Крепостная (СИ) - Брай Марьяна - Страница 25

Глава 23

Зная, что барин задержится в мастерской, а с этими разборками с Петром тем более, я решила потратить время не в ожидании. Осень и начало зимы были так насыщены событиями, да и привыканием в обстановке, что я в город выходила всего раза три.

За все свои выходы я не увидела ни одного полностью каменного, не то что кирпичного дома. Зато выяснила, что есть целых пять кожевенных заводов, два салотопенных, винный, кирпичный и чугунно-литейный!

Места здесь были сплошь исторические. И одну такую совершенно правдивую историю, подтвержденную Осипом, рассказывал старик из деревни:

— В мае 1774 года Пугачёв был в 50 верстах от Верхояицкой (первое название Верхнеуральска. Река Урал называлась Яик) крепости в Белорецком заводе, жители которого признали его Императором Петром III и лили ему пушки и ядра, - потирая белоснежную бороду, он качал головой и охал, давая всем понять, что годы жизни его уходят корнями черт-те куда.

Верхнеуральск делился на город и слободы: казачью, где размещался тот самый казачий полк и стояла крепость, и татарскую слободу. Домов в этих деревеньках было не больше тридцати в каждой.

Казачью слободу чаще называли форштадтом, и была она как раз на другой стороне нашей Урляды. В месте, где можно было летом переправиться на тот берег, и стоял рынок. Нюра рассказала, что городской летний торжище богаче, удобнее, но зимой киргизы и китайцы почему-то вставали именно на малом рыночке у того самого форштадта.

Этот располагался на небольшой площади, хотя и площадью плохо вычищенный от снега «пятачок» назвать было нельзя: место не больше трехсот квадратных метров, густо утыканное наскоро сколоченными юртами, в которых сваливался скарб. Квартировали «иностранцы» исключительно на территории казацкой слободы, что мне тоже было непонятно.

— А ишшо, говорят, китайцы девок наших обхаживают: подарки дарят, платки шелковые, - активно жестикулируя, Глафира всем сердцем и всей своей горячей речью старалась описать красоту тех самых китайских платков с петухами.

Я не была уверена, что китайские мастера так любят эту птицу, и почему-то мне приходили в голову только драконы. Но спорить или даже вступать в диалог о тряпках я не собиралась.

— А чего это они после обеда торгуют? Всегда ведь рано утром рынок, - поинтересовалась я, чем ввела Глафиру в ступор.

— Хто их знает, безбожников, Надя. У их ведь и глаза до сих пор не во всю ширину открыты. Говорят, они видят, как мы видим, коли в щель смотреть, - донесла до меня полушепотом очередную «истину» моя недалекая подруга.

— Ну да, ну да, Глафира, а рождаются они из яйца! – добавила я, но замолчала, увидев установленные прямо в снегу то ли юрты, то ли вигвамы.

— Да ты чоооо! Вот не знала я-аа! – абсолютно серьезно протянула Глаша.

— Да пошутила я, Глаша, нельзя же верить таким глупостям! – уже не выдержала я.

Тем временем я увидела и товар, разложенный прямо на расстеленных на снегу ярких тряпках. Впервые за время пребывания тут у меня загорелись глаза от этой цыганской разноцветицы.

Были здесь и ковры, и шелковые ткани с искусно нанесенными на них красками. И посуда, покрытая яркой акварелью, и меховые шубы и шапки.

Глаша, словно муравей, ведомый грибком-кордицепсом, полностью парализующим разум, брела в сторону юрты, возле которой лежали на ковре, висели на деревянных рогатинах и валялись в небольших сундуках немыслимых форм, размеров и цветов бусы и прочий бабский «разрыв сердца».

Я прошла за ней и посмотрела на свою падкую на яркие украшения подругу. Она замерла, а казалось, покачивается чуть заметно в такт резкой, характерной азиатской речи.

Продавец, видимо, знаком был с этой женской аудиторией и весело рассказывал ей что-то на смеси его родного и русского, но вставать и показывать не торопился. Денег у крепостных на украшения не было, а богатые не торопились скупать этот «вырвиглаз». Частыми покупательницами были купчихи с дочками.

Такие вот как раз стояли сейчас рядом с Глашей в количестве трех. В руках у них были яркого кораллового цвета бусы и шпильки для волос со стекляшками.

Глафира стреляла глазами ярче, чем блестели похожие на бутылочное стекло камни.

— Вот пойду весной подработать на поле и куплю себе столько, что носить не смогу, - шепотом, но с интонацией клятвы прошипела она и, наконец, немного обмякла.

— Зачем оно тебе, Глафира? Лучше платье хорошее справить, обувь: а то все лето в лаптях бегаешь, - в пустоту бездонного космоса ее разума сказала я.

Глаша обернулась, но я поняла, что она меня не слышит.

Я прошла мимо шуб и малахаев и остановилась у плохо расписанной деревянной посуды. Краска начинала трескаться, лаком изделие покрыто не было. Использоваться такая «красота» должна была лишь для украшения купеческих домов и барских усадеб, коих было в Верхнеуральске не больше десяти.

Вот у этого продавца работа спорилась: трое тучных и пара тощих мужиков в пальто с меховыми воротниками торговались со щуплым китайцем активно. Были тут высокие деревянные банки с туго притертыми крышками, шкатулки, вазы, стаканы и большие, похожие на риштанские ляганы, тарелки.

Постояв несколько минут, я поняла, что это купцы. Сюда они приезжают, чтобы скупить это добро, раскрашенное на китайский манер: и правда, драконами, райскими птицами и цветами. Петухов на посуде я не нашла.

Не нашла я петухов, впрочем, и на платках. Один их них – черный с красным и всеми его оттенками я даже примерила. В зеркале с потрескавшейся амальгамой я рассмотрела, что мои темные волосы, покрытые этой красотой, словно сделались еще более блестящими, а лицо стало белее. Я походила в нем на дорогую куклу и впервые для себя отметила, что Наденька очень красивая девушка, коли правильно подчеркнуть ее красоту. Серая шаль делала мое новое лицо неряшливым, будто неумытым. Горчичного цвета платок, торчавший из-под шали, менял цвет лица на зеленоватый.

— Красивый девушка с платок китайской ручная работа. Шаль некрасивый, а платок сразу богатый муж найдет, - певучий и несколько гортанный голос китайца не врал. И я смотрела в зеркало на новую себя, как зачарованная.

— Нет у «девушка» монеты нужной, хороший человек, - стянув роскошества из Поднебесной и опустив плечи, ответила я и отдала платок, струившийся в руках, будто холодное растительное масло, хозяину.

— Потом приходить. Мансуй-Лу привозить его снова, не продавать, держать для тебя, Темноглазая Луна, - снова отвесил мне бесплатных комплементов представившийся именем Мансуй-Лу китаец.

— Не приходить я больше, не покупать, Мансуй-Лу. Долго у меня деньги не появятся, - тихо ответила я, отвернулась, чтобы отойти подальше от этой красоты, и моментально уткнулась лицом в шерстяное пальто.

— Надежда! – голос этот мне был уже знаком. Я подняла голову и увидела своего знакомого по утреннему лежанию в сугробах.

— Евгений? – если бы я не оказалась почти лицом к лицу с этим человеком, то ни за что не узнала бы. Сейчас лицо его было открыто и стало видно огромное красное и чудовищно яркое родимое пятно, будто специально отделяющее идеальным полукругом нижнюю часть лица от уха до уха, как раз по нижней черте губ.

— Да, это я, - он заметил мой удивленный взгляд, а потом, наверное, разочарование, и поторопился поднять меховой воротник.

Я и правда в какой-то момент подумала, что Бог невероятно плохо и жестко шутит: ведь портить пятном такое красивое, словно сошедшее с картины лицо – кощунство!

— Вы тоже решили посмотреть, что здесь продают? – моя улыбка и слишком уж изменившееся поведение даже дурак бы понял, как попытку отвлечь от того, что произошло минуту назад. Я беспомощно выдохнула.

— У меня были дела в гарнизоне, а потом я увидел вас, Надежда, - он, в отличие от наших утренних встреч, чувствовалось, хотел уйти скорее, но воспитание не позволяло послать меня к черту и идти дальше.

— А я и не узнала бы вас… вы же… в этом малахае… - я совсем растерялась и не знала, что говорить дальше. - Рада была увидеть. Нам пора, дома дел много, - опустив голову, я поторопилась ретироваться, ругая себя за свое неловкое поведение.