Боярышня Евдокия 4 (СИ) - Меллер Юлия Викторовна - Страница 20

— Ах ты подлиза, — беря его на руки и показывая всем упитанного хулигана. — Мордулечка твоя разбойная, — заворковала Дуня. —Добудем мы тебе невесту, не волнуйся и осерчавшего князя даже спрашивать не будем!

— А пусть-ка съездит в Дмитров с Пушком, — неожиданно для всех поддержал её дед и на недоуменные взгляды сына с невесткой пояснил: — Мне давеча записочку передали, что какой-то португалец искал путь к нам через Варяжское* (* Балтийское ) море. Ему объяснили, что далеко он на своем корабле не пройдёт, так тот нанял лодьи, перегрузился на них и по старому пути двинулся к Дмитрову.

— При чём тут наша Дунька? — не понял Вячеслав.

— А при том, — усмехнулся Еремей, с превосходством знающего человека поглядывая на сына, — когда я передал князю об этом негоцианте, то он сказал, что это дело боярыни Кошкиной и нашей Дуньки. Но Евпраксия Елизаровна на днях выехала с посольским поездом к Людовику, а Дунька — вот она, — боярин наставил на неё перст. — Пущай едет, встречает негоцианта.

Глава 9.

Дуня присела на скамейку во дворе мастерских Кошкина-Ноги и пыталась понять,новгородский ли португалец едет сейчас в Дмитров или какой-то другой. Помнится ей, что в Новгороде шла речь о встрече в новгородской земле, а о Дмитрове не было разговора.

— А я тебе говорю, — услышала Дуня возмущенный голос Петра Яковлевича, — нет у меня мастеров, чтобы этой ерундой заниматься! Нету!

Он говорил на латыни, поскольку его собеседником был сеньор Фьораванти.

— Но боярышня Евдокия уверила меня, что резервы этих мастерских безграничны.

— Дунька, ты чего молчишь? — рявкнул молодой Кошкин-Нога.

— Моя твоя не понимай, — с каменным лицом ответила она.

— Чё? — опешил Петр Яковлевич, забавно открыв рот.

— Я говорю, что тебе делают роскошное предложение, а ты кочевряжишься.

— Ты!..— вспыхнул Кошкин-Нога.

Дуня благонравно посмотрела на облака и громко попросила у небес прощения Петру Яковлевичу, поскольку годы никого не щадят и все когда-нибудь ослабеют разумом. Хозяин мастерских и один из важнейших людей княжества не сразу поверил, что зловредная мерзавка о нём молится, а когда сообразил, то рассвирепел и ринулся к ней, но наткнулся на выставленный палец и вопрос:

— Ты горшки мне из чугуна делал?

Кошкин-Нога сжал виски, чувствуя, как кровь застит глаза.

— Чё? — прохрипел он, не замечая, как фрязин схватился за оружие и готов его оттолкнуть от юной боярышни. Его останавливало только то, что дева спокойно продолжала сидеть, и в её глазах плясали дерзкие смешинки.

— Большие такие тяжёлые горшки я у тебя заказывала.

Кошкин-Нога с шумным выдохом буквально упал на скамью рядом с Евдокией, вытянув искусственную ногу, и принялся кулаком растирать лоб, пытаясь вспомнить,про какой-такой чугун идёт речь.

— А, — осенило его, — из того никудышного железа?

— Во-о-от, — похвалила она его и махнула ладошкой в сторону итальянца. — Уважаемый фрязин просит тебя сделать трубы из «никудышного железа».

Петр Яковлевич перевёл взгляд на гостя, пришедшего с Дунькой, и оценив его напряжение, подмигнул ему, изрядно удивив иноземца перепадами своего настроения. Боярышня плавно повела рукой в сторону скамьи, предлагая жестом присесть Фьораванти, а сама продолжила разъяснять суть дела, которое её привело сюда :

— Сеньор Аристотель уполномочен мною оплатить все работы, связанные с подготовкой отливки труб и сопутствующие этому эксперименты, — важно произнесла Евдокия, не обращая внимания на хмыканье Петра Яковлевича. — Если его удовлетворит качество чугуна и сделанный из него образцовый кусок водопровода, который должен перезимовать, то тебя ждёт большой… огромный заказ. А это…

— Свобода, — выдохнул Петр Яковлевич, которому в последнее время стало не хватать денег на многочисленные эксперименты. К удивлению боярина, получалось так, что чем больше он узнавал нового — тем больше появлялось вопросов и, соответственно, новых задач.

— Дунь, — обратился он к ней, игнорируя фрязина, — у тебя правда хватит серебра, чтобы всё оплатить?

— Хватит, — успокоила она его. — Соглашайся. Если у тебя получится сделать подходящие для водопровода трубы и всякие финтифлюшки для него, то, считай, ты нащупал ещё одну золотоносную жилу.

— Что значит «ещё одну»?

— Первая твоя неиссякаемая жила — варка стекла.

Кошкин-Нога согласно кивнул :  хоть князь и взял это дело под свой контроль, но пока стекло варится в печах Петра, князь даёт отщипнуть ему свой процент. А как будет дальше — неизвестно. Но потребность в стекле настолько велика, что можно будет привести в пример Ивану Васильевичу к чему привела монополия монастырей на плинфу. Так что Кошкин-Нога надеялся, что князь оставит ему возможность зарабатывать на стекле.

— Э-э-э, а про какие «финтифлюшки»ты упомянула? — встрепенулся он.

— Сеньор Фьораванти тебе скажет. Ты пообщайся с ним, он умный и знающий человек, — последние слова Евдокия выделила интонацией и многозначительно посмотрела на него.

Петр Яковлевич уставился на фрязина и после небольшой паузы пригласил его пройтись в сторону кузниц. Дуня облегчённо выдохнула и, довольная успешным делегированием своей работы, отправилась домой.

— Дочка, ты была у Маши? — спросила её с порога мама.

— Ага, — скидывая опашень и наливая себе морса, промычала она, стараясь побыстрее утолить жажду.

— Сказала, что ты забираешь её кота?

— Угу, — допивая напиток.

— Да оторвись ты от кружки! — прикрикнула на неё мать.

— Ой, знала бы ты, как я много сегодня говорила, то поняла бы, как мне теперь хочется пить.

— Да наслышана уже, — улыбнулась Милослава. — Всю Москву оповестила, что едешь к Юрию Васильевичу сватать его кошечку за нашего Пушка-Говоруна.

Дуня согласно кивнула. Она по секрету рассказала о своей миссии нескольким знакомым боярышням, а они уже разнесли весть дальше. Так что князю дмитровскому теперь некуда деваться. Коли начнет чинить препятствия всеобщему любимчику в обретении подруги жизни — не сможет появиться в Москве. Всякий ему припомнит жлобство и страдания кота - правдолюба.

— Переоденься, да приходи смотреть,какие я подарки приготовила князю.

— А без подарков нельзя? — ворчливо спросила она, прекрасно зная ответ, что нельзя.

— Евдокия! — укорила её мама.

Но боярышня подхватила опашень, приподняла длинный подол сарафана и через ступеньку побежала наверх.

— Вот ведь, — всплеснула руками Милослава и пожаловалась ключнице: — Уже ведь большая, а бегает, как маленькая. Учу её, учу…

— Не кручинься, боярыня-матушка, — взялась успокаивать её Василиса, — на людях Евдокия Вячеславна блюдет себя строго, а дома… так на то отчий дом и нужен, чтобы в любом возрасте почувствовать себя маленькой.

Милослава налила себе морсу и выпила целую кружку. Дочкина жажда распалила желание пить, а ведь не хотела…

— Давеча наш боярич Иван Вячеславович говорил, — продолжала свой сказ ключница, — что хочет поскорее вырасти, а Евдокиюшка ему сказала, что была бы её воля, то осталась бы ребёнком ещё лет десять.

— Так и сказала?

— Слово в слово, — горделиво подтвердила Василиса, как будто передала весть всемирного значения.

Женщины присели, и каждая подумала о своём. Обеим вспомнилось своё детство и последующие годы. Лица у них стали печальные и возвышенные. Василиса уже хотела предложить выпить по малой чарочке наливочки, чтобы грусть прогнать, но вниз спустилась Светлана со своей крохой.

Малышка заняла всё их внимание. После того, как Мотя с Ксюшенькой вернулись к себе домой, женщины заскучали, так что сейчас им в радость было потетешкаться. А вскоре появилась Дуня. Она переоделась,и сбегая по лестнице, на ходу выкрикнула:

— Мам, показывай, чего приготовила!

— Ох ты ж, напугала, — встрепенулась Милослава, и передав малютку на руки Светлане, вместе с Василисой поставила на длинную лавку у окна сундук.