Гимн шута ХII (СИ) - Федотов Антон Сергеевич - Страница 43

— Вот как…

Неожиданно лицо хозяина дома расслабилось. Он отвел взгляд и сделал несколько медитативных вдохов-выдохов.

— Да, Павел Анатольевич, — кивнул целитель примерно через минуту. — Ты прав. Я немного расклеился.

Молодой человек пожал плечами. Мол, бывает. Понимаю. Да и у самого нервы ни к черту.

— Прошу меня простить, — коротко бросил Герман Адольфович и скрылся в доме.

Вернулся он через несколько минут, порадовав гостя, куда более осмысленным взглядом.

— Пойдем, — жестом указал направление движения целитель и первым потопал по тропинке.

— Неплохо получилось, — сообщил Павел через несколько секунд.

Хозяин дома все-таки достроил беседку. Выглядела она кривоватой. Сразу было видно, что старик возводил ее своими силами, а не воспользовался готовым комплектом. Но оттого внутри было не менее уютно.

— Мы строили, строили и, наконец, построили, — констатировал Кошкин, теперь уже действительно выглядящий Главой Дома, а не сломленным стариком. — Говори, Павел. Не зря же ты пришел.

Парень поставил на стол принесенный с собой пакет. Содержимое задорно звякнуло.

— Тяпнем? — процитировал он хозяина дома.

На несколько секунд старик замер. С его точки зрения, сейчас пить было не ко времени. Однако и своего гостя он знал как человека серьезного. И клановец совершенно точно не пришел бы в такой момент просто для того, чтобы найти собутыльника.

Однако сомнения все-таки победили:

— Ко времени ли? — уточнил он, чуть прищурившись.

Парень вздохнул. Пока для Главы Дома все произошедшее выглядело как арест внучки «за превышение». Обо всех нюансах он просто не знал.

— Лена ударила Кровью, — коротко обрисовал ситуацию Волконский. — Двое погибших родовитых, еще столько же в критическом состоянии. Арест производили «палачи».

Удивительно, но новость, которая вполне тянула на то, чтобы окончательно выбить из колеи, старика взбодрила.

— Уже завтра мне предстоит разговор в очень высоком кабинете, — продолжил Волконский. — И пока я не имею объяснения, как именно все это стало возможным.

Все-таки опыт не пропьешь. Тем более, они пока и не начали. Старик моментально вскинул внимательный взгляд.

— Что еще произошло? — довольно резко переспросил хозяин дома.

Парень чуть замялся, подбирая слова.

— Возможно, — негромко начал он. — Будет поднят вопрос о моем нападении на представителя личной государевой канцелярии.

Глава Кошкиных на миг застыл, что-то прикидывая в уме. И выводы ему, кажется, не нравились. Впрочем, через минуту он бросил бесполезные ныне разрешения, и жестом фокусника извлек из-под столешницы пару стопок.

Как и любой мужчина, чья дочка (тоже серьезная целительница!)была резко против «увлечения» отца, «заначку» Герман Адольфович имел. С точностью практикующего хирурга он разлил по первой.

Выпили молча.

— Спрашивай, — предложил целитель.

Молодой человек только головой покачал поморщившись.

— Герман Адольфович, не надо юлить, — попросил он. — Все-таки уже не дети…

Старик покосился на едва достигшего совершеннолетия собеседника с известным сомнением. Но комментировать его заявление никак не стал.

— … Сообщите все, что, по вашему мнению, мне стоит знать, — закончил мысль молодой человек.

Хозяин дома вздохнул, разлил по следующей и принялся говорить с таким «жаром», что Волконский уже через пятнадцать минут включил запись на комме. Сделал парень это в тот момент, когда ему показалось, что сознание неожиданно начинает ускользать.

— Волконский будет наказан, отец! — прозвучал уверенный сильный голос по главному кабинету империи.

Государь, не прерывавший работы с бумагами ради рутинного, в общем, визита, приподнял взгляд. Лишь сын, прекрасно знающий своего отца, да еще всего пара человек во всем мире могли бы сказать, что во взоре самодержца мелькнуло удивление.

— Твой опричник напал на сотрудников моей личной канцелярии, — негромко произнес хозяин кабинета, сосредоточив внимание на цесаревича. — Ты же понимаешь, что это значит?

И нет, не было в голосе мужчины ни гнева, ни каких-либо эмоций. Просто констатация факта.

Да, Константин Дмитриевич понимал прекрасно, что именно имеет в виду его отец.

Основа любого государства — монополия на насилие. Это краеугольный камень его устойчивости. И «исключения» из этих «правил» были чреваты. Здесь отступил, там дозволил, и сам в какой-то момент не заметишь, как структура начинает разваливаться.

— Вижу, что понимаешь, — негромко произнес мужчина, покосившись на стопку бумаг.

Работы у правителя империи было много всегда. Как правило, гораздо больше, чем мог в страшных снах вообразить себе обыватель, прекрасно «знающий, как надо делать».

— Накажу, — вновь уверенно произнес цесаревич, вытянувшись едва ли не по стойке смирно.

Император медленно встал с довольно простого на вид рабочего кресла, ничуть не напоминающего трон в главном зале Кремля. Тяжелый его взгляд уперся в еще более подтянувшегося сына.

— Говори, — коротко потребовал ныне не отец, а высший государственный деятель страны.

— Поведение Павла Анатольевича недопустимо и не имеет оправдания! — отчеканил Константин Дмитриевич. — Я лично позабочусь о том, чтобы Волконский получил самое суровое наказание, какое только…

Император прикрыл на миг глаза, но тут же вновь глянул на вытянувшегося в струнку сына. «А он вырос!» — с легкой грустью оценил Долгорукий старший.

— … Лично позабочусь о том, чтобы… — продолжал будущий правитель.

Император поднял руку. Глава Тайного кабинета мгновенно смолк.

— Правильно ли я понимаю, что Волконского ты мне не отдашь?

Константин Дмитриевич на миг замер. У него осталось только два пути: либо продолжать «ломать комедию» в надежде, что получится оставить право наказания за собой, либо…

— Нет, отец, — твердо припечатал цесаревич. — Павел Анатольевич — мой человек.

Больше он не добавил ничего, сосредоточившись на демонстрации вида лихого и придурковатого.

Как-то невольно вспомнилось, как совсем недавно он сам требовал для опричника чуть ли не высшей меры, а вытянувшийся перед ним Князь всеми силами отстаивал своего подчиненного. И нет, вовсе не выступление командира группы подтолкнуло его к нынешнему решению. Он его принял почти сразу же. Но дежурный втык Константин Дмитриевич вставить был просто обязан. А с учетом тяжести проступка, «фитиль» должен был быть без капли вазелина.

— Уверен, сын? — негромко спросил император.

Если бы было кому, Долгорукий-младший с удовольствием признался бы, что вот сейчас ему стало действительно страшно! Если уж хозяин кабинета в ТАКОЙ момент вспомнил, что он отец, а не только император, это… сильно.

— Уверен, — пересохшим ртом выдавил из себя цесаревич.

Ох, нелегко ему это далось.

— Ну что ж… — негромко произнес мужчина. — Да будет так.

В этот же момент пискнул комм на руке Константина Дмитриевича. Тот не шелохнулся. Лишь бросил на отца вопросительный взгляд. В ЭТОМ месте без воли его ни одно сообщение бы попросту не «пробилось».

Дождавшись разрешающего кивка, будущий правитель открыл «послание». Внутри он обнаружил две объяснительных от сотрудника *вымарано* и сотрудника *вымарано*. Оба утверждали, что в тот день находились с инспекцией *тут цесаревич для скорости пропустил пару абзацев*, никакого вызова не получали и все в том же духе.

Решив, что детально с документами можно ознакомиться и позже, Константин Дмитриевич поднял взгляд.

— Благодарю, Ваше Императорское Величество, — гаркнул он во всю мощь легких.

Самодержец едва заметно кивнул и вновь вернулся в свое кресло.

— Теперь ответственность на тебе, — негромко произнес самодержец, посмотрев сыну прямо в глаза. — Я же буду внимательно наблюдать. И крайне разочаруюсь, если мне придется вмешаться.

— Так есть! — рявкнул Долгорукий-младший.

Он прекрасно понимал, какие именно обязательства на себя принял.