Прикосновение полуночи - Гамильтон Лорел Кей - Страница 2

– Холод, насколько серьезно ваше ранение?

Холод ростом повыше шести футов, и поскольку я сидела и микрофоны были рассчитаны на мой рост, ему пришлось наклониться. Он грациозен в любом бою и с любым оружием, но сейчас, сложившись вдвое над микрофоном, казался неуклюжим. Я подумала, приходилось ли ему хоть раз говорить в микрофон, но он уже отвечал на вопрос:

– Я здоров.

Он выпрямился, и у него на лице я увидела облегчение, когда он отвернулся от камер – видимо, решив, что отделался от них. Ага, как же.

– Но разве не ваша кровь была на принцессе?

Его ладонь сжимала рукоятку короткого меча. Прикасаться к оружию без необходимости – признак нервозности. Он опять склонился к микрофону, на этот раз неловко задев мое больное плечо. Не думаю, что журналисты заметили эту маленькую оплошность, но для Холода это было невероятно неуклюже. Он оперся рукой о стол, чтобы восстановить равновесие, и посмотрел на меня глазами цвета серого зимнего неба. Взгляд безмолвно спрашивал: «Я сделал тебе больно?»

– Нет, – сказала я одними губами. Он с облегчением вздохнул и повернулся к микрофонам.

– Да, это была моя кровь.

И он снова отступил назад в уверенности, что теперь-то им достаточно. Вообще-то мог бы знать, что это не так. За эти годы он не сосчитать сколько раз служил живой декорацией для королевы на подобных мероприятиях и мог бы теперь понять, что был несколько излишне краток. Ну, на этот раз он хотя бы не попытался тут же вернуться на свое прежнее место у меня за спиной.

Следующего репортера я знала. Саймон Мак-Крэкен. Он не первый десяток лет писал о дворах фейри.

– Если вы не ранены, Холод, то откуда взялась ваша кровь и как она попала на принцессу?

Он знал, как сформулировать вопрос так, чтобы мы не смогли увернуться от ответа. Сидхе не лгут. Мы можем раскрасить правду во все цвета радуги и убедить собеседника, что черное – это белое, но никогда не лжем впрямую.

Холод опять склонился к микрофону, опираясь на стол рукой. Это движение чуть приблизило его ко мне – ровно настолько, что его брюки задели край моей юбки, а меч оказался зажат между нами. Неудачно, если ему придется вытаскивать оружие. Я посмотрела на его руку, такую большую и сильную руку, и увидела, что пальцы у него побелели. Он сжимал стол, как сжимают край кафедры, когда нервничают.

– В меня стреляли. – Ему пришлось откашляться, прежде чем продолжать. Я чуть повернула голову, как раз чтобы разглядеть его дивный профиль, и поняла, что он не просто нервничает. Холод – Убийственный Холод королевы – убийственно боялся. Страх перед аудиторией. О черт! – Рана уже зажила. Моя кровь попала на принцессу, когда я закрывал ее от опасности.

Он попытался выпрямиться, но я остановила его. Прикрыв микрофон ладонью, я нагнулась к уху Холода, глубоко вдохнула аромат его кожи и шепнула:

– Встань на колени или сядь рядом.

Страж вздохнул так глубоко, что плечи дернулись, но встал на колено возле меня.

Я подвинула микрофон к нему поближе и запустила руку ему под пиджак, на поясницу, чуть ниже расширения ножен большого меча. Когда фейри нервничают, любые фейри, им становится спокойней от прикосновений. Даже могучие сидхе чувствуют себя лучше при телесном контакте, хотя не все из нас это признают из боязни нарушить границу между знатью и обычными фейри. Но в моих жилах течет слишком много крови малых фейри, чтобы меня заботили такие пустяки. Мои пальцы ощутили струйку пота, стекающую по ложбинке спины.

Мэдлин решила подвинуться ближе к нам, но я покачала головой. Она взглянула на меня вопросительно, но промолчала и тут же выбрала очередной вопрос.

– Так вы перехватили пулю, предназначавшуюся принцессе Мередит?

Я наклонилась к микрофону, щекой прижавшись к щеке Холода, но осторожно, стараясь не повредить макияж. Камеры взорвались вспышками белого света. Холод дернулся, и я знала, что камеры это зафиксируют. Ох, черт. Вспышки нас ослепили, перед глазами плясали белые и синие пятна. Мышцы Холода напряглись, но вот этого я бы не заметила, если бы не прикасалась к нему.

– Приятно вас видеть, Сара, и да, он поймал мою пулю, – сказала я.

Кажется, Сара ответила на мое приветствие, но я не была уверена, потому что все еще не могла толком ничего разглядеть, и в зале было слишком шумно. Меня приучили обращаться по именам к тем репортерам, кого я знала. Это создает дружескую атмосферу. А на пресс-конференции атмосфера нужна как можно более дружеская.

– Вы испугались, Холод?

Он чуточку расслабился под прикосновением моей руки.

– Да, – признал он.

– Вы боялись умереть? – выкрикнул кто-то без спроса.

Холод тем не менее ответил:

– Нет.

Мэдлин вызвала кого-то еще, и он спросил:

– А чего тогда вы боялись?

– Я боялся, что пострадает Мередит. – Он облизнул губы и снова напрягся. Я поняла, в чем дело: он назвал меня по имени, без титула. Ошибка для телохранителя, но он, разумеется, был не просто телохранителем. Каждый страж формально мог стать моим принцем. Но мы – сидхе, мы не заключаем браки, пока не зачат ребенок. Бесплодным парам не разрешено жениться. В общем, телохранители не просто «хранили» мое тело…

– Холод, вы бы пожертвовали жизнью ради принцессы?

Он не раздумывал ни секунды.

– Конечно. – Тон ясно показывал всю глупость вопроса.

Репортер из задних рядов, стоявший рядом с телекамерой, задал следующий вопрос:

– Холод, как вам удалось залечить пулевую рану менее чем за сутки?

Холод опять болезненно глубоко вздохнул.

– Я – воин сидхе.

Репортеры ждали продолжения, но я знала, что продолжения не будет. По мнению Холода, то, что он сказал, объясняло все. Он получил всего лишь сквозную пулевую рану из обычного стрелкового оружия. Чтобы остановить воина-сидхе, нужно гораздо больше.

Я спрятала улыбку и наклонилась к микрофону, чтобы изложить это прессе, но тут пот на спине стража вдруг перестал быть теплым и мокрым. Словно струйка холодного воздуха пробежала по его телу. Холодного настолько, что я от неожиданности отдернула руку.

Взглянув на его большую ладонь на столе, я увидела то, чего боялась. От пальцев расползалась белая каемка инея. Слава Богине, что скатерть на столе белая – только поэтому никто еще ничего не заметил. Может, кто-нибудь углядит позже, когда станут просматривать отснятый метраж, но с этим я уже ничего не могла поделать. Мне было о чем беспокоиться и без таких дальних хлопот. В какой-то мере случившееся было моей виной. Я нечаянно снабдила Холода силой, которой он прежде не обладал. Сила – это благословение Богини, но с новой силой приходят новые соблазны и новая ответственность.

Вынув руку из-под пиджака Холода, я накрыла ладонью его руку, одновременно обратившись к удивленно переговаривающимся репортерам. Я ожидала, что рука стража окажется такой же холодной, как струйка силы, бежавшая по его спине, но рука, к моему удивлению, была гораздо теплее.

– Сидхе исцеляются почти от всех ран, – напомнила я.

Иней расползался дальше. Край морозного пятна коснулся микрофона и пополз вверх. Микрофон затрещал, и я сжала руку Холода. Только теперь он заметил, что натворил его страх. Да я и так знала, что это он не нарочно. Он сжал руку в кулак, но моя ладонь осталась у него на руке, наши пальцы переплелись. Я не хотела, чтобы кто-то заметил иней до того, как он растает.

Я повернулась к Холоду лицом, и он посмотрел на меня. В его радужках падал снег, словно в рождественских стеклянных игрушках. Я наклонилась и поцеловала его. Поцелуй оказался для него неожиданностью – ведь он слышал предостережение королевы насчет фаворитизма, – но Андаис простит меня, если мне удастся заставить ее выслушать мои объяснения. Она бы сделала то же самое, а то и похлеще, лишь бы отвлечь прессу от нечаянного проявления магии.

Мы всего лишь целомудренно соприкоснулись губами, потому что Холод чувствовал себя неловко в присутствии всех этих чужих людей. Кроме того, моя красная помада размазалась бы на манер клоунского грима, решись мы на глубокий поцелуй. Сквозь сомкнутые веки вспышки камер казались оранжевыми.