Куда приводят коты (СИ) - Фомин Олег Геннадьевич - Страница 14

В куче металлолома раздался грохот, затем оттуда же – вопль:

– Нашел!

Тоже мужской. Вернее, юношеский. Высокий и полный энергии. Но довольно мерзкий.

На гору металла взобрался еще один сфинкс. Ребра торчат, уши как локаторы, а хлыст хвоста удерживает над туловищем кинжал. Тот, что оставила Блика. Скрутив рукоятку, гибкая мышца покачивает оружие в воздухе, лезвие даже в сумерках бросает отсветы.

– Она в самом деле была здесь! – радуется обладатель сильного хвоста. – Леон будет доволен!

– А еще, – говорит кошка, – Леон не откажется выслушать показания этих отбросов. Они наверняка что-то знают.

– Ты в своем уме, Сабрина?! – возмутился морщинистый. – Ну ладно, бурого можно… Но крысу! Думаешь, Леон станет допрашивать еду? Я бы и жрать такое побрезговал! Одноразовая когтеточка, не более. У меня как раз когти затупились.

Троица стала нас окружать.

Я накрыл Ласта собой, его носик торчит из-под моего подбородка, брюхом чувствую, как крысиное тельце сжалось в каменный комок. Меня захлестнула злость, шерсть дыбом, на лапах расцвели венцы когтей, хвост мечется, как змея в агонии. Бросаю оскал в разные стороны, стараясь не упускать из виду всех трех.

Шипение!..

Как оказалось – мое.

– Гляньте-ка, – говорит кошка, – еще и драться хочет за эту крысу!

– Может, какой-то деликатес? – предполагает сморщенный. – Крыса, маринованная в кошачьей опеке? Ну, знаете, нянчишься с ней, бродишь вместе по разным местам, даже… извиняюсь, общаешься, а потом хоп!.. Мясо такой крысы обретает ни с чем не сравнимый привкус. Кто знает, может, перемир дал этому парню кулинарный талант.

– Давайте проверим! – предложил ушастый.

Скрученный его хвостом кинжал напоминает жало скорпиона. Вооруженный сфинкс медленно спускается с железного холма.

У подножия свалки я заметил ржавую трубу. Ее черное горло слишком узкое, чтобы туда смог пролезть кот. А вот кто поменьше…

– Ласт, беги!

Я повернул лапой его мордочку в сторону трубы.

– Живо!

Крыс выметнулся из-под меня, как из катапульты. Сфинкс прыгнул наперерез, но в полете его встретила моя лапа. Он взвыл, с морды на бетон брызнуло красным, а его самого развернуло почти на сто восемьдесят, острая сталь звякнула о крышу рядом со мной, лысый кот в обнимку с кинжалом прокатился кубарем мимо. А крысиный хвост, тем временем, исчез в трубе.

Меня схватили за шкирку.

Рукой!

Глава 09. Никому нельзя доверять

– Лишняя пара глаз на хвосте не помешала бы, верно? – с деланным сочувствием произнес тот, кто меня держит. Хватка, несмотря на худобу, у него крепкая.

Мне ничего не остается, кроме как брыкаться, шипеть и разглядывать «гота» лет тридцати в расстегнутой черной жилетке из кожи на голое тело и темных джинсах. Черные волосы чуть не достают до плеч. Жидкие, но ухоженные, частые гости парикмахера. Угольного оттенка губы потрескались в ухмылке, подведенные тушью глаза взирают искоса.

– Впрочем, это бы не сильно помогло, – добавил он. Еще и голос а-ля «Depeche Mode», под стать субкультурному имиджу.

– Ему уже ничто не поможет.

В поле моего зрения вошла блондинка со стрижкой «ежик», в светлой майке и голубых джинсах, которые не пощадила причудливая мода на дырки. Встав рядом с готом, она почесывает локоть и смотрит на меня со смесью равнодушия и брезгливости.

– Он мог сбежать сам, а вместо этого дал сбежать крысе. Такому и сама Сехмет не поможет. Он безнадежен.

Оставив в покое локоть, она принялась скрести ногтями колено. Я заметил, что кожа на локтях и коленях огрубевшая. Похоже, у нее псориаз.

– Дайте мне его пощекотать! – раздался позади противный голос.

Меня развернули, и передо мной возник лысый тощий тип. Они все костлявые, но это что-то с чем-то! Камуфляжные штаны на подтяжках. Под ними голый торс, и лучше бы этот скелет в кожаном мешке был прикрыт хотя бы футболкой. А так – ходячий памятник туберкулезу. Уши торчат выразительно, как и в кошачьей форме. Самый молодой из троицы, наверное, нет и восемнадцати. И самый мерзкий. Сгорбился надо мной, улыбка тупая, как у нарика под кайфом, на щеке сверкает мой кровавый автограф из трех линий.

Нож в кулаке поклевывает острием мое брюхо.

– Боишься щекотки, а, какашка крысячья? Хе-хе…

– Полегче, Хлест! – осадил гот. – Леону эту какашку еще допрашивать.

– Да ладно, язык отрезать не буду! Так, пузо чуток разукрашу…

Острие ткнуло сильнее, и мое тело дернулось, я взвыл, зашипел. На животе вспыхнуло горячее, под общий смех жжение растворяется в чем-то щекочущем.

– И вообще, – продолжает лопоухий, – допрашивать можно и без лап… И без хвоста, хе-хе!

– Хлест, слушай, – вмешалась блондинка, – думаю, Мерлин прав, лапы и хвост могут подождать.

Скинхед простонал.

– Да Мерлин у нас вечно прав, Сабрина! Что теперь, отказывать себе в маленьких радостях?!

Блондинка перестала, наконец, чесать колено. Тут же начала карябать второе, при этом чесать другой, еще не чесаный локоть.

– Маленькие радости – это наше все! – заявила она, а потом добавила: – Зато против «разукрасить пузо» ничего не имею!

И засмеялась. Волна веселья подхватила и остальных. Кроме, разумеется, меня.

Меня захлестнула иная волна.

Я вдруг осознал, что оказался в роли той кошки, которую спас темным вечером под мостом. Вспомнил, как вез к ветеринару, вспомнил рыжую девушку, ходившую по квартире в моей клетчатой рубашке… А затем прилив тоски сменился багровым гневом. Я думал, что весь этот трэш, власть кирзового сапога, олицетворением которой был Седой с его ублюдочным сынком, остались навсегда в прошлом. Но и здесь, в новом мире, то же самое! Там ко мне домой нагрянули без приглашения верзилы с автоматами, здесь, на крыше, куда я повадился возвращаться и уже начал считать этот островок Вселенной чем-то вроде тихой гавани, очутилась какая-то шайка сфинксов-садистов…

Да когда же эта грязь оставит меня в покое?!

Когда пырнули ножом в живот снова, я взревел и забрыкался с яростью, на какую только способен. Сквозь бурю собственного рева услышал вопли и стоны извергов, а спустя несколько секунд тот, кто меня держит, брызнул в морду каким-то вонючим спреем.

Его хватка ослабла, и я упал на бетон. И тоже вдруг ослаб, в глазах помутнело.

Мне бы пустить остатки сил на бегство, но загипнотизировало страшное и одновременно вожделенное зрелище. Мучение моих мучителей.

Лопоухий придурок орет во все горло, обе ладони прижаты к лицу, где я расцарапал, когда мы были еще в кошачьих личинах, но теперь крови оттуда хлещет столько, будто полоснул не кот, а тигр. Щека в лоскуты, красное льется на плечо, забрызгало полтуловища, и самое жуткое, что три борозды от когтей… растут! Края ран переползли через подбородок, рвут мясо на шее. Лысый малолетка мечется, как загнанная овца, будто от этого можно сбежать, блеет что-то похожее на «спасите», но никому до него нет дела.

У остальных и без него хватает проблем.

Блондинка села на корточки, в истерике расчесывает колени и локти, там бляшки стали белыми, покрылись трещинами, сквозь них сочатся бордовые ручейки, и, судя по крикам блондинки и измазанным кровью ногтям, зуд стал невыносимым.

Гот и вовсе упал, перекатывается с бока на бок, пальцы обеих рук вцепились в голову. Его трясет, желваки вздулись, сквозь зубы прорывается стон. Рядом валяется флакон с гадостью, которой он брызнул мне в морду.

Сейчас им не до меня.

Пока я за пределами их внимания, перемир впустит меня, и я улизну. Но для этого надо закрыть глаза. А я чувствую, что если закрою, дрянь из флакона вырубит меня окончательно. И так еле держусь. Но выбора нет. Эти трое меня добьют, когда снова про меня вспомнят. Сейчас были бы все шансы добить их самому – обернуться человеком, взять выроненный лысым кинжал и…

Но уже теряю сознание.

Отвернулся от агонизирующей троицы и зажмурился.

Перед этим, в самый последний миг, перед носом возникли кошачьи лапы без шерсти. Четвертый сфинкс? Он здесь с самого начала или появился только что? Я попытался открыть глаза, но меня, наконец, вырубило.