Оскверненная - Ларк Гленда - Страница 16

Я обнаружил, что невольно улыбаюсь в ответ. Этот человек умел быть очаровательным, когда хотел.

– Пока нет, сирсилв. Мне нужно пройти еще несколько испытаний.

– Уверен, что это не составит для тебя труда. Как мне сказали, ты только что прибыл с Тенкора?

– Да, с последним приливом.

– Не ошибусь ли я, предположив, что Тенкор тоже пострадал от магического феномена сегодня утром? Люди без одежды и без татуировки, появляющиеся ниоткуда? – Ну конечно, он не мог не подчеркнуть отсутствие татуировки: хранители из Ступицы буквально помешались на свидетельствах гражданства. Они были совершенно уверены в том, что жители всех прочих островов только и мечтают жить в созданном хранителями раю.

– Да, сирсилв. В результате несколько сот человек погибли, насколько мне известно. Ээ… я привез письма для главы Совета, но мне сообщили, что благородный Бартбарик умер. Я решил, что передать их следует тебе. – Я протянул ему письма.

– Действительно… – Датрик взглянул на письма и с легкой улыбкой склонил голову. Мы оба понимали, что мой поступок означает поддержку Гильдией его кандидатуры, и это дает ему преимущество над Фотерли – Фотом Фатом. Может быть, мне и не хотелось бы, чтобы Датрик стал главой Совета, но я точно знал, чего ожидает от меня отец.

– Сирсилв, – сказал я, – я отправляюсь обратно со следующим отливом. Если ты пожелаешь послать ответ…

Он немного подумал, потом кивнул:

– Да, пожалуй, следует это сделать. Эларн, присаживайся и подожди. Я напишу ответ в своем кабинете и пришлю дочь, чтобы она позаботилась о тебе, пока ты ждешь.

Идея не слишком меня привлекала, но отказаться я не мог. Я пробормотал благодарность и сел. Я не виделся с единственной дочерью Датрика, Джесендой, с тех пор, как нам обоим было лет по четырнадцать. Она тогда была прыщавой коренастой коротышкой – совсем не из тех девиц, которые могли бы привлечь парня, к услугам которого было сколько угодно обожательниц. Более того, ее внешность нисколько ее не волновала; она была слишком уверена в себе, слишком явно потешалась над деревенщиной с Тенкора. Так по крайней мере мне тогда казалось.

Решив, что не стану показывать, будто нуждаюсь в ее обществе, я поднялся и стал бродить по комнате. Вид из окон второго этажа был потрясающий. Дворец Датрика располагался на берегу, вдали, конечно, от грязи и шума порта, и из окна я мог видеть всю гавань, уходящий вдаль залив и Девятую Спицу. Солнце село, но по воде все еще пробегали отблески – воспоминания о закате. Окружавший дом сад заканчивался пляжем с коротким пирсом и лодочным сараем, которые в сумерках казались черными силуэтами.

Когда стало совсем темно и уже ничего не было видно, я отошел от окна, подошел к книжным полкам и взял первый же заинтересовавший меня том. Это был трактат о приливах на Райских островах, и я уже углубился в него, когда дверь открылась.

Я не торопился поднять взгляд; с книгой в руке я принял небрежную, равнодушную позу – и тут встретился глазами с самой прелестной женщиной, каких только когдалибо видел. Нет, беру свои слова обратно. Она не была прелестна. Она была чувственна – не в обычном смысле пухлых губок, соблазнительных округлостей и призывного взгляда; скорее это было сочетание прекрасной внешности и уверенности в себе. Одного взгляда на нее мне хватило, чтобы понять: в ее присутствии мне будет трудно связать два слова. Потребуется огромное усилие, чтобы думать о чемлибо, кроме возможности оказаться с ней в постели.

Она была примерно одного роста со мной, с густыми каштановыми волосами, падавшими на плечи и казавшимися восхитительно взлохмаченными, словно она только что поспешно запустила в них руку. Глаза у нее были синими, как и у всех Уроженок островов Хранителей, и говорили об остром уме. Ее кожа, более светлая, чем моя, загоревшая на солнце, была безупречна; ее золотистый оттенок наводил на мысли о теплом вечернем солнце. Одета она была с простотой, недавно вошедшей в моду в Ступице: в муслиновое платье без рукавов с юбкой, падавшей складками от талии. Эта мода предлагала поразительное сочетание целомудрия с соблазном; это в полной мере касалось стоящей передо мной женщины. Ее фигура говорила о подвижном образе жизни и одновременно намекала на мягкость всюду, где полагалось. Когда она шла, юбка обрисовывала ее ноги. Взгляд ее был вызывающим. Она не была хорошенькой, но прямой взгляд и пышные волосы в дополнение к этой фигуре и этой коже делали ее потрясающей. Даже то, как она с откровенным интересом оглядела меня с ног до головы, интриговало.

Она улыбнулась; эта широкая улыбка полных губ слишком большого рта была безыскусной и не содержала кокетства, она говорила об искреннем веселье – скорее всего, за мой счет.

С этого момента я пропал.

Глава 6

РАССКАЗЧИК – ЭЛАРН

Я наконец вспомнил, как пользоваться языком, и пересек комнату, чтобы приветствовать чудное видение. Только протянув ей руку, я понял, что передо мной действительно Джесенда, и стряхнул наваждение. По крайней мере попытался. Одна часть моего сознания все еще жаждала наслаждаться видением, в то время как другая говорила: «Она же силв, глупый ты деревенщина, и умеет создавать иллюзии. Без их помощи она, возможно, столь же хороша собой, как морской окунь анфас».

– Джесенда, – сказал я, целуя кончики ее пальцев, как было принято в Ступице, – до чего приятно снова тебя увидеть! Я узнал бы тебя где угодно!

Как отчаянная попытка восстановить защиту это было не так уж плохо, но она тотчас же раскусила меня. Эта девушка была мне не по зубам.

– Не говори ерунды, Эларн. Ты совсем не узнал меня, когда я вошла. А как только ты понял, кто перед тобой, ты решил, что я, пожалуй, мало отличаюсь от той прыщавой девчонки, на которую ты не обращал внимания при прошлой нашей встрече. Ты полагаешь, что я прячу свое уродство за иллюзией, созданной с помощью силвмагии.

Что было совершенно справедливо. Я пожал плечами, чтобы вернуть себе власть над собой.

– Я никогда не позволил бы себе негалантного предположения, будто твоя… ээ… привлекательная внешность является следствием чеголибо иного, кроме дара природы. И ты никогда не была уродиной… даже в том неблагоприятном возрасте. В отличие от меня.

Она фыркнула.

– Тебя называют дамским угодником, и я теперь вижу почему. Ты определенно с успехом преодолел неуклюжесть «того неблагоприятного возраста». – Она еще раз вызывающе оглядела меня. Я внезапно почувствовал, что шнуровка воротника душит меня, и с трудом удержался от того, чтобы распустить ее. Джесенда дернула за шнур звонка, жестом предложив мне сесть в кожаное кресло. – Прошу тебя, садись. Какой чай ты предпочитаешь – горный со Спаттов или равнинный с Сафана?

Ну вот, она еще и выбор предлагает…

– Подойдет любой, спасибо. – У себя дома мы пили самый обычный чай, покупая коробки, на которых просто было написано «Чай с Южных островов». Я положил книгу на низкий столик и сел там, где она предложила. Джесенда села напротив меня.

– Думаю, тебе следует узнать обо мне одну вещь, – сказала она. – Даже несколько вещей.

– Вот как? – Это был единственный ответ, который пришел мне в голову. Я давно уже так не смущался в присутствии молодой женщины. Мне не нравилось быть таким растерянным, но ничего поделать я не мог.

– Я не использую иллюзии, чтобы улучшить свою внешность. Впрочем, признаюсь, что прибегала к иллюзиям при нашей прошлой встрече, хотя и не с целью стать красивее. – Она лукаво улыбнулась – скорее своим воспоминаниям, чем мне. – Как ты верно сказал, то был неблагоприятный возраст. Я считала, что люди должны ценить мой ум и характер, а не смазливое личико.

У меня глаза полезли на лоб. Уж не хотела ли она сказать, что в четырнадцать лет намеренно делала себя непривлекательной? В то, что девчонка такого возраста обладала достаточной уверенностью в себе и апломбом, чтобы пожелать выглядеть прыщавой толстушкой, было трудно поверить. Еще неприятнее была мысль о том, что я тогда был достаточно предсказуем и попался на ее удочку. Я почувствовал, что краснею, и попытался спасти остатки своего самоуважения.