Проект Живая смерть (ЛП) - "Maloreiy" - Страница 6

Он не понимал, зачем пришел сюда. Он знал, что она не сможет помочь, знал, что она не сможет утешить его. Знал, что она не сможет отпустить ему грехи.

И то, что она была там, такая спокойная, читающая, всегда читающая, внезапно привело Драко в такое бешенство, что он потерял способность трезво мыслить. Весь его гнев, разочарование и страх выплеснулись наружу.

— Это все твоя вина, Грейнджер! Ты должна быть здесь! — бушевал он. — Ты единственная, кто мог научить их доброте, и милосердию и… и… любви.

Слова из ее списка прокручивались у него в голове, словно издеваясь над ним. Привязанность. Радость. Смех.

— Ты должна была собрать все эти кусочки воедино и создать семью! Ты должна была изменить ситуацию, ты должна была сделать их лучше, чем я, лучше, чем моя семья. А вместо этого ты просто… ты просто…

Но он не мог продолжать. Как бы сильно он ни хотел обвинить ее, у него не получалось. Она спросила, чего он хотел от их брака, а он был слишком наивен, слишком смущен и все еще слишком горд, чтобы сказать ей хотя бы малую толику того, что сказал бы сейчас.

Она смотрела на него снизу вверх, выражение ее лица было пустым, и Драко не мог вынести чувства вины, которое давило на него. Он упал к ее ногам, положил голову ей на колени и стал умолять, как делал иногда, когда чувствовал, что у него ничего не осталось.

— Вернись, Грейнджер. Пожалуйста, вернись. Не оставляй меня здесь в таком состоянии.

Прошли годы с тех пор, как он в последний раз говорил эти слова. Это было одно из немногих приказаний, которым она никогда не подчинялась. Он испробовал все возможные способы, чтобы получить ее помощь в ее собственном выздоровлении, но это никогда не срабатывало.

— Пожалуйста, Грейнджер, — воскликнул он, — пожалуйста, просто скажи мне, как это исправить. Скажи мне, каков ответ. Я сделаю все, что угодно.

Нежная рука погладила его по волосам, успокаивая. Но от этого прикосновения волосы у него на затылке встали дыбом, потому что Драко знал, что именно так он велел ей поступать, когда к ней с плачем прибегал один из детей, и это не принесло ему утешения. Он заплакал еще сильнее, и от его слез ее книга намокла.

Через несколько минут он, наконец, взял себя в руки и поднялся с пола. Быстрое заклинание исправило ее книгу, и Гермиона вернулась к чтению.

Раздался тихий, робкий стук. Драко вздохнул про себя и открыл дверь. Его дочь стояла с другой стороны, ее карие глаза были широко раскрыты, а в руках она сжимала огромную книгу.

Некоторое время никто из них не произносил ни слова, а потом Каллисто спросила дрогнувшим голосом:

— Не пора ли почитать маме? — она уже много лет не произносила слово «мама», и Драко почувствовал укол сожаления, что его вспышки гнева напугали обоих детей.

— Конечно, — сказал он, его горло все еще сковывало спазмом от слез. — Ей это понравится.

Когда Каллисто вошла в комнату, Гермиона отложила книгу и посмотрела на дочь — за несколько лет иллюзия намерения и заинтересованности стала совершенной. Каллисто забралась на диван рядом с ней и открыла книгу.

— Хочешь выбрать раздел для чтения, мам?

Гермиона покачала головой.

— Нет, дорогая, почему бы тебе не выбрать сегодня?

Иногда Гермиона выбирала Печаль, иногда — Привязанность.

Она систематически, так, чтобы это выглядело случайным, выбирала из каждого раздела, а иногда отказывалась выбирать. Единственным разделом, который она так ни разу не выбрала, была «Любовь», потому что Драко не смог заставить себя услышать ее просьбу прочитать эти истории.

— Я выбираю Смех, — сказала Каллисто, и Драко почувствовал укол стыда, потому что, возможно, она выбрала этот раздел, так как в этом доме было мало смеха.

Мерлин знал, что Гермиона никогда не смеялась.

История была о девочке, которая использовала оборотное зелье и случайно превратилась в кошку. Это была одна из любимых историй Каллисто, и она всегда смеялась, когда читала ее.

Когда Каллисто смеялась, Гермиона улыбалась. Когда Каллисто плакала, Гермиона нежно гладила ее по голове. На этот раз Гермиона улыбнулась и посмотрела на дочь так, словно они обменялись шуткой. Возможно, однажды Каллисто поймет разницу, но сегодня она была еще достаточно мала, чтобы усомниться в тщательно подготовленной лжи.

Эта книга была одной из лучших вещей, что Драко когда-либо создавал. Все начиналось с того, что он хотел собрать как можно больше воспоминаний о Гермионе. Затем он читал их ей, пытаясь вложить ее собственные воспоминания обратно в ее пустую личность. Гермиона могла бы пересказать каждую из этих историй наизусть.

Годы Драко потратил на поиски. Он опросил всех ее друзей, учителей, даже отважился отправиться в маггловский мир, чтобы поговорить с теми, кто знал ее маленьким ребенком. Ее родители погибли во время войны из-за осложнения, вызванного заклинанием Забвения, поэтому они были исключены из его поисков. Но он нашел фотографии, дневники и соседей, с которыми можно было поговорить. Тщательно собрал мельчайшие подробности из жизни Гермионы, а затем создал книгу.

По одному разделу для каждого пункта в списке: Слезы, Волнение, Гордость, Радость, Привязанность — каждая история была тщательно подобрана, и вместе они составили красочный гобелен из жизни одной невероятно умной, невероятно храброй молодой женщины. Десятки разделов, волшебным образом собранных и сжатых в одну гигантскую книгу.

Только так его дети могли узнать свою мать. Сначала они думали, что это просто детские сказки. Но потом они периодически слышали какие-то истории от дяди Гарри и начали понимать, что это была история их матери, Предыстория, как они ее называли. Это была история Гермионы Грейнджер, рассказанная тысячами фрагментов.

Вместе с тем, эта книга была одной из худших вещей, которые Драко когда-либо создавал. Постепенно, по мере того как он узнавал все личные подробности о том, кем была Гермиона Грейнджер — о ее страсти и непоколебимой позиции в борьбе за справедливость, о ее верности и находчивости, — каждая деталь была еще одним гвоздем в его пресловутый гроб. Он создал половину книги и уже несколько месяцев готовил раздел Смех, только приступая к Привязанности, когда понял, что безнадежно влюблен в женщину, которой больше не существует.

Его сердце разрывалось на части, и когда ему снилось, что он снова в Хогвартсе, он не мог оторвать от нее взгляда, когда она тянула руку вверх, желая ответить на вопрос профессора; или он зацикливался на ее губах, когда ее резкий голос читал ему лекцию о том, что он, вероятно, и так уже знал.

Из-за снов и воспоминаний стало еще яснее, как многого ему не хватало в Гермионе Малфой. Он перестал просматривать воспоминания из Омута памяти, когда понял, что мог бы жить там, что у него появилась зависимость от чужих воспоминаний, как она танцует с Уизли, как открывает подарки на Рождество. Более того, какой бы невыносимой ни была жизнь, гораздо тяжелее было снова и снова видеть то, чего у него никогда не будет.

Вот почему он терпеть не мог находиться в комнате, когда они читали раздел о Любви. Даже когда Гермиона выбирала Слезы, и Драко приходилось слушать, как его дочь зачитывает истории о том, как ее мать дважды пыталась покончить с собой после войны — в последний раз незадолго до принятия Закона о браке, — это было не так ужасно, как слушать истории о том, как глубоко и отчаянно она любила, и знать, что он никогда не окажется в этом разделе.

Пока Каллисто читала Гермионе, Драко услышал позади себя какой-то звук и, обернувшись, увидел Скорпиуса, неуверенно стоящего в дверях. Зная, что его сын беспокоится о настроении отца, Драко кивнул в сторону дивана и предложил притворно-веселым тоном:

— Почему бы тебе не составить компанию девочкам, Скорп? Твоя сестра читает маме.

Скорпиус кивнул, но выглядел так, словно хотел сказать что-то еще. Драко просто покачал головой, не находя нужных слов, чтобы обсудить то, что он хотел сказать сыну. Объяснения о его собственной сложной истории и бесчисленных недостатках придется отложить до другого раза. Сегодня Драко просто не сможет вынести еще одно эмоциональное потрясение.