Курсант: Назад в СССР 14 (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 19

Ведь разве не к ней стекались все разговоры? И, может быть, месяц за месяцем, год за годом — она научилась им верить?

— Первые годы — сама. Ходила, смотрела. Потом ноги сдали, возраст. Только слухи. как ты говоришь, и оставались. Но слухам здесь доверять можно больше, чем газетам. Не поверишь — бабки на завалинке точнее календарей.

Я молча кивнул, снова уткнувшись в блокнот. Это был след. Самый настоящий. А ещё это может быть и ловушка…

— Береги его — он у меня в одном экземпляре. Столько лет записи делала. И… Надеюсь, хоть как-то поможет.

Я внимательно посмотрел на Марфу Петровну, стоявшую в тени избы, в полумраке, озарённом тёплым отблеском свечей.

— Спасибо тебе, бабушка, — сказал я. — За всё, что рассказала. Но одно мне всё же не даёт покоя… За что тебе заплатил Мещерский?

Она будто сжалась, плечи поникли, глаза опустились в пол.

— Я не могу сказать… Ты человек приезжий, и… Пусть это… останется на моей совести.

Я не ответил. Уже собирался уйти, но что-то в её молчании — не злоба, не хитрость, а скорее, глухая усталость и боль — не давало мне просто шагнуть за порог. Как у человека, которому стыдно, но он всё равно не может признаться. Я прищурился, глядя ей в лицо, и сказал негромко:

— Ты ведь всё понимаешь, Петровна. Мы оба не вчера родились. И я не в суде, не протокол пишу. Просто скажи по-человечески. Не мне — себе. Правда, ведь легче носится чистая совесть?

Старуха подняла глаза. В них сверкнуло что-то — не слеза, но, может, её отражение. Или боль, или стыд, но мои слова её проняли.

— Да, — выдохнула она. — Заплатил. Сказал, мол, приедет какой-то там «московский проверяльщик». Слишком умный. Слишком копает. Скажи ему, что смерть его ждёт у Чёрного озера. Напугай, чтоб в свою столицу обратно убрался.

— И ты согласилась, — кивнул я, не осуждая, просто констатируя.

— А что мне было делать, касатик? Я одна. Старуха. Пенсия не бог весть какая, кому я нужна? А я уж… думала, скажу, ты и уедешь восвояси, не знала, что ты так за правду. А ты, гляди, не испугался. Вот и вышло, что соврала зря.

— Всё ясно, — сказал я, нащупывая в кармане Макарова и крепче сжав пальцы. — Спасибо, что призналась. Это важно. Очень важно.

Она вздохнула и тихо, почти на выдохе добавила:

— Будь осторожен, сынок, у них руки длинные…

Я вышел на крыльцо, постоял несколько секунд, прислушиваясь. Пытался привести мысли в порядок. В голове всё крутились совпадения — слишком уж гладко они ложились друг на друга: даты, имена, исчезновения. И если хотя бы часть этого — не случайность, то сегодня ночью произойдёт что-то, чего я потом себе не прощу, если останусь в стороне.

Нужно действовать. И я шагнул в темноту улицы, быстрым и решительным шагом направившись к зданию ГОВД, сжимая блокнот, который вручила мне Гречихина. Если она была права — а всё указывало на это — то времени оставалось в обрез.

На крыльце отдела милиции горела одинокая лампочка, излучавшая желтый тусклый свет. Я вошел внутрь. Дежурный, скрючившись, как школьник на последней парте, мирно спал за столом, уткнувшись носом в скрещённые руки. Рядом — раскрытая книга регистрации: старая, казённая, обтрепанная.

— Рота, подъём! — громко сказал я, шагнув в помещение дежурной части. — У тебя жулики из КПЗ сбежали!

— Как — сбежали⁈ — дежурный подскочил, хватаясь за телефон, но, увидев мою физиономию и усмешку, замер. — А… это вы. Шутите, товарищ майор?

— А ты не спи на посту. А то, кроме жуликов, и тебя самого однажды вынесут — не заметишь.

— Да у нас тут тихо, — зевнул он, отставляя телефон, так что шнур его змеёй полез обратно за стол. — Скука. Что у нас тут может случиться?

— Ну, раз всё так тихо, — я достал свою записную книжку, вырвал из нее листок и разложил перед ним, — вот тебе сообщение о возможном преступлении. Регистрируй, как положено. Валентин Ефимович Мельников, кандидат наук. Прибыл в Нижний Лесовск из Москвы для проведения исследований. Сутки назад ушёл к Чёрному озеру и не вернулся.

— А… ну… времени ведь ещё мало прошло, — замялся дежурный. — Может, задержался. Или на турбазе какой остался, выпил чего…

— Я тебе русским языком сказал — пропал. А если я сказал — значит, пиши.

— Да не, я не против… — он замялся, — Может, сначала участкового послать? Он по месту его пребывания соседей опросит, справки наведет, а потом уже…

— Отставить, — я шагнул ближе. — Регистрируйся и поднимай участкового, а на место я сам поеду. Но мне нужна машина. Срочно. Где водила ночной?

— А водитель наш… — он сжался, снова как школьник, только теперь у доски, — … на ужине. Домой отбыл.

— Бардак, — сквозь зубы процедил я. — Зови его по рации.

Он мигом подскочил и отстегнул от корпуса радиостанции трубку-гарнитуру, клацнул кнопкой, прижал к губам и заговорил, не глядя на меня:

— Двенадцатый, двенадцатый, приём… — дежурный уткнулся в рацию, как в молитвенник. — Двенадцатый, ответь Чертополоху.

В динамике — шипение, хриплый щелчок. Тишина. Потом ещё один щелчок, как от старой зажигалки.

— Приём… — голос дежурного стал тонким.

— Ну что там? — я прищурился, хотя ответ уже знал

— Тишина… — дежурный сглотнул. — Но — это, он скоро будет… Надо подождать.

Я уже чувствовал, как внутри поднимается негодование. Молча шагнул к нему, выдернул трубку из рук. Сам позвал неуловимого двенадцатого. Прислушался. Только шипение, щелчки, мёртвый эфир.

— Бардак… — процедил я. — А если убийство? А у тебя водитель разгуливает неизвестно где. Не поздновато для ужина?

Дежурный развёл руками, глядя в пол.

— Да отъехал он, Андрей Григорьевич… Минут на сорок. Обещал — скоро вернётся.

— У меня нет сорока минут. Мне ехать надо. Давай машину. Пусть без водителя. Сам справлюсь.

— Так… — он замялся, глядя в сторону. — У нас одна… Вторая — на ремонте. А эта… на ней водитель уехал. Она одна и есть. Все смены на ней. А у начальства «Волга» — в боксе. Под ключом. Без распоряжения никак…

Я медленно развернулся к нему:

— Как — одна?

— Ну… Вот так… Одна.

Я подошёл к дежурному вплотную, чуть наклонился к нему и сказал негромко, но так, чтобы каждое слово врезалось в уши, как удар резиновой дубинки:

— Слушай сюда. У меня особые полномочия. Хочешь — проверяй. Хочешь — не проверяй. Но если ты мне не поможешь сейчас, через полчаса я подниму по тревоге весь отдел. И поверь, ты первым будешь писать объяснительную, почему дежурный проспал возможное ЧП на озере, где, возможно, гибнут люди. Ты меня понял?

Он сглотнул и медленно кивнул.

— Да, да… Я понял… — дежурный сейчас напоминал кролика, взгляд его растерянно заметался по стене, но вдруг на чем-то сфокусировался, став более осмысленным. — Есть мотоцикл… «Урал». С коляской. ГАИшный, у нас на подхвате стоит. Ключи — вот висят.

Я подошёл к крюку с пучком ключей, взял нужный — маленький и плоский на веревочке. Когда-то, в юности, я уже имел дело с такой техникой, как-нибудь справлюсь.

— Пойдёт, — кивнул я.

— Только… только вы осторожнее, товарищ майор, — пробормотал дежурный. — Говорят, туда лучше ночью не ездить.

Я усмехнулся.

— Говорят, что в озере черти сидят.

Он замолчал, будто хотел что-то сказать, но передумал. Я посмотрел на часы — время за полночь.

«Урал» стоял в тени гаражей, пыльный, видно было, что им давно никто не пользовался… Надеюсь, хотя бы заведется. Я открыл кран бензобака, повернул ключ зажигания. Потянул на себя рычажок воздушной заслонки, проверил нейтраль. Один вдох — и резкий удар ногой по кикстартеру. Рык, щелчок — не завёлся. Второй удар — и двигатель с хрипом ожил, заурчал. Я убрал заслонку, дал мотору немного прогреться. Из трубы вырвалось облако сизого дыма, как будто воскрешали спящего дракона. Сцепление тугое, руль широкий. Поехали! Я тронулся с места, и улица заскрипела под колёсами.

Мотоцикл пробивался сквозь ночную пустоту. Фары «Урала» выхватывали из темноты деревянные дома, торчащие на перекрестках одинокие деревья и клумбы с пересохшими от летней жары стеблями.