Инженер Петра Великого 2 (СИ) - Гросов Виктор - Страница 12

А мне того и надо! Теперь хоть на законных основаниях мог сам во все дыры нос сунуть и докопаться до правды. А то, что это была диверсия, я был уверен на все сто, чуйка моя редко подводит.

Ждали, пока эта махина остынет! Потом мужики полезли разгребать это побоище: чугунные блины остывшие ломами отдирали, песок, битый кирпич выгребали. Наконец, добрались до самой дыры — пробоины внизу печи, откуда все и хлынуло.

Я натянул кожаные рукавицы потолще, старый фартук, и полез внутрь первым, пока эти «члены комиссии» снаружи чинно совещались, пыхтя от важности. Внутри еще жарко было, пекло знатно, воняло остывшей золой. Осмотрел все внимательно, каждый кирпичик. Ну да, кладка в этом месте — в хлам, кирпичи оплавились, потрескались. На первый взгляд — ну точно, либо перегрели дурни, либо кирпич бракованный попался. Классика жанра.

Но я полез глубже, туда, где канал для дутья подходит — к фурме. Сама труба медная, через которую воздух гнали, целая оказалась. А вот вокруг нее…

И тут я аж замер. Нашел! То, что искал!

Один из железяк крепежных — то ли болт здоровый, то ли стяжка, которая огнеупорный блок у фурмы держала — лопнула. Но лопнула, зараза, не просто так! На изломе, который я от копоти пальцем оттер, четко виден… надпил! Тонкий, собака, еле заметный, но ровненький такой, инструментом сделанный! Вот сволочь! Это ж надо было додуматься — заранее надпилить стяжку в таком месте! Понимал ведь, гад, что рано или поздно, на полной мощности, под температурой да давлением, она и крякнет. Этот надпил ее ослабил, она и не выдержала. Блок кирпичный сместился — вот тебе и щель, куда вся эта огненная жижа и рванула. Это ж не просто так поджечь что-то, тут понимать надо, как печь устроена, где самое слабое место будет при таком-то режиме!

Чудо, что все это не залило металлом и получилось найти. Или на то и был расчет? Видать, повезло.

Вот причина! Никакая не халатность работяг и не мой просчет! Чистой воды подлянка, диверсия! Кто-то заранее, может, еще когда печь клали, а может, когда чистили недавно, подсуетился, оставил «подарочек». И ведь как рассчитал, гад — точно под самую ответственную плавку, когда мы были в шаге от успеха!

Кто? Да хрен его знает! Любой мог — каменщик, что печь клал, рабочий, что ее обслуживал. Десятки людей там ковырялись. Ищи теперь ветра в поле! Вредитель делал это не по своей дурости, а по указке.

Я осторожно вылез из этой душегубки, обломок стяжки с подлым надпилом в кулаке сжимая. Подошел к комиссии. Эти все еще топтались снаружи, языками чесали про «разгильдяйство плавильщиков» да «недосмотр начальства».

— Господа, — говорю я. — Причина аварии — не халатность, да и не в конструкции дело. Вот, полюбуйтесь.

Протянул им обломок.

— Стяжка крепежная. Из кладки. Видите? — ткнул пальцем в надпил. — Надпилено. Инструментом. Намеренно. Половину ровно надрезали, а дальше — разорвало давлением. Так что это не несчастный случай, господа хорошие. Это диверсия. Кто-то очень хотел, чтобы эта печь вышла из строя и именно сейчас.

Повисла напряженная тишина. Все вылупились сначала на этот кусок железа, потом на меня. На рожах — изумление и откровенный страх. Оно и понятно: одно дело — списать все на обычное русское авось да разгильдяйство, найти пару козлов отпущения, выпороть для острастки и забыть. И совсем другое — признать, что на стратегическом, мать его, заводе, во время войны, орудуют диверсанты! Тут уже не плетьми пахнет, а дыбой, застенками Преображенского приказа…

— Надпил?.. — пролепетал обер-мастер. — Да откуда?.. Может, трещина просто… дефект литья…

— Это не трещина и не дефект, — отрезал я. — Я в железе понимаю, да и следы от пилки отличить могу. Надпилено. До того, как сломалось. Зуб даю.

Немец Крамерс взял обломок, близоруко сощурился, достал из кармана лупу — видать, прихватил на всякий случай — и стал разглядывать излом. Кряхтел, сопел. Потом поднял голову, посмотрел на меня, потом на Шлаттера.

— Йя… Мастер Смирнофф… прав, пожалуй, — сказал он медленно, с акцентом. — Это есть… как его… след от инструмента. Надпилено. Сделано до излома. Это…

Он развел руками. Теперь уже отмахнуться было нереально. Шлаттер сперва побагровел так, что я думал, удар его хватит, а потом резко побелел. Дошло до старого лиса, что дело принимает совсем хреновый оборот. И что спрос за такое вредительство будет лично с него, как с начальника. Но и начинать всерьез копать, ворошить все это заводское кодло, где воровство, интриги и зависть давно стали нормой, — ой, как ему этого не хотелось! Это ж какой скандал будет. И кто знает, на кого еще ниточки выведут?

Весть о диверсии разнеслась по заводу моментально, как пожар по сухой траве. И какими только слухами не обросла! Пошли толки, дескать, шпионы шведские пролезли, адскую машину подложили и рванули печь. Другие шептались — колдовство это, нечистая сила мстит за мои «механизмы мудреные». Третьи, попроще, бубнили, что сами плавильщики напортачили по пьяни или с недосыпу, а начальство теперь крайнего ищет, чтобы шкуру свою спасти. Короче, все друг на друга косились, как волки в голодную зиму.

Шлаттер совсем с катушек слетел. Метался по конторе, как угорелый, то обер-мастера к себе дернет, то охрану, то меня. Мужик реально струхнул, не знает, за что хвататься. Признать диверсию официально? Это ж значит, подставить собственную шею — как допустил, как прошляпил⁈ Тут не то что должности лишиться можно, а и чего похуже от Государя или Брюса огрести. А замять дело, свалить все на «несчастный случай»? Тоже стремно — а ну как эти гады снова что-нибудь выкинут? Тогда уж точно голова с плеч, если до Петра Алексеевича дойдет.

Я эту его канитель и страхи видел насквозь. Ждать от него решительных телодвижений — дохлый номер. Будет резину тянуть, пыль в глаза пускать, найдет какого-нибудь бедолагу-стрелочника из мастеровых, да на том и успокоится. А реальных организаторов искать — да он боится этого как огня! Ведь копнешь поглубже — такое может вылезти…

А мне ждать нельзя было. Во-первых, заказ важнейший горит синим пламенем. Во-вторых, я ж не дурак, понимаю — это не просто печку сломали, это опять по мне били, по моим затеям. Не найдешь супостата — жди следующей «случайности», которая, глядишь, и последней окажется.

Пришлось все обсуждать с Орловым (тот тоже был зол, как черт — понимал, чем это для артиллерии обернется), и решили мы идти к Шлаттеру. Не просить, а прямо-таки требовать, прикрываясь именем Брюса и серьезностью момента.

Так и сделали — завалились к полковнику в кабинет без всякого доклада, даже его секретарь опешил. Шлаттер сидел за столом, туча тучей.

— Господин полковник! — начал Орлов без предисловий, чеканя слова. — До нас дошли результаты осмотра печи. Имеются прямые доказательства вредительства! Преднамеренного! Цель — сорвать государев заказ и вывести из строя сердце литейного производства!

Я молча выложил на стол перед носом Шлаттера тот самый обломок стяжки с надпилом. Так ее никто и не забрал у меня. Боялись — улика, чтоб ее.

Полковник брезгливо отодвинул железку.

— Йя… Йя… Видел я… Пренеприятный инцидент… Возможно, чье-то злоумышление… Или просто… брак давний вскрылся…

— Какой брак, господин полковник⁈ — тут уж я не выдержал. — Вредительство! И не первый раз уже! Вспомните, как мне улики подбросить пытались! Кто-то ведь планомерно нам палки в колеса ставит! Если сейчас же за это не взяться по-серьезному, завтра поздно будет! Приказ Государя не выполним — и что тогда⁈

— Меры… Какие меры? — заюлил Шлаттер, явно пытаясь уйти от ответа. — Я уж распорядился караулы усилить… Рабочих опросить…

— Да мало этого — опросить! — рубанул Орлов. — Дознание надо проводить! Всех перетряхнуть, кто мог быть рядом! Всех подозрительных на заводе проверить, особенно тех, кто у кормушки сидит — на складах, на приёмке! — Ясно было, на кого он намекает — на Лыкова и его шайку-лейку. — И главное — немедля доложить графу Брюсу! Пусть его сиятельство знает, что тут у вас творится!