларь-морозильник. Кругом валялась разбитая посуда, под полками — опрокинутые кастрюли. Здесь кто-то бился не на жизнь, а на смерть. И этот кто-то ушёл победителем.

Я шагнул к ларю. Он был давно отключен. Крышка закрыта, но пыль у ручки стерта. Явно кто-то ее торгал совсем недавно…

Я поднял крышку и замер.

Внутри, как в саркофаге, лежала женщина. Лицо серое, кожа — застывший воск. Грудь окровавлена. Но главное — у неё не было сердца. Просто чёрная дыра.

— Анна Васильевна… — выдохнул я. — Твою дивизию…

Я опустил крышку. Пальцы сжимали пистолет. Это была не просто расправа. Это был словно какой-то зловещий ритуал.

Но кто такое сотворил?

Вдруг что-то звякнуло. Я резко развернулся. В углу, у старого металлического шкафа, качнулась дверца.

Я посветил туда и увидел разамазанные следы незасохшей крови. Они вели к шкафу. Вот где ты, сука, прячешься.

Ничего, я тебя выковырну.

Рука с пистолетом вытянулась, беря на мушку всю жестяную конструкцию. Осторожно подошел ближе.

— Выходи! Я знаю, что ты там! Считаю до трёх. Раз… два…

«Три» — я не досчитал. Рука сработала сама.

Бах! Бах! Бах!

Несколько выстрелов легли веером по створкам. Железо лязгнуло, дрогнуло, дверцы отворились со скрежетом, и тело вывалилось наружу.

Я отпрыгнул, едва не пальнув снова — рефлекторно, на движение большой темной фигуры. Но стрелять больше не пришлось.

Он был уже мёртв.

Игорь Лазовский. Тренер по боксу. Лицо перекошено болью. А на груди — та же пустота. Сердце вырезали.

Это не я его убил, он был уже мертв. И кто-то, уходя, сунул труп в шкаф.

— Всю семейку… — сказал я глухо. — Всю. Кто же ты, сука?..

Из Лазовских оставался только один — Григорий. Но и в его живое присутствие я уже не верил.

Хотя…

— Гриша⁈ — я вышел из столовой и крикнул вглубь коридора. — Гришенька! Это я, дядя Андрей. Не бойся. Я здесь, чтобы тебе помочь. Если ты жив — откликнись. Я один. Никого больше нет. Выходи. Гриша, я здесь, чтобы тебя защитить!

Я двигался медленно, фонарь скользил по старым стенам. Старая плитка скрипела под ногами. ПМ наготове, пальцы — на спуске. Я звал, а сам был уверен, что полудурок — уже тоже труп.

Орлов стоял у выхода из бункера, у самого ответвления, ведущего к техническому запасному люку — двери в наземный мир. Пистолет он держал дулом книзу, но палец не отрывал от спускового крючка. Фонарик в левой руке уже едва светил — батарейки садились. Он выключил его, чтобы сохранить заряд. Всё равно здесь, в этом коридоре, кое-где ещё теплели плафоны — питались от дизельной станции, которая, слава богу, пока не сдохла окончательно.

И всё же… Что-то было не так.

Ламп горело меньше, чем раньше. Когда они с Петровым только проникли в лабораторию, свет шел цепочкой, будто специально проведённой. Теперь же отдельные секции угасли. Нет, не перегорели — Орлов видел: стекло разбито. Как будто кто-то методично шёл и гасил освещение. Случайность? Нет — охота.