Ангел приходит в Вавилон - Дюрренматт Фридрих - Страница 7

 Курруби медленно поднимается с поникшей головой.

Говорят, тебя ангел принес. Я ведь люблю сказки и верю в невероятное. Дай мне на тебя опереться, созданная из ничего. Ливанское вино ударило мне в ноги, и я чуть-чуть шатаюсь. Ты не знаешь нашей земли, но будь спокойна, я-то ее знаю! Тебя только раз швырнули на землю, а меня швыряли тысячи раз. Пойдем. Сходим на площадь. Время подходящее, сегодня базарный день, нам будут щедро подавать. Посмотрим, что мы сумеем выклянчить, – ты со своей красотой, я со своей рыжей бородой; ты, избитая ногами нищего, и я, преследуемый царем.

Курруби (тихо). А я все же люблю тебя, мой нищий из Ниневии...

 Акки, опираясь на Курруби, уходит направо. Навуходоносор остается со связанным и брошенным к его ногам Нимродом. Навуходоносор срывает с себя лохмотья нищего и рыжую бороду, топчет их. Стоит погруженный в свои мысли, неподвижный и мрачный. Сзади приближается его дрожащая свита.

Архиминистр (потрясенный). Ваше величество...

Навуходоносор. Нищему Акки предоставить высшую государственную должность. Если в десятидневный срок он не прекратит свой промысел и не станет государственным чиновником, я пошлю к нему палача. А ты, генерал, веди войска по ту сторону Ливана. Завоюй эти нелепые селения: Спарту, Москин, Карфагоу и Пекву, – не помню, как их там называют. А мы, усталые и грустные, обиженные небесами, вернемся с пленным царем во дворец и будем по-прежнему воспитывать человечество.

Действие второе

Второе действие играется в самом сердце Вавилона, под одним из мостов через Евфрат. Дворцы и высокие дома тянутся к невидимому небу. Оркестровая яма заменяет реку. Из глубины через всю сцену перекинут мост. Его свод видно и в разрезе и снизу. Издалека доносится шум огромного города. Громыхание древневавилонского трамвая, певучие выкрики носильщиков паланкинов. Справа и слева от моста спускаются к Евфрату узкие лестницы.

 Жилище Акки. Здесь дикое смешение всевозможных предметов всех времен: саркофаги, негритянские божки, старые царские троны, вавилонские велосипеды, шины и многие другие предметы валяются в немыслимой грязи, истлев и покрывшись горами пыли. Среди всей этой неразберихи, под самой высокой частью моста – барельеф с головой Гильгамеша. Рядом взывающий о подаянии, перекрещенный белыми полосами рваный плакат с надписью: «Сегодня последний срок». Справа за сводами моста – очаг с котелком. На красном песке тут и там валяются консервные банки и манускрипты поэтов. Повсюду висят их пергаменты и глиняные дощечки. Короче говоря, действующие лица вынуждены передвигаться по громадной свалке мусора. Спереди справа в Евфрате купаются какие-то кряхтящие закутанные фигуры. Слева на саркофаге спят два грязных вавилонских уголовника – карманный вор Омар и взломщик Юсуф. Слева входят Акки и Курруби в лохмотьях. Акки тащит на спине мешок.

Акки. Убирайтесь вон! Нечего всякому жулью спать на моем саркофаге.

 Омар и Юсуф мгновенно исчезают.

Эй, вы, вороны в белую крапинку, катитесь подальше от моста. И чего вы каркаете? Этот мост был построен в честь нашего национального героя Гильгамеша и не приспособлен под санатории. Национальные герои еще большие душегубы, чем врачи.

 Закутанные фигуры исчезают.

Курруби. Что это за странные закутанные фигуры?

Акки. Прокаженные. Потерявшие надежду. Теперь они хотят обрести ее в Евфрате. Тут у нас могло бы быть вполне уютно, но стоит отвернуться, как сюда набиваются всякие висельники.

Курруби. Земля вовсе не такая, какой ее видит ангел, кой Акки. На каждом шагу несправедливость, болезни, отчаяние. Люди несчастны.

Акки. Зато они – хорошая клиентура. Смотри, мы опять собрали кучу подаяний. Сейчас у нас обеденный перерыв, а потом – снова за работу. Пойдем в висячие сады. (Опускает мешок на землю.)

Курруби. Да, мой Акки.

Акки. Ты делаешь успехи, я тобой доволен. У тебя только один недостаток: ты улыбаешься, когда тебе бросают монету. Это грубая ошибка. Грустное выражение лица выглядит убедительнее, больше впечатляет.

Курруби. Я постараюсь это усвоить.

Акки. Поупражняйся к завтрашнему дню. Дороже всего оплачивается отчаяние. (Вынимает из кармана добычу.) Жемчуга, драгоценные камни, золотые и серебряные монеты – все это вон! (Бросает в Евфрат.)

Курруби. Ты опять бросаешь деньги в Евфрат.

Акки. Ну и что?

Курруби. Какой же смысл просить милостыню, если потом ты все выбрасываешь?

Акки. Это единственный способ сохранить высокий уровень нищенства. Самое главное – расточительность. Миллионы я выпрашиваю и миллионы топлю. Только так можно облегчить человечеству бремя богатства. (Снова роется в карманах.) Маслины. Это вещь полезная. Бананы, коробка прекрасных сардин и водка, шумерская богиня любви из слоновой кости. (Рассматривает статуэтку.) Ты на нее не смотри, это зрелище но для молоденьких девушек. (Бросает богиню под свод моста.)

Курруби. Да, дорогой Акки.

Акки. «Да, мой Акки, да, дорогой Акки»,- и так весь день. Ты грустишь.

Курруби. Я люблю нищего из Ниневии.

Акки. Но ты ведь даже не помнишь его имени.

Курруби. У него такое трудное имя. Но я не перестану искать моего нищего. И когда-нибудь, где-нибудь я его найду. Я постоянно о нем думаю днем, на площадях Вавилона и на ступеньках дворцов, а ночью, когда смотрю на высокие и яркие звезды над улицами, я вижу его облик в светлых просторах. Тогда он тут, тогда он со мной. Тогда и он лежит где-нибудь на земле, мой любимый, в какой-нибудь стране, и видит мое большое, белое лицо на туманности Андромеды, с которой я пришла вместе с ангелом.

Акки. Твоя любовь безнадежна.

Курруби. Только любовь и дает нам надежду. Если бы не любовь к моему милому, разве могла бы я жить на этой земле?

Акки. Вот потому, что на этой земле жить нельзя, я и решил стать нищим. Мы находимся под самым лучшим мостом Вавилона, какой я мог найти. Мой дом не должен быть осквернен воспоминаниями о человеке, который за час сумел выпросить один золотой и два сребреника. (Изумленно.) Что там висит? Ну конечно. Поэма. Здесь были поэты.

Курруби (радостно). Можно мне прочесть стихи?

Акки. Поэзия Вавилона переживает такой глубокий кризис, что читать ее не стоит. (Берет лист и, взглянув на него, швыряет в Евфрат.) Любовная лирика. Все одно и то же, с тех пор как я выменял тебя на бывшего царя. Свари суп, это будет лучше. Вот для него свежевыпотрошенная говядина.

Курруби. Да, мой Акки.

Акки. А я пока заберусь в свой любимый саркофаг. (Открывает саркофаг посреди сцены и отступает назад.)

 Из саркофага вылезает поэт.

(Строго.) Что ты делаешь в моем саркофаге?

Поэт. Пишу стихи.

Акки. Нечего тебе тут писать стихи. Это саркофаг моей милой Лилит, которая когда-то была моей возлюбленной, я в нем пережил всемирный потоп. Легко, как птица, носил он меня по морям. Катись, поэт, со своими стихами куда-нибудь подальше! Вот тебе еще несколько луковиц! (Бросает Курруби луковицы и укладывается в саркофаг.)

 Поэт исчезает. Курруби варит обед. Слева по лестнице, вытирая пот, спускается полицейский Нэбо.

Полицейский. Жаркий денек, Акки, тяжко!

Акки. Здравствуй, полицейский Нэбо. Я с удовольствием поднялся бы тебе навстречу, ибо питаю священное почтение к полиции, но должен поберечь спину. Когда последний раз я посетил полицейский участок, ты рвал меня раскаленными щипцами и проверял, какую нагрузку способны выдержать мои кости.

Полицейский. Я действовал точно по предписанию, стараясь убедить строптивого нищего поступить на государственную службу. Я хотел тебе добра.