Другая жизнь. Назад в СССР (СИ) - Шелест Михаил Васильевич - Страница 23

Сконцентрировавшись на ощущениях тела, я представил себе паукообразную звёздную туманность на том месте, где пальцы отца аккуратно разминали мою исхудалую плоть. И представил, как эта туманность создаёт новые звёзды, выкристаллизовывая их из себя. Их было очень много, таких туманностей, которые посылали друг другу сигналы, перебегающие от звезды к звезде, от нейрона к нейрону, как электрические импульсы. А что я ещё мог представить? К моему удивлению, ощущения от отцовских поглаживаний усилились и стали передаваться дальше по всей площади тела. То есть, я стал чувствовать уже «размятые» участки.

— Молодец! — похвалил меня мой второй «Я». — Но это только начало. Потом от кожных рецепторов перейдёшь к нервам сгибателей и разгибателей. Но пока занимайся восстановлением чувствительности кожи.

— Спасибо, Василий Михайлович, — услышал я мужской голос врача. — Шли бы вы домой. Наши девочки приберут за ним, помоют, постригут волосы и ногти. Вы и так очень много сделали для сына.

— Это не много, — услышал я голос отца и узнал его, благодаря чужой памяти. — Это нормально.

— Ступайте-ступайте. Уже поздно, а вам ещё на работу.

Глава 12

Я лежал и пялился в потолок, а врач проверял мои рефлексы, стуча молоточком и даже тыкая в меня иголку. Иногда было больно и я морщился.

— Очень интересно! Очень интересно, молодой человек! Отличные реакции. Недостаточные, конечно, но вполне естественные после комы и очень неплохие. Да-да… Вы понимаете меня?

Я мыкнул.

— Оч-чень хорошо. Прямо замечательно! Вы, молодой человек, прямо уникум. После двух месяцев в коме восстановить кожные реакции за пару часов — это уникально. Шестьдесят процентов это много, молодой человек, очень много. Торопитесь жить? Это очень хорошо! Вам очень надо именно торопиться жить. Лекарств, поддерживающих функции организма больше нет и вам придётся запускать процессы в ручном, как говорится, режиме. А для этого — пытаться двигаться. Но наши девочки тебе помогут. Уже сегодня и начнём. Мой комплекс упражнений многих ставил на ноги. Заодно попробуем в работе и специальную кровать-тренажёр, которую я вез из Сеула в Москву. Нужно только не лениться, молодой человек, и пытаться управлять своими мышцами. Пытаться-пытаться и пытаться!

— Он тебе втыкал иглу прямо в нервные центры, — сообщил «внутренний голос», — Специалист мужик. Я-то знаю. Сам проходил когда-то подготовку у братьев вьетнамцев и потом использовал в тренировке бойцов спецназа. Один такой укол стимулирует центр лучше любого допинга. Больновато правда, но оно того стоит, когда бежать ещё пару сотен километров до базы. И это очень хорошо, что он их прокачал. Теперь и мы с тобой попробуем до них дотянуться. Давай начинай пробовать.

— Отстань. Я что-то устал. Отдохнуть хочу.

— Я тебе отдохну! Ну ка взбодрись! Возьми себя в, э-э-э, руки, тряпка. Помнишь, где больно было? Вот с этих центров и начинай работать.

— Как начинать? — проныл я.

— Начинай представлять туманность, звёзды… Да, что хочешь, представляй, главное — сконцентрируй внимание.

Тем временем санитары переложили меня на странного вида кровать. Эдакую мягкую конструкцию куда уложили и моё тело и руки-ноги, причём каждую часть тела в свою ячейку. Ячейки закрыли и получилось, что я лежал вроде как в скафандре.

— Или в экзоскелете, — всплыла мысль, взятая из чужой памяти.

Я сразу представил боевых роботов из какой-то нечитанной мной, но известной по чужой памяти, книжке. Или даже виденного не мной фильма.

— Ничего себе, какие фильмы будут снимать в будущем, — подумал я и экзоскелет включился.

Сначала в нём что-то зажужжало и задвигалось так, что я почувствовал, как меня коснулись чьи-то пальцы. Эти пальцы стали «бегать» по всему телу и это было так приятно, что я уснул, но был тут же разбужен своим «цербером».

— А ну ка не расслабляйся! Концентрируй внимание на ощущениях! Усиливай их! Хватит уже расслабляться! Поленом хочешь остаться⁈ Овощем⁈ А мне такое тело нахер не нужно! Соберись, тряпка!

— Не хочу! Отстань! Ненавижу! — хныкал я. — Отстань!

— Концентрируйся! Соберись! — терпеливо призывал внутренний голос. — Вот твоя рука сгибается и разгибается. Ух ты! Кисть тоже сгибается! Видишь, аппарат какой! Точно — экзоскелет! От него и перешли к боевым роботам.

И я, заинтересовавшись тем, что сказал мой «сожитель», вынуждено сконцентрировался на том, что этот' экзоскелет' вытворял с моим телом. И только теперь я увидел, что надо мной появилось зеркало, в которое я мог видеть своё тело, упакованное в «кровать». В кровать, двигающаяся словно.

— Тебе безусловно повезло, Миша. Что это светило научной и практическойнейрохирургии заехал в больницу Рыбаков, а ты в это время лежал в приёмном, хе-хе, покое в соответствующем отделении. Благодаря мне, кхе-кхе, ты ещё был жив. И это удивило его. Вот он и проникся к тебе уважением. А зря, между прочим. За что к тебе проникаться уважением, когда ты киснешь, как коровье молоко в жаркий день?

— Благодаря тебе я жив? — удивился я.

— Конечно. Ты так шарахнулся своей дурной башкой об угол височной долей, что шансов выжить у тебя не было. Я сам, понятное дело, не видел, но все, кто видел твой проломленный череп, ахали так, что меня морозом пробирало.

— Значит я должен был умереть?

— Не должен! Не должен! — возмутилось «оно». — А как я без тебя?

— Хе-хе… Отправился бы туда, куда положено душам. В Ад.

— За что мне в Ад? Я же такое же, как и ты.

— Ага… Посмотрел я картинки из твоего прошлого и моего потенциального будущего. Бр-р-р…

— Это была война. А на войне, или ты, или тебя. И… Давай не будем, а? Не люблю вспоминать. Сейчас-то ты вряд ли падёшь туда, где проходил службу я, но мы будем с тобой стараться, чтобы попасть хотя бы под категорию «В». То есть с ограниченной годностью. Но пока ты находишься в состоянии которое соответствует категории «д». Совсем негодный. И не только к военной службе, но и к обычной жизни. А поэтому, двигай мослами, боец. Ишь, как тебя экзоскелет ворочает!

Экзоскелет и вправду перевернул меня животом вниз. Причём вместе с зеркалом, и стал изгибать меня в пояснице.

— Нихрена себе корейцы придумали! — сказало «оно».

— Слушай, как бы мне тебя называть? — спросил я. — Что-то надоело «экать».

— Может «Василич»? — спросило «оно».

— Э-э-э… Как-то, не очень.

— Ну, не знаю. Сам, тогда, думай. Как тебе ощущения от этого «экзоскелета»?

— Ощущения есть и они тем сильнее, чем я концентрируюсь на том участке тела. Отличный тренажёр.

— Это они его на тебе тестируют, чтобы в Москве представить результат исследований. Точно государственную премию получит этот Коновалов. Фамилия же какая, хе-хе… Но очень полезный агрегат. Много ребят ценных можно будет с его помощью реабилитировать… Если, конечно, дадут его пользовать… Скорее всего для старичков-инсультников привезли. Их, я слышал, тоже частенько в искусственную кому вводят, а они — шестьдесят процентов — реабилитироваться не могут и умирают.

— Не могут реабилитироваться и умирают? — удивился я.

— А ты как думал? Если у тебя не начнут нормально работать внутренние органы, долго ты проживёшь?

— Думаю, что не долго, — проговорил и задумался о последствиях своей лени, я.

— Так, что, двигай поршнями, Мишка, если жить хочешь. А жить надо. Хотя бы ради того, кто тебя спас, то есть — меня любимого.

Я улыбнулся и улыбнулся по-настоящему.

— О! Он улыбнулся, — сказал профессор. — Какой образец выносливости! И Любочка, не увлекайтесь раздражением детородного органа. Его, извиняюсь, детородного органа. Не вашего. И не краснейте так. И вообще, переведите аппарат на автоматический режим. Рано ему думать о сексе. Да и вам, Любочка, не рановато? Вы у нас — практикантка?

— Вот жулик. Сам выбрал помощниц из практикантов, чтобы ни один врач, участвующий в эксперименте, не претендовал на соавторство, а теперь спрашивает.