Лекарка поневоле и 25 плохих примет (СИ) - Муратова Ульяна - Страница 8

На зубки Шельма пробовала абсолютно всё, поэтому я начала сомневаться — а о капкан ли она их обломала? Всего за несколько дней она пыталась схарчить чугунную сковородку, угол печки и найденный во дворе камень.

Сначала я всерьёз беспокоилась, чего не хватает в организме кисы, если она жрёт камни, но после нескольких глубоких диагностик пришлось признать, что мозгов. К счастью, отсутствие элементарного инстинкта самосохранения компенсировалось живучестью. Шельма залезла в печку и опалила усы и шерсть на морде; упала в колодец и жалобно мяукала из глубины, суча по воде лапами; нырнула носом в котелок с горячей кашей; стащила огненный пирожок прямо с противня и заглотила его целиком, после чего долго пучила глаза и сипло мявкала, пока я судорожно пыталась понять, как её лечить от ожога желудка.

И это всего за пару дней!

Кисины проказы и шалости я принимала стоически, потому что спать она приходила под бочок ко мне и даже обнимала во сне тяжёлыми, пушистыми лапами. За это я готова была простить ей многое, куда больше, чем чужие подпорченные занавески и уничтоженный половичок, который, если быть совсем уж откровенной, сам нарывался своими нахальными кисточками.

Простая деревенская жизнь оказалась на удивление умиротворяющей, и необходимость пользоваться спрятанным в кустах уличным туалетом не особо напрягала. По крайней мере, это был мой личный туалет, и его не мог загадить сосед-алкоголик. Возможно, зимой я запою иначе, но на дворе стояло лето с ласковыми тёплыми ночами, так что я нарекла грубо сколоченную конструкцию бунгалом для раздумий и на этом успокоилась.

Готовить приспособилась по вечерам, после пробуждения, тогда к утру печка успевала остыть.

Вместо завтраков у местных были рассветники, а вместо ужинов — вечерники. Трапезу середины дня полуденники называли обедом, а маги устраивали ужин в районе полуночи. Мы с Шельмой явно не попадали ни под один из этих режимов. Ложились под утро, но ещё затемно, спали до послеобеденного времени, а вечера проводили за делами — я готовила, прибиралась, читала лекарские книги, ухаживала за доставшимся садом и огородом, а киса нападала на сорняки и безжалостно их выкапывала, некоторые даже сгрызала, за что я ласково называла её газонокисилочкой.

И всё бы ничего, однако денег не прибавлялось, а дата очередной оплаты налога неумолимо приближалась, прямо как похмельное утро после корпоратива. Ты ещё танцуешь на столе директора, но где-то глубоко в душе уже знаешь, что через пару часов будет мучительно больно.

Лана верила, что деньги убавляются от того, что их считаешь перед зеркалом, поэтому никогда так не поступала, но, судя по всему, мало соблюдать приметы, надо ещё и задом шевелить и желательно тоже не перед зеркалом.

Продать мне было особо нечего, разве что книги по целительству, но их я пока штудировала, да и расставаться с ними не хотела. За холодильный ларь можно было выручить около тысячи, но как потом без него жить в такой жаре?

Требовалось добраться до города, чтобы найти там покупателя для трав и, возможно, зелий, но идти до него пешком было далеко, да и Шельма не отходила от меня ни на шаг, а выдержать долгую дорогу не смогла бы. Как и я не смогла бы её нести — каким-то образом она умудрилась за несколько дней набрать не меньше двух кило. Я раньше считала, что такое возможно только в качестве новогоднего чуда, но нет.

В общем, проблема дохода встала остро, и я решила, что настало время хорошенько встряхнуть деревенских и собрать с них долги.

Словно почувствовав моё намерение, староста появился на пороге сам. Лицо суровое и недовольное, губы изогнуты коромыслом, а седеющие кудри собраны в хвост. Он постучался в дверь после обеда, когда мы с Шельмой как раз проснулись, наварили ореховки (я), обтёрлись об горячий горшок, чуть не свалив его со стола (она), и занимались методичным истреблением съестных припасов (вдвоём).

— Ланка, я решил дать тебе шанс одуматься, — величественно оповестил меня староста, когда я открыла ему дверь.

От неожиданности я фыркнула так, что непроглоченная каша вырвалась на волю и брызгами легла на смуглое лицо Рустека. В принципе, лучше и не скажешь…

Он утёрся и зло посмотрел на меня исподлобья:

— Совсем ошалела, девка?

— Простите, это я от счастья вас лицезреть, — лучезарно улыбнулась ему и захлопала ресницами, изображая дурочку.

Крадущаяся к выходу Шельма тоже изображала дурочку, поэтому мы с ней в очередной раз оказались на одной волне. Осталось только дружно начать скакать по избе, весело перепрыгивая с лавки на стол, а с него — под крышу, хотя взобраться на потолочную балку Шельма пока ни разу не смогла. Но это не значит, что не пыталась…

Староста нашего с Шельмой приступа радушия не оценил, стоял, бурил меня чёрными глазами так, будто намеревался добыть из моих недр газ. Положим, немного природного газа у меня было, и я бы без проблем с ним поделилась, если бы он вежливо попросил. Но Рустек и вежливость — параллельные прямые, которые не пересекаются даже в бесконечности, так что он остался без газа. Хватит с него и ореховки.

— Слушай, Ланка, ты меня не зли. Иди за Дрогима замуж, забирай его сюда, лечи. Будешь хорошей женой и вылечишь — так и быть, помогу тебе с твоим налогом магическим.

— Я правильно понимаю постановку вопроса, что если Дрогим от своей зависимости не вылечится, то это будет моя личная вина и ответственность, как недостаточно хорошей жены? — полюбопытствовала я, изо всех сил сдерживая саркастическую улыбку.

— Просто он одинокий, вот и куролесит! А появилась бы у него жена, детки бы пошли, вот он и взялся бы за ум. Так-то парень неплохой…

«Только ссытся и глухой», — мысленно добавила я, прикидывая, можно ли от души поругаться со старостой или умнее будет не накалять обстановку.

— Статный, рукастый, плотничает отменно. Столярному делу тож учился. Ну, выпивает малясь, ну так кто без греха? Ну чуть сбился с пути, опрудынился… С кем не бывает? Ты-то на себя посмотри, тебя вся деревня ославила, какой тебе ещё муж? Радуйся хоть такому! Товар-то порченый ужо, никто тебя в жёны брать не хочет, ни жополунники твои, ни порядочные люди. Ты на меня так не гляди, девка, а разумей жизнь: как бабка твоя померла, так и покатилась ты на самое дно. Но я, так и быть, подсоблю тебе, ежели ты о Дрогиме позаботишься. Всё одно никто другой тебя в жёны не возьмёт ни в Армаэсе, ни в каком другом селе. Уж я прослежу! — грозно насупил брови он.

Ага, многое становилось понятнее. Значит, когда Дрогим подсел на лоузу, староста быстро сориентировался и использовал учинённый Грегом скандал в своих целях. Хотя кто знает? Может, это он и подговорил Грега жениться на Мигне, чтобы место жениха целительницы освободилось. На самом деле это уже не важно.

Я стояла и слушала его излияния молча, следуя давно выработанному правилу: не пытаться заткнуть поток говна, иначе в процессе обязательно забрызгаешься. Гораздо мудрее дождаться, пока оный поток иссякнет, перешагнуть и двинуться дальше, желательно изящно наступив на источник канализационного изобилия сверху. При случае.

— Избу твою никто не купит! Никому она не нужна, на отшибе-то. Землицы у тебя — почитай, что и нету. Продать нечего. Чем налог будешь платить, а?

— Вестимо, вашими надеждами на моё благополучие, — широко улыбнулась я, сбивая Рустека с толку.

Он не привык, чтобы с ним так разговаривали, чуял, что над ним издеваются и всерьёз не воспринимают, но наверняка сказать не мог, отчего заметно растерялся.

— Ты мне это… Голову-то не морочь! Что делать-то думаешь?

— Перееду в другую деревню, раз в этой пчёлы бунтуют против мёда, — ласково проговорила я, заметив, как Шельма тихой сапой выскользнула на улицу.

Дверь-то открыта, а значит, ей срочно нужно на волю. В пампасы. К капканам, колодцам и полянам ядовитых цветов, туда, где ждут неприятности. Шельма не из тех, кто заставляет неприятности ждать слишком долго.

После значительной паузы Рустек сощурился и самодовольно заявил: