Изъятие - Кайзер-Мюльэкер Райнхард - Страница 1

Annotation

Райнхард Кайзер-Мюльэкер (р. 1982) — известный австрийский писатель, лауреат ряда литературных премий, автор романов «Долгий путь к себе» (2008), «Чужая душа, темный лес» (2016), «Браконьер» (2022).

В романе «Изъятие» (2019) повидавший свет журналист вернулся в родной городок и коротает свои дни, работая в местной газете и летая иногда над окрестностями на взятом напрокат самолете. Продолжая считать себя отстраненным наблюдателем, он постепенно все больше погружается в местную жизнь, становится ее частью. Бессобытийное поначалу повествование исподволь разворачивается в панораму австрийской глубинки, наполненную конфликтами и экзистенциальной проблематикой.

«…При взгляде вдаль — через поля, улицы и крыши — казалось, что над ними дрожит марево. Пыль, висящая над округой, иногда начинала светиться, и выглядело это жутковато, словно вдруг проступало наружу нечто, сокрытое за вещами».

Райнхард Кайзер-Мюльэкер

1

2

3

4

5

notes

1

2

3

4

5

6

7

8

9

Райнхард Кайзер-Мюльэкер

Изъятие

1

Стояло лето, и жара уже несколько недель держалась такая, какой я в тех краях не припомню. Только по вечерам иногда обдувало ветерком, и тогда я в расстегнутой рубашке усаживался на верхнюю ступеньку невысокой лесенки, ведшей в сад, потягивал пиво и вбирал в легкие посвежевший воздух.

В редакцию я ездил исключительно в тех случаях, когда увернуться не удавалось. В городе, во-первых, было настоящее пекло, во-вторых, Паркер в последнее время стал действовать мне на нервы. Он безостановочно оправдывался в том, что ему теперь, мол, приходится сотрудничать с правой партией, которая в результате недавних выборов провела своего человека на пост бургомистра в городе с населением в пятьдесят тысяч жителей. Похоже, оправдания Паркера предназначались в первую очередь мне, а не остальным сотрудникам, хоть я ему не раз повторял, что это совершенно лишнее — мне было без разницы, что он делает.

— Я им не симпатизирую, — говорил я ему, — и никогда симпатизировать не буду. Но ты здесь главный редактор, так что поступай как знаешь.

— Ты не понимаешь, — отвечал он.

— Не поговорить ли нам о чем-то другом?

— Можешь подсказать, о чем?

Вот именно, о чем? Тем летом ровно ничего не происходило. При всякой удобной возможности я добирался до аэродрома на севере города, поднимал машину в воздух и летел на юг, до самых озер, делал разворот над горами и опять летел на север, к густым лесам на границе. Иногда начинало казаться, что и летать мне надоедает, и это заставляло задуматься. Что мне еще оставалось? Кроме чтения, сидения в фейсбуке и трепотни по телефону с разбросанными по свету друзьями-приятелями — коллегами из газет и журналов, в которых я раньше работал, да еще моего старого «Форда-Мустанга», не было иных средств убить свободное время. Потом я снова внушал себе, что нет причины опасаться того, чего я по временам опасался: что я теряю ту легкость, которая позволяла ни на чем особенно не зацикливаться. Нет, говорил я себе, это просто меланхолия, и виновна в ней одуряющая жара, подчинившая себе всё и вся, — меланхолия и ничего больше, и она от меня отвяжется, как только спадет зной.

Я не всегда заходил в редакцию, когда бывал в городе. Иной раз просто сидел в кафе на одной из старых улиц, и пил кофе, и строил глазки официантке, албанке с черными как смоль волосами, всегда носившей узкие, обтягивающие вещи, и спрашивал ее, ну как, не надумала ли она кой-чего, но она в ответ только смеялась и показывала свою руку с надетым на палец узким золотым кольцом, украшенным прозрачным камешком.

— Так ты от него еще не ушла? — любопытствовал я каждый раз.

Но даже вот так перекинуться словцом не слишком-то меня развлекало. Я уже прикидывал, не уехать ли на пару дней — куда-нибудь, где попрохладней; я подумывал о Балтийском море или, может быть, в таком случае лучше прямиком в Скандинавию, в рекламном вкладыше я что-то читал о Южной Швеции, — и тут я как раз познакомился с Инес.

Прежде она мне уже попадалась на глаза, и я слышал, что она учительница и переехала сюда из столицы не так давно, но больше мне ничего не было известно. И возможно, причина, отчего я вообще с ней заговорил, скрывалась в моем необычном тогдашнем настроении или в потребности разнообразить это жуткое лето хоть каким-то событием, заставить его побыстрей закончиться. Иначе с чего бы мне с ней заговаривать? Она была светленькая, блондинка, а мне всегда больше нравились темноволосые. Кроме того, по-настоящему связываться с кем-то из поселка у меня и в мыслях не было.

С тележкой из супермаркета она катила через парковку, прямо на меня. Поначалу казалось: шедший следом мужчина, одетый в костюм несмотря на жару, был ее спутником, но он вдруг остановился, развернулся и покатил в обратном направлении. Это был сотрудник местной администрации, уполномоченный по вопросам строительства, с ним я однажды имел случай пообщаться, вдобавок он иногда появлялся на том же аэродроме. Прическа у него была незабываемая — облекала голову совсем как шлем. В те выходные состоялось праздничное открытие супермаркета. На улице был поставлен киоск с курами гриль — полкурицы в комплекте с пивом за пять с полтиной, — а у входных дверей урчал компрессор, качавший воздух в желто-красный надувной городок, который возвышался перед грузовыми воротами, и в нем все еще прыгало несколько детишек. Ее машина была припаркована рядом с моей; оба правых колеса заехали на белую линию разметки. В магазине я ее не заметил, впрочем, внутри я мало на что обратил внимание, разве только на большой наплыв покупателей — особенно в мясном отделе и в отделе напитков толклось много народу; я и сам как следует запасся пивом. Мне незачем было с ней заговаривать, незачем и здороваться. Пускай здесь было еще в ходу здороваться даже с чужими, — но я, проведя годы в больших городах, успел расстаться с этой привычкой.

— Тоже по акции? — осведомился я, указывая на содержимое ее тележки.

— Что? — спросила она.

— Джин, — сказал я. — Он тоже по акции? На пиво скидка тридцать процентов.

Она нахмурилась и принялась распихивать по багажнику шесть или семь бутылок с желтыми этикетками и большую упаковку с тоником.

— Да нет, вроде без скидки, — сказала она.

Она захлопнула багажник, но тот закрылся не сразу. Потом отвезла тележку на место и, прежде чем сесть в машину, мельком улыбнулась мне без всякого особого выражения. Я все еще стоял, прислонясь к своему «Мустангу». Это была модель семьдесят четвертого года, я купил его в Америке, потом перевез сюда и страшно им гордился. Я остро ощущал его отсутствие, как отсутствие собаки, если он — что, к сожалению, случалось в последнее время нередко, — опять стоял в мастерской.

Время приближалось к шести, но покупатели все еще подъезжали, хотя магазин скоро закрывался. Продавец кур уже начал чистить свой гриль, на шампуре медленно вращались последние непроданные цыплята; жир из них давно вытек, но казалось, с каждым оборотом они продолжали уменьшаться в размерах. Я подумывал, не поехать ли на реку окунуться, — это был единственный способ ненадолго избавиться от жары. Наши машины стояли вплотную одна к другой, поэтому я не спешил садиться и ждал, пока учительница отъедет. Я проверил мобильник: ни звонков, ни сообщений — и спрятал его обратно. Все были в отпусках… Я знал, что немного позже вернусь в город, для начала пропущу стаканчик у албанки, а потом позвоню Кристине, и меня охватывала усталость при мысли о ее голосе, который произнесет: «Да, я дома…» или «Да, еще не сплю…»

Такая усталость мне тоже была в новинку, и я опять подумал: скорее бы кончилась эта жара… Кто-то, проходя через парковку, окликнул меня по имени; краешком глаза я видел, что он махнул мне рукой, и я тоже крикнул: «Привет!», толком не взглянув в его сторону, и тоже помахал.