Крепостная (СИ) - Брай Марьяна - Страница 26

Обернулась я, лишь когда дошли мы до широкой, накатанной телегами по льду дороги.

Евгений что-то обсуждал с тем самым китайцем. Высокий, в хорошем дорогом пальто, без шапки, как модно было нынче молодым людям ходить в свете. Прямой и… наверное, считающий себя уродливым.

— А хто это, Надя? – прицепилась ко мне Глафира. - Чаво это у него с ликом-т? Обжогси или болезь какая?

— Рождаются люди с такими вот пятнами, Глаша. Родимое пятно называется. Редко бывает на лице. А вот видишь, не повезло человеку, - не вдаваясь в подробности, ответила я.

Шли мы обратно быстро. Я была настолько погружена в свои мысли, что и не заметила, что метель уже во всю хозяйничала на улице.

Глава 24

— И что теперь делать? Как он мог поступить со мной так? – донеслось до меня, как только мы с Глафирой вошли в дом с черного входа. Замерев на пару минут, я соображала, как поступить и как пройти в комнату так, чтобы остаться незамеченной.

— Беснуется барин молодой. Вот ведь как змея эта его обходила! – с чувством прошептала мне в ухо Глаша.

— Тихо иди в комнату. Я за тобой, - подтолкнув ее в коридор, пошла следом.

— На что он надеется? Что я, молодой, полный сил мужчина, буду сидеть рядом со стариком в этой дыре? На что он надеется? – услышала я, прикрывая за собой дверь.

Раздеваться пришлось в комнате. Наши пальто и валенки всегда хранились под лестницей на чердак. Но Глаша не умеет раздеваться тихо. Да и Петр ходил по гостиной, как разъяренный лев, и мог заметить нас в конце коридора.

Я села на кровать и выдохнула. «Интересно, а барин тоже вернулся?» - подумала я. Петр ведь не с ним говорит и не со своей кикиморой точно. С ней он сюсюкается. А слугам до одного места его переживания. Выходит, или мучит своего слугу плохой драматургией, или один выплескивает свои эмоции.

— Ну и пусть маленько пар выпустит, - прошептала я и заметила, что в комнате темно. Из-за метели неба не было видно вообще. Я разожгла керосиновую лампу и уставилась в окно. Мне была видна тропинка к кухне и бесконечное белое пространство дальше нее, а там, за забором, было ощущение - начинается открытый белый космос.

— На пару дней точно из дома теперь не выйти, - тихо подвела я итоги увиденному и прислушалась. До ужина была еще пара часов.

Осмотрелась и поняла, что заняться в комнате нечем. Вспомнила, что оставила корзинку с вязанием на окне в гостиной. Еще при домне всегда она хранилась там за шторкой. Но выходить в гостиную я не собиралась.

— Надя, ты тут? - я чуть не подпрыгнула, когда Нюра вошла в комнату и заорала.

— Тс-с, - прошипела я, приложив палец к губам, подскочила и потянула подругу в комнату. Благо, до двери было – только руку протянуть.

— Ты слышишь, чего творится в гостиной? Упаси Бог, он меня увидит, да еще примется мне изливать его проблемы. Своих хватает, - прошептала я.

— Никого тама нету, в гостиной, - удивленные глаза Нюры вылупились, будто она хотела повнимательнее рассмотреть меня и увериться, что я - это я.

— Значит, ушел. Петр Осипыч с ума сходили оттого, что узнали про отмену крепостного и про то, что продавать ему теперича нечего, - ввела я ее в курс дела.

— Аа-а, - протянула она, - дык недавно Осип Германыч приехали, а Петра-то наемная коляска привезла. Видать, не посадил его с собою в карету барин. Вот он и орет, что ошпаренный, - Нюра присела на табурет.

— А барин как? Видела его? – уточнила я.

— Да хорошо все с ним. Фирс пришел и сказал вот, что дома все. А ишо сказал, что эта Кле…Кел..

— Клеренс, - поняв, что она не может выговорить имя нашей липовой француженки, подсказала я.

— Да ишо говорят, что ей мебели новые везут. На днях, коли в дороге не задержутся из-за метели, будут на месте.

— Мебель? – удивилась я.

— Ага. Говорят, и диван, и эти какие-то с тонкими ногами кровати, а ишшо… - Нюра прищурилась и, пытаясь правильно все произнести, по слогам продолжила: - бу-дуй- яр!

— Будуар? Чего-то я не понимаю, Нюр… Это ж когда она все это купить успела?

— Да вчерась они с Петром выезжали и по каким-то там картинкам заказали. Все из Троицка привезут. А чичас барин узнал, что заказали на его имя и под его, нашего барина, значит, деньги. При Фирсе к нему зашел мужик из этого самого, как его… ну, лавка-то, где эти мебели торгуют. Попросил подождать, мол, из-за метели будет только через пару дней, - Нюра, видимо, пришла со мной поделиться, разузнав такие новости.

Я даже выдохнула. Хрен с ними, с деньгами, с Петром и с этой дурой Кларкой. Главное – барин жив и здоров. Но мне все равно было непонятно, какого черта они купили мебель? Ведь уехать рвутся. А сейчас… неужто решили задержаться?

— Вот так барин и узнали про покупки сына, - подвела итоги Нюра.

— А они остаться тут решили, что ли? – я сама своими ушами сейчас слышала, как Петр истерит в гостиной как раз на тему невозможности житья в этом доме. А девка его покупки делает.

— Фирс и сам чуть язык не проглотил, как узнал, Надь. Она говорит, мол, даже если на месяц придется задержаться, она не собирается больше спать на солдафонской кровати, - рубя ладонью воздух, Нюра, видимо, изображала Клер, но получалось у нее достаточно плохо.

— Ладно. Поживем – увидим, Нюр. Пойдем, мне надо корзину с вязанием забрать, а ты меня подстрахуешь, - я встала и позвала ее с собой.

— Чё я сделаю? – Нюра встала, но выходить за мной не торопилась.

— Ну, коли Петр там окажется, ты меня позови, будто бы срочно помощь моя нужна, ладно? – уточнила я.

— Ла-адно, - неуверенно прошептала Нюра и вышла за мной.

В гостиной громко щелкали дрова в голландке, ветер гудел в трубе и издавал такие звуки, что становилось не по себе. На большом обеденном столе, застеленном сейчас кружевной скатертью, горела керосиновая лампа, а на небольших столиках у стен, где всегда очень торжественно стояли канделябры на шесть свечей, горели по две свечки на каждом.

Проходя мимо комнаты Осипа, я услышала, как он несколько раз кашлянул и что-то затянул навроде песни. Сердце отлегло. Эта его привычка напевать под нос во время отдыха всегда выдавала хорошее настроение.

— Что крадешься, как кошка, укравшая цыпленка? – голос Петра справа заставил подпрыгнуть. Он тихо сидел в кресле отца. Если бы он качался в нем. То я услышала бы скрип. То ли он специально прятался вот так, то ли я была сейчас излишне сосредоточена на мелочах.

— Мне нужна корзина. А… тихо иду, потому что мешать не хотела никому, - я замерла в дверном проёме и рукой сзади показывала Нюре, которая должна была следовать за мной, что пора действовать: давай, мол, зови меня, торопи, делай хоть что-нибудь.

Но за моей спиной ничего не происходило.

— Проходи. Где ты была весь день? – Петр, наконец, расслабился, и кресло качнулось, наполнив комнату привычным скрипом. На мужчине поверх светлой рубашки был накинут бордовый с богатой вышивкой золотым по лацканам и воротнику халат. Лицо не выражало ничего. Видимо, проорался и успокоился.

— Не весь день. Сходили до рынка у форштадта и поторопились вернуться до метели, - быстро ответила я и прошла к окну. Когда взяла корзину и развернулась, чтобы уйти в коридор, увидела, что коридор пуст. Моя подруга сбежала, как только запахло жаренным.

— И чего ты таскаешься по рынкам? Тебе дома нет дела? Так я придумаю. Живешь тут на всем готовом, столуешься, ночуешь, а толку от тебя и нет, - Петр резко перестал качаться и встал.

Я вспомнила нашу последнюю встречу в гостиной тет-а-тет, и меня передернуло. Неужто мало ему его селедки питерской под французским майонезом?

— Не спеши, Надя. Расскажи мне, какую работу тут делаешь? Ни с ведром тебя не видел, ни с лопатой, - он медленно, словно герой из плохого сериала, двигался в мою сторону.

И я услышала, как позади меня в коридоре открылась дверь.

— Надя, - голос Осипа зазвучал сейчас для меня, как песня, - Надя, это ты? Неужто ужин уже? Стол накрываете? – я обернулась, ища спасения, и увидела, что барин вышел из комнаты. Тоже в халате, улыбаясь, он шел к нам.