Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Четвертая (СИ) - Хренов Алексей - Страница 24

И вдруг…

С громким хлопком что-то оторвалось от их самолёта.

Огромное, тёмное, неправильной формы пятно расправилось в воздухе, поймав поток ветра, и со свистом влетело прямо в сверкающий винт биплана.

Разлетевшись на миллион мелких клочков, это нечто окутало преследователя мелькающими лоскутками, засоряя стекло, прилипнув к козырьку, закрывая пилоту обзор.

Биплан резко качнулся, его пилот рефлексивно дёрнул ручку в сторону, и машина, срываясь, резко ушла влево, отваливая от хвоста Лёхи.

— Чем это ты его⁈ — в восторге заорал Лёха, выравнивая «Чебурашку» после очередного виража и оглядываясь по сторонам.

— Да тут у тебя какая-то тряпка здоровенная валялась, я и кинул её в дверь! — радостно отозвался Илья.

Лёха на несколько секунд аж обернулся и посмотрел на него, потом быстро взглянул на потерявший контроль биплан, отчаянно выравнивающийся в воздухе, и только потом до него дошло.

— Ты… ты просто выкинул какое-то немецкое дерьмо в окно⁈

— Ну да! — подтвердил Илья, радостно улыбаясь.

Лёха выдохнул, закатил глаза и, не сдержавшись, заорал:

— Гениально, бл*ть!!!

И тут откуда-то сверху мимо них просвистела пара «ишаков».

Глава 12

Подлодка с крылышками

Вторая половина июня 1937 года. Небо между Авилой и Мадридом.

Иван Евсеев слегка приподнялся в кресле, вытянул шею, напрягая глаза, пытаясь лучше разглядеть происходящее впереди. Ушедший вперёд штурмовик внезапно оказался не один — две точки кружили, вились у самой земли, будто сцепившиеся в неистовом танце.

Он быстро окинул взглядом растянувшуюся длинной цепочкой группу своих «эрок», на секунду задумался, но потом покачал крыльями, привлекая внимание ведомого, и, увеличив обороты двигателя, понёсся вперёд. Подбитый «чайник» явно нуждался в помощи, и Иван не собирался его бросать.

Но чем ближе он подлетал к месту боя, тем страннее становилась картина.

— Что за хрень! Всё чудесатее и чудесатее!— пробормотал он, хмуря брови.

Штурмовик, который он спешил спасать, вовсе не отбивался — наоборот, он гонял в небе какой-то маленький, нелепый самолётик с кругами франкистов на фюзеляже.

— Да ну не может быть! Вспомни не к месту и появится… — протянул Иван, не веря своим глазам.

Хренов! Точно Хренов!

Мозг взорвался внезапной догадкой. Он снова вылез. И опять вляпался в какую-то хренотень.

Внутри на миг мелькнула другая, гаденькая мысль. А ведь если этот «Шторьх» сейчас собьют… Наденька будет свободна. Свободна от него. Свободна для меня. И от этой мысли его самого замутило.

«Ну ты и сволочь, Евсеев», — процедил он про себя, отгоняя её, как навязчивого комара.

Передёрнув плечами, он резко добавил ручкой газа и направил свой «ишак» прямо в сторону воздушной карусели, в которой из последних сил суетилось и изворачивалось немецкое изделие.

Но прежде чем он успел вмешаться, Р-5 вдруг пыхнул чем-то, похожим на облако хлопьев, затем резко сорвался в крутой вираж и рванул прочь, оставляя за собой странный, переливающийся след.

Иван мимолётно подумал, что ему это что-то напоминает, но времени на размышления не было.

На всякий случай он дал несколько коротких очередей перед носом «Шторьха». Тот, вместо того чтобы попытаться уйти, лишь покачал крыльями, явно подавая сигнал.

Ага, значит, сдаётся!

Вдали показалась основная группа «чайников», спешащая влить свою порцию веселья в этот и без того хаотичный день. Иван тяжело вздохнул и снова бросил самолёт в вираж, пролетая теперь уже мимо своих, мимо «Шторьха», покачивая крыльями, размахивая рукой из кабины, показывая, что стрелять в это воздушное недоразумение не надо.

Поначалу он не был уверен, что его понимают. Но после нескольких заходов, когда «чайники» перестали пытаться немедленно сбить «Шторьха», а тот упорно продолжил держать курс на Сото, Иван выдохнул.

Ну и история.

Так вся эта толпа — потрёпанный «Шторьх» с франкистскими знаками, вереница «чайников» со всё ещё дымящим замыкающим, шедшая сзади, словно цепочка гусят за матерью, и наворачивающая над ними круги пара «ишаков» — дотелепалась до аэродрома в Сото…

Вторая половина июня 1937 года.Талавера-де-ла-Рейна, штаб авиационного командования националистов.

Кнюппель листал газету, лениво посматривая в окно. Его эскадра только вчера перебазировалась в Талаверу-де-ла-Рейну, и он едва успел устроиться, как его снова выдернули в штаб.

Он раздражённо сложил газету, когда в комнату влетел дежурный, бледный и взмыленный.

— Герр гауптман, вас срочно вызывают в штаб!

— Да чтоб вас всех… — Кнюппель откинул газету на стол, встал, поправил ремень и направился к командному пункту.

В Авиле он был самым важным боссом, а тут — всего лишь командир одной из эскадр, и положение это его откровенно бесило. Позавчера позвонил сам генерал Шперле — громыхнул трубку так, что в ухе звенело, и, тряся своими брылями, приказал срочно перебросить все новые машины в Талаверу. В Авиле оставили лишь звено старых «Хейнкелей» для патрулирования. Судя по тому, как в последние дни в Талаверу стягивалась авиация, что-то намечалось.

На командном пункте его тут же отловил старый приятель из штаба и, шепнув заговорщически, спросил:

— Знаешь, что отмочил твой Капутнахер?

Кнюппель скрестил руки на груди, сощурился и пошутил:

— Что, опять напился, потом самолёт въехал в сортир, и после этого потерял управление?

— Почему в сортир? В какой-то сарай на ферме въехал! — удивился приятель. — Его там чуть вилами на колбасу не разделали. Как только вы перелетели сюда, на аэродром в Авиле был массовый налёт республиканцев. Так он, один, представляешь, вступил в бой с шестью «Ратами»! Они прикрывали десяток «Попагайо», но он сорвал налёт на аэродром, только пару зданий немного повредило.

— Да ну нахер⁈ Капутнахер⁈ Да не может быть! Он что, совсем с ума сошёл? — Кнюппель аж приподнял бровь, точно зная «храбрость и отвагу» своего бывшего подчинённого.

— Нет, подожди, слушай дальше. Наземные войска подтвердили бой и сбитие! И даже одного «Попагайо» он сбил, ну или здорово повредил, тут правда мутная история! Самого его тоже сбили… и, не поверишь, ранили в задницу!

Приятель заржал, хлопнув Кнюппеля по плечу.

— Опять в задницу⁈ — совершенно искренне удивился гауптман.

— Ну, я ему портки не держал, но, по слухам, именно туда! В общем, его отправили в Рейх лечиться как героя, и говорят, его снова представили к награде!

Кнюппель, чертыхаясь, направился в штаб, мысленно думая, что самое время разжиться бутылкой коньяка и нанести визит к дяде Капутнахера, глядишь, и получишь свою порцию плюшек. С вареньем.

Бравый гауптман шёл и удивлялся, прикидывая, сколько же ещё сюрпризов ему преподнесёт эта война.

Вторая половина июня 1937 года. Аэродром Сото в окрестностях Мадрида.

После приземления Иван направился к толпе техников и аэродромного люда, обступившей немецкий самолётик. Раненого пассажира уже вытащили и теперь устраивали на носилках, готовясь тащить в медпункт, а затем вероятно в госпиталь. Хренов тоже уже выбрался из кабины и теперь стоял, общаясь с русско-испанской тусовкой, которая с интересом рассматривала его и экзотический трофей.

На посадке амортизатор Штрорьха сдох, отчего от скакал по полосе заваливаясь на больную ногу и теперь стоял слегка покосившись на бок.

Надо сказать, оба прилетевших выглядели как последние оборванцы, а от них так разило бензином, что подходить ближе пяти шагов мог только человек с абсолютно атрофированным обонянием.

Иван подождал, пока Хренов его заметит, и только потом подошёл ближе.

Хренов, увидев его, радостно заулыбался, вытер грязнющую руку о комбез, посмотрел на неё, засомневался, потом махнул ей в воздухе и бодро выдал:

— О! Привет, парашютист! Ну что, в расчёте⁈

И тут же заржал, довольный своей шуткой.