Сны инкуба - Гамильтон Лорел Кей - Страница 38

Вы когда-нибудь пробовали одеваться на глазах у троих мужчин? Мика — я хотела, чтобы он здесь был, и выгнать Натэниела тоже казалось нехорошо, а Дамиан… страшновато было сейчас отделять от меня этого вампира хотя бы дверью. Мы только что занимались с ним сексом, и он даже вошёл за мной в ванную, и все равно я заставила его отвернуться, пока одевалась. Пусть оборотни все же заставили меня изменить отношение к наготе, но одеваться перед кем-то — это ещё интимнее, чем быть голой. Или просто моя застенчивость на сегодня уже получила все удары, которые в силах была вынести.

Кстати о застенчивости. Если бы мне не казалось это ребячеством и трусостью, я бы заперлась в спальне, пока Ричард не уйдёт, но это было бы и ребячеством, и трусостью, так что будь оно все проклято. Тем более что Натэниел обещал мне сварить кофе. Есть до десяти утра я терпеть не могу, но кофе — жизненная необходимость.

Дамиан сделал одну вещь, от которой мне стало лучше: он попросил халат. И тут я сообразила, что ни один из моих знакомых вампиров к наготе не относится легко. Они готовы обнажаться ради благой цели, но не расхаживать голыми, как большинство оборотней. Забавно, что раньше я этого не замечала.

Натэниел принёс из подвала собственный халат Дамиана и заглянул к себе, чтобы тоже взять пару джинсов. Очко в его пользу, что оделся без моей просьбы.

Халат Дамиана будто приехал прямо из викторианской Англии — а может, так оно и было. Густой темно-синий бархат, тяжёлый как пальто, а не как халат. Несколько протёрт на локтях, обшлага и подол залоснились, но вся вещь просто кричала, какая она дорогая. Дамиан завернулся в него с такой нежностью, как будто это его любимый плюшевый мишка. Когда он завязал пояс, только ладони остались на виду.

— Но это же не халат? — спросила я.

Он встряхнул головой, вытаскивая волосы из-под воротника, разметав их неожиданным красным потоком по синему.

— Это пеньюар.

Я кивнула, будто поняла, что он говорит, и протянула ему руку. Не потому, что хотела его коснуться, хотя и это тоже было, но из-за несчастного вида у него в глазах, и ещё потому, что он потирал руки о синий бархат, будто от этого ему было спокойнее. Он принял мою руку и улыбнулся мне впервые с тех пор, как та-кто-его-создала обрушила на нас свою злобу. Улыбка была робкая, но стала уверенней, когда он коснулся моей руки.

Я боялась, что после прикосновения все опять изменится. Что будет похоть, или любовь, или ещё что-то, с чем я не справляюсь, но с ощущением его руки ничего этого ко мне не пришло, а пришло чувство безопасности. Облегчение, что я первая захотела до него дотронуться. Раз я так сделала, значит, я не сержусь.

— Я не злюсь, — сказала я.

У него чуть шире открылись глаза:

— Ты знаешь, о чем я думаю?

— А разве ты не знаешь, о чем думаю я?

— Нет, — ответил он.

— Спроси его, знает ли он, что ты чувствуешь, — предложил Натэниел.

— А я разве не спросила?

— Нет.

Я задумалась на секунду. Он был прав.

— Ладно, что я чувствую?

— Ничего, — сказал Дамиан. — Ты очень стараешься ничего не чувствовать.

Я и об том задумалась, и тоже кивнула. Он опять был прав. Ощущалась некоторая оглушенность, облегчение, что потребность Дамиана в защищённости преодолела прочие осложнения, но по-настоящему, всерьёз я не чувствовала ничего. Как раковина на песке, промытая морем, белая и розовая и абсолютно пустая. То место во мне, которое должен был заполнить, наполнить Ричард, было пусто, но не так, как бывает пуста рана. Пусто, как раковина, скользкая, мокрая, ждущая. Ждущая, чтобы кто-нибудь другой пришёл и залез внутрь, сделал из этой пустоты себе защиту, броню, дом.

И даже подумав об этом так явно, я не ощутила почти ничего. Это было так близко к той заполненной треском помех пустоте, где я убиваю, но этого треска не было. Была мирная пустота, будто смотришь на горизонт, где только вода и небо. Мир, покой, но не совсем пустота, а ожидание. Ожидание чего?

Дамиан сжал мне руку. Я улыбнулась ему, но сама знала, что улыбка не дошла до глаз, это был рефлекс, а не выражение эмоции. Её просто не было. Как будто находишься в шоке, а шок — это природная изоляция, когда организм замыкается в себе, чтобы залечивать раны, или чтобы умереть без боли и без страха.

Ну, умирать я не собиралась. От разбитого сердца не умирают, это только кажется, что умираешь. Из личного опыта я знала, что надо продолжать двигаться, действовать так, будто сердце не истекает кровью, и тогда не умрёшь, и в конце концов даже перестанешь этого хотеть.

Мика подошёл и встал передо мной. Когда-то было странно видеть такую разумную серьёзность в этих кошачьих глазах, а теперь для меня это были просто глаза Мики. Он тронул меня за лицо, и рука у него была такая тёплая, что мне хотелось потереться об неё щекой. Но я не стала. Не знаю, почему. Я просто стояла перед ним, и он гладил мне лицо, а Дамиан цеплялся за руку. И я знала, что на лице у меня та же пустота, что и внутри.

— Ты не обязана туда идти, — сказал он.

— Нет, обязана.

Он положил и другую руку мне на щеку, моё лицо оказалось у него между ладонями, тёплыми-тёплыми.

— Нет, Анита, ты не обязана.

Дамиан поглаживал мне костяшки пальцев, как делал, если боялся, что я на кого-нибудь сержусь. Я не сердилась, но, быть может, он и других эмоций боялся. Дамиан умел помочь мне успокоиться, управлять своим характером и быть не такой беспощадной или скорой на расправу, но твой слуга может поделиться с тобой только тем, что у него есть. Дамиан не мог мне помочь справиться со страхом, с одиночеством, с печалью, потому что сам был ими переполнен. Сегодня он только и мог мне предложить, что прикосновение дружеской руки, а ведь есть вещи и похуже.

Я закрыла глаза — не для того, чтобы не видеть серьёзного лица Мики, а чтобы омыться теплом его ладоней. Мне пришлось закрыть глаза, чтобы наслаждаться теплом его рук и не отвлекаться на цвет его глаз. Я позволила себе сделать то, что мне хотелось с самого начала, как он коснулся меня ладонями — я потёрлась об одну руку щекой, потом о другую. И его руки двигались вместе со мной, и это было как танец — его руки у меня на лице, на волосах, и я об него трусь как кошка.

Он в какой-то момент поцеловал меня, пока я вертела лицом между его ладонями. Его губы, мягкие и полные, прижались ко мне, нежно и твёрдо. Я открыла глаза, и его лицо было так близко, что расплывалось перед глазами.

Он чуть отодвинулся, чтобы мы друг друга видели, но не выпустил меня.

— Я бы тебя от этого избавил, если бы ты мне позволила.

Я накрыла его руки своими.

— Ты хочешь сказать, что извинишься вместо меня, а мы с Дамианом сможем укрыться в спальне?

Кто-то уже поставил на место входную дверь. Она висела в проёме, искривлённая, и немного света лилось в щели, но это не было плохо. Когда первая полоска света поползла по полу, Дамиан схватил меня за плечо, и я потрепала его по руке, но что дальше делать — не знала. Мика сообщил, что в кухне он закрыл шторы, так что она затенена, насколько это возможно. Я улыбнулась — он всегда предвосхищал мои желания. Иногда это меня раздражало, но не сегодня. Сегодня я принимаю любую помощь.

Дамиан — это был великолепный предлог укрыться в тёмной части дома. К несчастью, почти настолько же, насколько я не хотела видеть Ричарда, я не хотела и оставаться наедине с Дамианом. Мужчины довольно забавно ведут себя после секса: некоторые начинают вести себя как хозяева, другие становятся эмоциональными, а третьи — хотят повторить. Ни с чем таким я в настоящий момент не хотела иметь дела. Да, конечно, ему спокойно от моего прикосновения, но это ещё не значит, что наедине со мной он сможет подавить в себе самца. Все-таки он и есть самец, и рисковать я не хотела.

— Если ты так это формулируешь, то да.

— Это не я так формулирую, это так и есть, Мика. Это значит спрятаться.

— Она прятаться не будет, — сказал Натэниел тихо и очень печально — я не поняла, почему, — и звук его голоса заставил меня порадоваться, что в этот момент мы не касаемся друг друга. Что бы он сейчас ни чувствовал, это явно не слишком приятно.