Дипломатия фронтира (СИ) - Денисов Вадим Владимирович - Страница 63

Единственный проспект пересекают три крошечные улочки-стриты, вместо названий имеющие номера. Вот и вся городская планировка. Вечером аллея оживает: из баров «The Lucky Spike» и «St. Clair’s» льются перебором аккорды кантри, а подростки в кожаных куртках кружат на мотороллерах вокруг фонарей.

Но сердцем городка является узкоколейная магистраль стандарта 914 мм протяжённостью в три сотни вёрст, от каменной крепости Форт-Вашингтон к буковой роще. Она была проложена благодаря запасам Смотрящих, приготовивших полный железнодорожный комплект. До поры припрятанный, а затем словно в насмешку над временем вручённый, когда первые люди только появились в этих краях. Данная авансом железная артерия прогресса.

В мирное время старинный узкоколейный паровоз «Rio Grande 223», храпящий как старый пёс, тащит на север состав из шести вагонов, из которых два пассажирские. Там на ящиках с домашним сидром раскладывают нехитрую закуску фермеры в ковбойских шляпах. Каждую пятницу состав отправляется в столичный Вашингтон, увозя мечтателей о большом городе, а в воскресенье возвращает их обратно, слегка потрёпанными.

При станции — целое узкоколейное хозяйство с семафорами, водокачкой и углехранилищем. И всё работает, как часы. А депо с деревянной водонапорной башней — место паломничества мальчишек, заворожённо следящих, как механик в засаленном джинсовом комбинезоне латает стальные рёбра «железного коня».

Батл-Крик не бездельничает. Все стараются заработать, и в светлое время суток люди ни минуту не сидят без дела.

Кузнец выбивает ритм блюза на наковальне, а какая-нибудь миссис Клэппер печёт пироги с вишней; аромат смешивается с запахом сосновой смолы от столярной мастерской. На крыльцах женщины в цветастых платьях шьют лоскутные одеяла — ничего не должно пропадать, их смех соревнуется с треском радио, вещающего о победах одной из местных бейсбольных команд.

Даже шериф, наводящий порядок, проезжая на своём «Рубиконе» с поблёскивающей звёздочкой на дверце, не упустит случая притормозить у лавки, чтобы купить жене ленту для волос «как у Дорис Дэй» и искупить поздний приход навеселе.

Центр города — небольшая площадь с ратушей, чьи часы отбивают время, как метроном эпохи. Магазинчики с вывесками «Open», которые ввиду дефицита электроэнергии пока не могут позволить себе неон, зовут купить прохладный лимонад за цент или свежий номер «The Saturday Evening Post».

К вечеру у церкви Святого Луки горожане собираются семьями: мужчины обсуждают урожай кукурузы, дети лижут медовые леденцы, а женщины перешёптываются о новом учителе, перебравшемся сюда из Додж-Сити. Когда загораются керосиновые фонари, площадь превращается в танцпол под мелодии Элвиса, «роллингов» и «Нирваны», льющиеся из динамика на стене ратуши.

В чём-то Батл-Крик похож на осколок рая, который нельзя унести с собой. Здесь нет публичных кинематографических драм — лишь шелест листьев на Буках, да перезвон выкупленной оборотной тары в ящике у общего склада. Батл-Крик обволакивает тебя теплом таёжной печки-буржуйки, но словно шепчет: «Останешься — станешь частью пейзажа». И каждый уезжающий на том самом паровозе, понимает — эти дни были словно глоток лимонада в знойный день: ярко, сладко, но… не навсегда.

А как же городское начальство?

В центре, как и положено, на небольшой площади находится самое красивое здание — та самая ратуша с городскими часами под самой крышей, возведенная раньше, чем большинство домов Батл-Крик.

Церковь расположена рядом с ратушей, там же находится приметный двухэтажный дом с невысокой кирпичной башенкой. Говорят, что мэр, стараясь не мешать жителям делать свои дела, обычно прячется здесь, на втором этаже. Там он слушает «Blue Suede Shoes» и мечтает когда-нибудь плюнуть на всё и махнуть на берег моря, приговаривая шёпотом: «Вот увидите, это будет совсем другая история…».

Объездив весь город и даже выкатившись в окрестности, мы везде заглядывали и осторожно расспрашивали, много покупали и обещали, что купим ещё, присматривались и прислушивались.

Настало время возвращаться в гостиницу. И по пути случилось нечто примечательное.

…Осень растворялась в персиковом закате, окрашивая фасады домов в теплые тона.

Оконные стёкла домов на окраине вздрагивали от гула «Апача», тащившегося за серебристого цвета Piaggio Vespa 150 VL1T — культовым итальянским мотороллером, производившимся с 1946 года до сих пор. Этот роллер стал символом целой эпохи, он изменил образ жизни людей послевоенной Европы, дав свободу передвижения тем, кто даже мечтать не мог о покупке авто. Особенно это касалось женщин, для которых вождение в те времена было явлением нечастым. Поэтому главным рекламным образом для «Веспы» стала девушка на мотороллере — воплощение молодости, современности и самостоятельности.

И вот теперь этот плакат я увидел наяву.

— Папа! — умоляющим голосом простонал Дино по-русски. — Сбавь скорость!

Как же тут не сбавить, и я сам обалдел.

Девчонка с рыжими волосами улыбалась, чувствуя, как ветер играет подолом её красного в белый горошек платья, а мотороллер, словно живой, виляет между трещин на брусчатке. Она явно обожала это негромкое рычание двигателя, напоминавшее кошачье мурлыканье. «Свобода, — читалось в её образе, — это когда тебе шестнадцать, на шее бренчит цепочка с подвеской в виде ключа, а вместо банального велосипедного седла под тобой — легенда».

Пикап приблизился.

Дино открыл форточку, и я поймал запах духов. Сынуля постарался сделать челюсть максимально квадратной, быстро глянул на меня с вечно мятежным взглядом, высунулся в окно.

— Эй, stellina! — крикнул он, перекрывая шум мотора. — Ты так летишь, будто за тобой сам дьявол гонится! Или… это я?

Бормоча что-то про «дурацкие гормоны», я сбавил скорость и поехал вровень. Stellina, то есть «звёздочка», приподняла очки на лоб, бросив взгляд через плечо:

— Дьявол? — ухмыльнулась она, нарочито медленно прикусывая вишнёвую жвачку. — Не думаю. У него был бы Lamborgini Huracan! Хотя бы.

Дино хмыкнул, опершись локтем о раму окна. Его рубашка-поло расстегнулась до третьей пуговицы — летний dress code Додж-Сити.

— Меня зовут Бернадино! — крикнул он в ветер.

— А я Аурора! Ты итальянец?

— Наполовину, если делить с сербами… Но вообще-то я русский из Доджа!

— Русский? Из Додж-Сити? Не врёшь?

— Не вру. И признаюсь: я просто хотел увидеть, как твои веснушки и волосы сливаются с этим закатом. — Сынуля сделал паузу, заговорщицки наклонившись в опасной позе. — Спойлер: это волшебно!

— Ого, да ты поэт! — красавица притворно закатила глаза, но уголки губ дрогнули. — Всем девчонкам такое говоришь, или я особенная?

— Только тем, кто обгоняет мою жизнь на полторы секунды! — Дино опять выдержал паузу, будто сочиняя строчку на ходу. — Может, остановишься? Купишь мне соффиони, а я научу тебя не путать Lamborgini Huracan с тем, что действительно быстро едет!

Она резко притормозила, заставив его откинуться в салон.

— Сначала научись догонять! — бросила она через смех.

— Забыл сказать, красный тебе идёт! — крикнул Дино.

Рыжая бестия плавно притормозила, чтобы их лица поравнялись:

— Это не красный, dude, это «rosso corsa», — поправила она, имея ввиду «гоночный красный», международный цвет гоночных автомобилей, представленных командами из Италии. — Выучи, прежде чем комплименты раздавать!

— Signorina, я готов сдать экзамен! Допустим, завтра. В восемь. С латте и моим очарованием в нагрузку.

Уже въезжая на авеню, где под сенью буков старики играли в бочче, девушка улыбнулась. Махнула рукой и неожиданно свернула направо, исчезая за поворотом в сумеречном мареве.

— Встретимся завтра на пьяцце! — крикнул он вдогонку, уже не надеясь, что она услышит.

Я хмыкнул, успев мельком подумать о том, конец ли это романтической истории или только начало.