Повелитель огня (СИ) - Опсокополос Алексис - Страница 27

Репа, лук, брюква… Всё грязное и всё гнилое. Я уворачивался и просто не мог поверить в происходящее. Этот моральный урод велел притащить сюда полную корзину гнилых овощей и забрасывать меня ими. Как вообще можно было такое придумать? Что творилось в голове у этого придурка? Меня происходящее шокировало даже больше, чем пленение и отправка в темницу.

Примерно с пятой попытки один из слуг попал гнилой луковицей мне в плечо. Второй тут же репой — в колено. Это была полная дичь, какой-то сюрреализм. Безусловно, это было лучше, чем если бы меня начали забрасывать камнями, но всё равно, у меня просто в голове не укладывалось, как такое можно придумать?

— Ты чего творишь, придурок? — в сердцах закричал я Лютогосту, уворачиваясь от очередной летевшей в меня репы.

— Будешь жить в этом смраде, пока не подохнешь! — ответил мне выродок и прикрикнул на слуг: — Бросайте точнее!

Слуги полезли за новыми «снарядами», но мне совершенно не хотелось дальше прыгать по камере. Я взял две лавки, благо они были не прикреплены к полу, и, поставив их рядом и на торцы, прикрылся ими. По дереву сразу же застучали овощи, но они должны были закончиться рано или поздно.

Закончились примерно через две минуты. Я отбросил лавки, посмотрел на Лютогоста и сказал:

— Больной ублюдок! Когда я отсюда выберусь, я заставлю тебя сожрать такую же корзину гнили!

Предатель скривился от злости, хотел мне что-то ответить, но вместо этого заорал на слуг:

— Несите ещё! Не может он всё время закрываться! Не давайте ему спать! Не давайте есть!

Проорав это, Лютогост бросил ещё один ненавидящий взгляд на меня и быстро ушёл. Слуги и тюремщик побежали за ним.

А я осмотрел камеру. Где они только нашли столько гнилых овощей? И как же это всё воняло.

Я отломал от одной из лавок ножку и, используя её в качестве скребка, сгрёб все заброшенные в камеру овощи к отхожему месту. После чего вернулся на свою лавку, прилёг и призадумался.

И признаться, я был растерян. Я ожидал многого: что меня будут бить, пытать, как-то истязать, но вот что меня начнут забрасывать гнилыми овощами — к этому я готов не был.

Впрочем, я быстро понял, что происходит. Тому, кто велел меня бросить в темницу, я однозначно был для чего-то нужен. Поэтому весь этот цирк с гнилыми овощами — единственное, что Лютогост мог себе позволить в отношении меня. Ни бить, ни тем более пытать меня ему бы никто не разрешил. Он меня даже из камеры вытащить, похоже, не может. Всё, что ему дозволено — это забрасывать меня гнилью. Мне даже смешно стало от мысли, как же ему, бедняге, наверное, обидно.

Браноборский князь Станислав Градомилович закончил трапезу, вытер руки полотенцем и посмотрел на стоящего у его стола Лютогоста. Тот переминался с ноги на ногу уже минут пять, ждал, когда князь соизволит обратить на него внимание.

— Ты что-то хотел? — спросил наконец-то Станислав.

— Да, господин, — ответил Лютогост. — Я хочу узнать, что ты собираешься делать с велиградским щенком?

Браноборский князь усмехнулся и задал ещё один вопрос:

— А почему тебя это интересует?

— Я хочу попросить тебя. Отдай его мне.

— Зачем он тебе? Хотя по тому, что ты назвал его щенком, могу догадаться.

— Он злоупотреблял нашим гостеприимством, был дерзок, и я хочу его наказать. Поэтому прошу тебя, отдай его мне!

Князь понимающе кивнул, призадумался, после чего произнёс:

— Ты помог мне, Лютогост, ты доказал свою преданность и получишь всё, что я тебе обещал. Даже больше. Но с сыном Борислава придётся подождать.

— Как долго?

— Я жду письмо из Златояра. Ты ведь знаешь, что велигорский княжич — аманат Станимира. Если бы он был пленником твоего отца, ты получил бы его прямо сейчас. Но Владимир принадлежит Станимиру, и только Станимир может решать, что с ним делать.

— Но ведь он теперь твой пленник, господин, — возразил Лютогост. — Почему ты не можешь распоряжаться его судьбой?

— Что ж он тебе такого сделал? — спросил князь и снова усмехнулся. — Ты прав, я могу распоряжаться его судьбой. Как и твоей. Но я не хочу осложнять отношения со Станимиром. Он и так не одобрит того, что я сделал, но примет это, потому что нуждается в таком сильном союзнике, как я. Однако усугублять ситуацию из-за того, что ты хочешь за что-то поквитаться с Владимиром, я не буду. И не забывай, что хорошие отношения со златичами и в твоих интересах. Если я не удержу в своих руках Крепинск, то и ты не получишь Речинский удел. Так что поумерь свой пыл и жди вместе со мной письмо из Златояра.

— А если Станимиру этот щенок больше не нужен?

— Если не нужен, заберёшь. А сейчас займись делом, ты должен успокоить всех своих людей и объяснить им, что у них теперь новый господин.

— Я всё сделаю. Но что с моим отцом?

— Ты хочешь это знать?

Лютогост замялся, а Станислав, заметив его смятение, расхохотался. После чего сказал:

— Делай, что тебе велено, Лютогост. А про отца забудь.

После того как я сгрёб к отхожему месту всю гниль, пришло время заняться спальным местом. Так как я был в камере один, мне ничто не мешало соорудить двуспальную лавку. Выбрав две с ровными краями и одинаковой высоты, я поставил их рядом у стены и принялся собирать по помещению самую сухую солому. Всё, что нашёл, постелил на двойную лавку. Собственно, ради этого я своё спальное место и расширял. Сам-то я мог и на узкой вполне лежать, а вот толстый слой соломы на узкую не положишь — сваливается.

На две совмещённые лавки удалось накидать довольно много и, улёгшись на них, я с удовольствием констатировал тот факт, что стало сильно удобнее. И мягче. Однако полежать не удалось — вернулись слуги. В сопровождении тюремщика и, что самое печальное — с новой корзиной гнили.

Поставив корзину у решётки, слуги и тюремщик принялись доставать из неё овощи, чтобы начать их в меня бросать. А это в мои планы на вечер никак не входило.

— Прекратите! — закричал я, когда они начали замахиваться. — Дайте сказать!

Все трое застыли в ожидании продолжения.

— Если вы не будете в меня бросать эту гниль, — произнёс я. — То я вас очень щедро вознагражу!

— Как? — поинтересовался тюремщик.

— Вы получите самое ценное, что только есть на свете!

— И что же это? — спросил первый слуга.

— Жизнь!

— Что? — растерянно сказал второй слуга.

— То! — рявкнул я, быстро подошёл к решётке и добавил: — Меня отец в любом случае выкупит! А я вас найду. Даю слово дворянина, что найду! И лично каждому вспорю живот! И наполню его гнилым луком!

С дворянином я, конечно, перегнул, здесь такого понятия не было, но зато про вспоротые животы получилось хорошо. По вытянувшимся лицам слуг я понял, что на них это впечатление произвело.

— Но господин велел бросать… — растерянно пробормотал первый слуга. — Мы не можем…

— Не можете не бросать — бросайте в нужник! — отрезал я. — А если кто в меня попадёт, то как только выйду отсюда, найду и всю семью убью! Всем понятно?

— Да, господин, — пробормотал первый слуга, а второй и тюремщик ограничились молчаливыми кивками.

Я же, бросив на них максимально злобный взгляд, развернулся и направился к своему спальному месту. Прилёг на него и принялся смотреть, как несчастные слуги бросают овощи в угол возле отхожего места. А тюремщик и вовсе убежал.

Сильно же здесь господа простой люд за горло держат, раз даже находясь за решёткой, я смог напугать этих бедолаг.

Глава 10

Отмерять время в помещении без окон и с постоянно горящим светильником было бы невозможно, если бы не маленькое вентиляционное отверстие, буквально двадцать на двадцать сантиметров на одной из стен под самым потолком. Сквозь него в дневное время в камеру проникали солнечные лучи. Для освещения их, конечно же, не хватало, потому и светильник повесили, но время суток определять получалось. Да и своё прямое назначение это отверстие хоть как-то выполняло, без него можно было бы задохнуться от «аромата» гнилых овощей, смешанного с вонью, исходящей от отхожего места.