Каннут, отродье Севера (СИ) - "taramans" - Страница 30

Лица женщины видно не было, его сейчас закрывала патлатая голова «ухажера» с жирными, спутанными волосами. Только две светлых ноги, раскинутые в стороны, чуть подергивались, а руки женщины были спутаны веревкой и привязаны к деревянному бруску над головой.

«Опытный, значит, коз-з-ел! Не впервые практикует такой метод. Ну… ладно!».

Еще несколько шагов вдоль перегородки. Дружинник по-прежнему ничего не замечал и не слышал, активно работая бедрами — только мелькала смуглая задница, обильно покрытая густым черным волосом.

Кан осмотрелся — перевязь с мечом лежала чуть в стороне, но в пределах досягаемости рук насильника. Он отогнал назойливую мысль — подойти ближе, наклониться и вогнать тридцать сантиметров стали в промежность урода. Но так можно было, промахнувшись, убить женщину, которая в своей беде была невиновна.

«Шея! Кирасы на нем нет, шея открыта. Только не пилить, а «на прокол»!».

Откуда взялась эта мысль, он и не понял. Но почти сразу вспомнилось: был у Плехова одноклассник Саня Семенов, которого родители за какие-то провинности, которых сейчас и не вспомнить, сослали после девятого класса на лето в деревню к деду. Уже в сентябре на переменах Семенов рассказывал, насколько несладко ему пришлось в эти два месяца: покос, огородные работы, помощь деду по хозяйству. И особенно противно, со слов Сани, было осваивать работу «забойщика» скота. Дед был в этом деле мастер, вот и решил передать опыт внуку, мотивируя это тем, что настоящий мужик должен уметь все.

— Понимаешь, Жека… Противно! Вот до чего же противно! И даже разделывать забитый скот — полбеды. А вот резать… Там, оказывается, тонкость есть. Шкуру так просто не перережешь, плотная она, а еще и шерсть или сало, если это поросенок. Так что сначала нужно ударом острия ножа проколоть шкуру, и уже потом резать артерию. А в рукоять ножа так отдается… Противно и страшно. Сколько я «ебуков» от деда наслушался, потому что у меня руки тряслись?! Поначалу, веришь-нет, уснуть не мог. По ночам просыпался от того, что сам кричал дурниной! Ох, потом мамка на деда орала, как она орала!

Пригодились ли Сане потом эти умения, Плехов не знал, потому как уехал из своего города и больше одноклассника не видел.

«Значит, на прокол?».

Сделав три глубоких вздоха, Плехов с силой зажмурил глаза, потом открыл их широко и — как в омут с головой: сделал правой ногой шаг вперед, прижал ступней ножны с мечом, а левой с силой придавил поясницу урода, вдавливая его вниз, ниже, чтобы и дернуться не смог!

«Вот так! А ты, милая, потерпи еще немного. Сейчас он за все заплатит!».

Схватил накрепко сальную шевелюру дружинника левой рукой, рывком задрал голову вверх…

«Блядь! Да он же кончает! Ну, с-с-с-у-ка, н-н-н-а-а!».

Неожиданно для Плехова кинжал вошел в шею насильника легко, даже очень легко, и так же легко, в соответствии со своей длиной, вышел из шеи с другой стороны. Почувствовав рывок тела убитого, Плехов еще сильнее навалился коленом на поясницу и еще выше рванул волосы, другой рукой дернув кинжал в ране — вверх-вниз! Судороги, бьющие тело уже мертвого, отдавались в колено, потом в бедро Каннута и оттуда, казалось, по всему телу. Пришлось крепко зажмуриться и стиснуть зубы.

«Все. Все. Все уже!».

Каннут рывком выдернул кинжал. Плеснуло кровью по обе стороны, но он успел отскочить. Отскочил, чтобы тут же согнуться и выплеснуть все, что он съел, казалось бы — за всю жизнь!

— Кан! Ты цел? — заскочил сюда с арбалетом в руках Филип, — Ранен?

Каннут смог только покачать головой, ухватившись руками за перекладину стойла и отплевываясь. Маг хлопнул его по плечу и отошел к убитому. Хмыкнул и за воротник одежды стащил тело с женщины. Мельком глянув в ту сторону, парень успел заметить раздвинутые светлые ноги, треугольник волос лобка, потом развороченную шею насильника и снова согнулся в приступе рвоты.

— Ну все, дай-ка я на тебя посмотрю! — развернул его к себе Филип, — М-да… бледный как покойник, но зато живой. Постой прямо, давай я тебя освежу.

Теплая, колкая волна прошла по телу живительным душем.

— Вот так-то лучше! Нехорошо, если люди тебя таким вот увидят. Пошли отсюда!

— Как женщина? — прохрипел Кан.

Филип отмахнулся:

— Да что ей будет?! Тоже подлечил ее, вон уже поднялась.

Парень повернулся. Женщина, отвернувшись, поправляла одежду.

«Ничего так, вроде даже бодрая. Хотя… это же маг ее подлечил. Тело подлечил, а голову?».

Пострадавшая тем временем, подойдя к убитому, наклонилась, всмотрелась в его лицо и смачно плюнула. Потом с силой пнула между ног трупа.

— Подожди! — окликнул ее Каннут.

Женщина, откинув волосы с лица, остановилась и с удивлением посмотрела на него.

«Х-м-м… ну — синяк на щеке пройдет за несколько дней. Глаза сверкают, губы поджаты. А она симпатичная. Симпатичная и молодая еще. Смотри-ка ты! У нее же светлые волосы!».

Только тут до Каннута дошло что и у того мальчишки, которого держал «под ножом» молодой дружинник, тоже были светлые волосы.

«Сын ее, что ли?».

— Подожди, я сказал! — повторил Кан, обращаясь к ней.

Он подошел к трупу, окровавленным кинжалом срезал с пояса кошель и бросил его женщине. Приподняв бровь в удивлении, женщина подхватила трофей, чуть поклонилась и вышла из сарая.

— Мне умыться бы…

— Да, тебе это сейчас не помешает! — кивнул маг.

Через некоторое время Каннут сидел на скамье во дворе дома старосты — того самого сгорбленного старика, который уговаривал старшего дружинника.

— Староста! — громко позвал он хозяина, — Разбойников — раздеть, все с них, включая кошели, отдать женщине и ее мужу. Не вздумай шутить, я проверю!

Мужчина, который лежал возле изгороди, оказался мужем изнасилованной. Он был жив, его просто оглушили рукоятью меча. А мальчишка — все правильно, был ее сыном. Их обоих Филип тоже подлечил, сказав Каннуту, что оба — в полном порядке.

— Натворили вы дел с магом! И как нам теперь быть? — проворчал староста, — Баронские же приедут, своих искать будут. Порубят здесь всех, не разбираясь, кто виноват, а кто — нет!

Плехов взбеленился:

— Ты что же, пенек старый, совсем охренел?! Вас здесь грабят, баб ваших насилуют, а вы сидите и ждете, пока вас резать начнут?

— Раньше-то не резали. А сейчас точно начнут. Грабить… а что у нас грабить-то? Ценного ничего нет, а что из съестного… дак больше, чем брюхо примет, они не брали никогда. А бабы… чего там! С них не убудет!

Кан подскочил к старику, взял его за ворот и прошипел:

— А может, надо тебя, как бабу покрыть, а? Чего там — с тебя не убудет!

Потом устыдился:

«Нашел с кем разборки устраивать! То, что он хреновый староста — это понятно. Но все же старик, уважение… Хотя какое, на хрен, уважение?! У него уже полдеревни разбежалось, лучше него понимая, что дальше будет только хуже! А он сидит тут… Еще и недоволен, что мы баронских порешили!».

Отпустив старосту, сел снова на скамью. Филип стоял поодаль и в происходящее не вмешивался.

— Филип! А здесь есть вообще те из мужиков, кто яйца имеет, или все такие, как этот староста — слизни?

Маг задумался:

— Разве что тот, муж этой женщины. Он-то не побоялся хотя бы попытаться отбить жену у разбойников.

— Пошли какого-нибудь парнишку, чтобы позвали его сюда.

Через некоторое время молодой мужчина стоял перед Каннутом.

— Тебя как зовут? — спросил парень.

— Клеменса, господин…

— Послушай, Клеменса… Надо подобрать еще пару мужчин посмелее, сгрузить убитых разбойников в лодку, вывезти куда-нибудь на омут… Есть у вас омут поблизости? Ага. Только камней в мешок натолкайте, к ногам мешок привяжите. Чтобы не всплыли.

Потом вспомнил:

— А где их лошади? На чем они сюда приехали?

— Нет лошадей. Они на лодке приплыли.

«О как? Получается, здесь притоков этой реки много?».

— Это они всегда так — на лодке? — почесал затылок Кан.