Куда приводят коты (СИ) - Фомин Олег Геннадьевич - Страница 87

В частности, я только здесь начал вспоминать, что существует жажда.

А в облике кота это неприятное явление переносить проще. Кошачье тело в разы меньше человеческого, соответственно, жидкости требует меньше. Терпение – это все, что могу противопоставить жажде. Никаких способов пополнить запас воды в моем распоряжении нет. То и дело повторяю попытки уйти в перемир. Регулярно обхожу камеру в призрачной надежде найти хоть что-нибудь: потайную лазейку, кнопку, нацарапанное сообщение от предыдущего узника… Иногда вжимаюсь мордой в решетку, силясь зацепить краем взгляда нечто, кроме каменных плит и настенных факелов, кричу:

– Э-э-эй! Есть кто живой?!

Бесполезно.

Усталость от дум и жажда вынуждают чаще и чаще проваливаться в дремоту. Этот временный анабиоз экономит драгоценную влагу, которая продолжает покидать тело через дыхание, потовые железы и то неприглядное, что приходится оставлять в уголочке и что нет возможности зарыть, хотя когти инстинктивно скребут по полу.

В какой-то момент я понял, что хотел бы вовсе не просыпаться, дабы не ощущать гадкую сухость. Жажда достигла пика, не могу думать ни о чем, кроме воды. Ни о Карри, ни о ревности к Раскату, ни об исходе охоты на Блику, ни о том, что это за проклятое место и как меня сюда занесло… Все прежние проблемы низверглись до статуса смехотворных. В голове пульсирует только одна мысль.

Пить!

Пить, пить, дайте пить…

Бьется, как напуганное сердце, сводит с ума.

Когда я в очередной раз разлепил веки, выныривая из болота спасительного сна, и обжегся горечью понимания, как все безнадежно, мой нос вдруг уловил сладостные нотки свежести… Шея пришла в движение, и я увидел в углу… Поморгал, тряхнул башкой. Не мерещится?

Кувшин!

Пузатенький медный кувшин на медном блюдце. Я подполз к нему уже в человеческой версии себя, даже не уловил переход – просто увидел, как сосуд обхватывают трясущиеся пальцы, ощутил, как разлепляются пересохшие губы…

Она!

Чистая, прохладная, будто из горного ручья!

Конечно же, я выпил все. Хоть и проплывала через сознание мысль, мол, надо бы растянуть на несколько раз… Какое там! Глотки были слоновьи, горло чуть не порвалось, от клокота закладывало уши. Кувшин опустел, я сцедил последние капли в блюдце, обернулся котом, наждачный язык выскреб медную поверхность досуха.

Я рухнул и опять провалился в сон, на сей раз блаженный. Накрыла волна эйфории, чувствую себя самым счастливым котом на свете! Где-то на горизонте маячит вопрос, а откуда вообще взялся кувшин, но мне так хорошо, словно вернулся в утробу матери. В те годы, когда мама была добрая, заботливая… На головоломку настроения нет, отстаньте, ребята…

Спал, как младенец!

А что снилось, даже словами не передать. Да и не нужно.

Проснувшись, сладко зевнул, огляделся. Кувшин с блюдцем на месте, в том же положении, в каком я оставил. А вот нечистоты, что были в другом углу, исчезли. Мистика! Однако надо признать: мистика весьма полезная и своевременная.

Что-то изменилось в ощущениях. Сильно изменилось! Скорее, в лучшую сторону. Но почему-то не могу понять характер перемен.

И тут я заметил…

…что стал прозрачным и почти невесомым. Смотрю на лапу, вижу сквозь нее рельеф потертых выщербленных блоков на полу. А вроде бы сидящее на нем тело, на самом деле, парит в сантиметре от каменной поверхности. Кроме того, шерсть стала… зыбкой, словно туман. В легких снова жгучее ощущение, как тогда, на крыше, но теперь жжение не сковывает грудь. Можно даже сказать, приятное, как ментол.

Я покосился на кувшин. Водичка волшебная? Лапы слегка оттолкнулись, тело поплыло навстречу сосуду, как по невидимому льду. Пришлось ухватиться за медное пузо, чтобы затормозить. Нос и усы тщательно обследуют пустую емкость на наличие микроскопических остатков жидкости.

Дыхание…

Я смог заметить, что из пасти на выдохе бьет едва различимое облачко пара. Будто на морозе. Хотя в камере не холодно. Но самое главное, я различил оттенок пара.

Бирюзовый.

С моим отражением в кувшине тоже не все в порядке. Я поспешил прильнуть мордой к блюдцу, где отражение такое же мутное, но без искривлений.

Глаза! Они тоже излучают бирюзовый свет!

Я подпрыгнул и обнаружил, что мое тело… не спешит падать. Именно не спешит. То есть, все-таки падает, но медленно, словно пушинка. И если продолжать толкаться от воздуха, можно долететь до потолка. Что я и сделал. Кувыркаюсь по камере, будто в невесомости космической станции. Это напоминает, как ни странно, стычку с Седым и его бойцами в моей квартире. Тогда я впервые испытал возможности кошачьих мышц, суставов, других телесных новшеств и был в полном восторге, хотя ситуация, как и сейчас, была не самая веселая. Невероятное чувство, когда тебе открывается новая степень свободы!

А затем, поддавшись интуиции, я оттолкнулся от стены и решительно поплыл к решетке.

На таран!

Моя призрачная субстанция прошла сквозь прутья с удивительной легкостью. Намного легче знаменитого Т-1000 из второго «Терминатора». Лапы вцепились в крепление настенного факела в коридоре, пламя близко от морды, но его тепло почти не ощущается…

«Риф!»

Внутри меня все замерло. Я почти уверен, что не показалось. Знакомый голос прозвучал в голове с эхом, которое быстро потухло.

Я прошептал:

– Хелена…

Крикнул:

– Хелена!

Но сколько ни кричал после, и вслух, и мысленно, – ответом была гробовая тишина… И все же не сомневаюсь, что погибшая, как мне казалось, дочка Леона – дух даймена, не способный выжить за его пределами без скафандра, – вышла на связь!

До меня, наконец, начало доходить…

Вот откуда эти новые способности! Дело не в воде. По-прежнему не знаю, откуда взялся кувшин, но его содержимое, скорее всего, ни при чем.

Хелена!

Она как-то сумела использовать мое тело в качестве скафандра! Когда дегенерат с кувалдой разбил ее стеклянную оболочку, часть пара успела проникнуть ко мне в легкие, вот почему их обожгло и закупорило. Постепенно живой пар адаптировался к моим тканям, проник в кровь, и сейчас уцелевшая частичка Хелены живет во мне. Не знаю, сколько осталось от ее сознания и памяти, но теперь могу, как и она, быть летучим и зыбким, подобно туману.

Я осторожно полетел по коридору, хватаясь за держатели факелов и прутья камер. Последние пустуют. А я столько раз звал на помощь, пока был за решеткой! Знал бы – мог не тратить силы.

Тут настоящий лабиринт…

Минул не один поворот, прежде чем попалась-таки камера с пленником. Если не брать в расчет мой побег, то дремлющему внутри сиамскому коту повезло больше. Помимо кувшина, в его распоряжении на подносе имеется хлебная лепешка, солонка, а также миска с желтоватыми шариками отварного картофеля. Спит узник на просторном мягком матрасе.

– Эй! – позвал я.

Сиамец приоткрыл глаз, уши навострились.

Я добавил громкость:

– Эй, дружище!

Кот проснулся окончательно, подскочил к решетке. Мы друг напротив друга, между нами где-то полметра, но сиамец крутит головой.

– Кто здесь?

Вот оно что! Похоже, от Хелены досталась не только возможность быть облаком. Я вижу себя прозрачным, как привидение, а остальные не видят вовсе.

– Привет, меня зовут Риф, – начал я. Помедлив, продолжил: – Ты меня не видишь, но я стою рядом. Я сбежал из камеры. Ищу выход. Ты знаешь, где мы?

– Сбежал?! Как тебе удалось?

Мы разговорились. Я рассказал сиамцу – которого, как выяснилось, зовут Тиберий, – что был зарезан кинжалом Блики. Правда, не самой Бликой, а недоброжелателем из банды Леона. В свою очередь, я узнал, что Тиберий был в Бальзамире, когда Блика в нее вторглась. Он оказался одним из тех, кого черная демоница проткнула своим фирменным клинком.

– А я тебя вижу! – вдруг сказал сиамец. – Бурманская порода!

Я опустил взгляд на переднюю лапу. Шоколадный мех обрел былую сочность и четкость каждой ворсинки. Тело больше не левитирует, подушечки и когти упираются в пол.