Мика - Гамильтон Лорел Кей - Страница 21

Сейчас, когда я здесь стояла, а Мика держал меня за кисть, я почти как видимую ощущала энергию, идущую из могил. Эта энергия хотела моей крови, хотела того, что будет после этого.

Из темноты прозвучал сдавленный голос Франклина:

– Блейк, не делайте этого.

Я посмотрела на него – он потирал себе плечи, руки, будто ощущал давление силы. Фокс тоже на него смотрел. Я Франклина не выдала, но если он не будет сегодня поосторожнее, он сам себя выдаст.

– Не буду, – пообещала я.

У него глаза были чуть слишком расширены. В прошлый раз я видела его, когда он склонялся над кровавыми останками жертвы серийного убийцы. Свежеумершие с ним говорят? И души он тоже способен видеть? Может быть, не меня он так невзлюбил в Нью-Мексико, может быть, дело в его неразвитом даре.

Я обернулась к Мике:

– Твоя очередь.

Его напряженные плечи опустились, он выпустил мою руку, и я повернула мачете острием к земле. Он улыбнулся:

– Тебе какую руку?

Я тоже улыбнулась и покачала головой:

– Ты правша – значит левую. Ведущую руку всегда лучше поберечь. – Я оглянулась на Фокса: – Вы не подержите одежду?

Фокс принял мой жакет. Очень покладистый человек, тем более для фэбээровца. Вообще-то им больше свойственно спорить или хотя бы задавать уточняющие вопросы. Мика снял пиджак и положил его на растущую груду одежды в руках Фокса.

Манжеты на рубашке Мики застегивались на запонки, то есть надо было расстегнуть запонку, чтобы закатать левый рукав. Эту запонку он положил в карман штанов.

– Что вы делаете, маршал Блейк? – спросил судья.

– Я собираюсь использовать кровь мистера Каллахана, чтобы обойти круг.

– Его кровь?

Вопрос прозвучал от Бек, секретаря суда, и голос был на пару октав выше, чем когда она здоровалась.

Судья посмотрел на нее так, будто она совершила непростительный грех. Она извинилась, но пальцы ее продолжали стучать по клавиатуре портативной машинки. Я подумала, занесет ли она в протокол и свой удивленный возглас.

А также будет ли зафиксирован в протоколе неприязненный взгляд судьи, или регистрируется только сказанное вслух.

– Я так понимал, что если используется курица, то ее требуется обезглавить, – произнес судья внушительным голосом председателя в зале суда.

– Это правда.

– Я предполагаю, что вы не собираетесь обезглавить мистера Каллахана?

Он произнес это как-то легко, почти шутливо, но мне показалось, что предубеждение все же проявилось. В смысле, раз ты поднимаешь мертвецов, мало ли на какие мерзости ты еще способна? Может, и на человеческие жертвы?

Я не обиделась – он был очень вежлив, может быть, это я слишком чувствительна.

– Я сделаю ему на руке небольшой порез, смажу лезвие кровью и обойду круг. Может быть, он будет идти рядом со мной, чтобы я могла обновлять кровь на лезвии при надобности, но это и все.

Судья улыбнулся:

– Я подумал, что просто не должно остаться неясностей, маршал.

– Ясность – это хорошо, ваша честь.

Я не стала развивать тему. Времена, когда меня оскорбляло предположение, будто все аниматоры приносят человеческие жертвы, миновали давно. Люди боятся того, что я делаю, и это заставляет их верить в худшее. Люди думают, будто ты делаешь страшные, безнравственные вещи, – такова цена за работу в нашем бизнесе.

Мне случалось наносить человеку порезы, использовать его кровь в сочетании с моей, но никогда я при этом не держала его за руку.

Стоя от Мики слева, я переплела с ним пальцы левых рук, соприкасаясь ладонями. Вытянув его руку, я приложила лезвие к гладкой нетронутой коже.

У меня внутренняя сторона левой руки имела такой вид, будто над ней доктор Франкенштейн поработал, а у Мики она была гладкой и невредимой. Менять это мне не хотелось.

– Заживет, – тихо сказал он. – Это не серебро.

Он был прав, но... я просто не хотела делать ему больно.

– Проблемы, маршал? – спросил судья.

– Нет-нет, – ответила я. – Проблем нет.

– Тогда нельзя ли приступить к делу? Здесь как-то не становится теплее.

Я оглянулась на него – он кутался в длинное пальто. Посмотрела на собственные голые руки – даже гусиной кожи не было. Взглянула на Мику в рубашке с закатанными рукавами. Он – оборотень, и ему трудно судить, насколько погода теплая или холодная. Потом посмотрела на всех остальных. Многие застегнули все пуговицы, некоторые засунули руки в карманы, как судья. И только трое стояли расстегнутые, и у меня на глазах Фокс начал снимать пальто. А остальные двое были Сальвия и Франклин. Про Франклина я так и думала, но не про Сальвию. Если он настолько чувствителен, это может объяснить его страх. Ничто так не способствует желанию оказаться подальше от серьезного ритуала, как небольшие экстрасенсорные способности. Хоть я поднимаю мертвецов регулярно, но вдохнуть жизнь в мертвое, пусть даже временно, – это нехилая магическая работа.

– Маршал Блейк, – произнес судья, – я спрашиваю еще раз: у вас проблема?

Я посмотрела на него пристально:

– Вы хотите предложить мне вашу вену, судья?

Он встрепенулся:

– Нет, нет, я такого не говорил.

– Тогда не говорите мне под руку, когда я держу нож над чужой рукой.

Фокс и Франклин издали какие-то тихие звуки – Фокс вроде бы сумел выдать смех за кашель. Франклин качал головой, но не с таким видом, будто он мной недоволен.

А у секретаря суда даже рука не дрогнула. Она зарегистрировала и его нетерпеливую реплику, и мой рассерженный ответ. Очевидно, она была твердо намерена записывать все. Интересно, записала ли она кашель и нечленораздельные звуки, изданные обоими агентами. Мне бы следовало все же придерживать язык, но вряд ли я стала бы. То есть я, конечно, могла бы попытаться, но в таких случаях я всегда терплю поражение. Может быть, стану вежливее, как только поставлю защитный круг. Может быть.

Мика свободной рукой тронул меня за лицо, повернул к себе. Улыбнулся своей безмятежной улыбкой.

– Анита, ты просто работай.

Я приложила острое лезвие к гладкой коже и шепнула:

– Когда конец кончал бы все – как просто все кончить сразу...

– Макбета цитируешь? – улыбнулся он.

– Да, – сказала я и сделала разрез.

11

В лунном свете выступила черная кровь. Мика не проронил ни звука, когда его кровь выходила из пореза, и я подставила лезвие, ловя тяжелую капель.

А он был спокоен, спокоен по этому поводу, как спокоен всегда по поводу чего угодно, будто ничто на свете его из равновесия вывести не может. Сейчас, зная больше о его жизни, я понимала, что это спокойствие тихого омута нелегко ему досталось. Мое спокойствие – это спокойствие металла, а его – спокойствие воды. Он был как тихое лесное озеро. Брось в него камень – и когда разойдутся круги, оно будет как прежде. Брось камень в металл – останется зазубрина.

Бывают времена, когда мне кажется, будто я вся покрыта зазубринами и царапинами. Сейчас, держа за руку Мику, глядя, как холодно поблескивает его кровь на моем клинке, я ощущала эхо его водяного спокойствия.

Осенняя ночь вдруг наполнилась сладким металлическим ароматом свежей крови. Когда-то этот запах означал для меня работу: подъем зомби или осмотр места преступления. Но теперь, из-за связи с Ричардом, Жан-Клодом и леопардами, он значит куда больше. Намного больше.

Я подняла взгляд и увидела глаза Мики, светлые глаза леопарда, и поняла, что мне не надо оборачиваться аж до самого Сент-Луиса, чтобы понять, почему кровь хорошо пахнет.

Пульс Мики застучал в моей ладони как второе сердце, и это второе сердце выкачивало из него кровь быстрее, чем она бы иначе текла, будто моя сила, или наша сила, взывала к ней. Порез не был настолько глубок, но кровь лилась по руке горячей волной. – Боже мой!

Женский голос. Значит, это воскликнула секретарь суда. Мужчины чертыхались, и еще кто-то издавал такие звуки, будто расстается с ужином. Если уж это их так взволновало, то зомби им просто не вынести.