Таких не берут в космонавты. Часть 1 (СИ) - Федин Андрей - Страница 39

Он сощурил глаза.

— День космонавтики, — подсказал я.

— … День рождения Ленина, — продолжил Алексей. — Первое мая. День Победы… Что ещё?

— Школьный выпускной у нас будет, — напомнила Лукина.

— Точно.

Я покачал головой.

— Про выпускной вечер я не вспомнил. Это будет восьмой концерт. Наверное. А седьмым станет День города. Вы забыли о нём?

— Точно! — сказал Черепанов.

— День города, — сказал я, — это будет главный концерт. Я надеюсь, что нас на него пригласят. Он пройдёт не в нашей школе, а во Дворце культуры. Мы с тобой, Лёша, выступим там перед кучей народа!

Алексей вздохнул

— Почему я, почему не Иришка? — повторил он.

Я взглянул на сестру — Лукина тоже дожидалась моего ответа.

— Иришка давно не ходит в музыкалку, — ответил я. — К поступлению в университет готовится. Не хочу её так часто отвлекать. А ты поступаешь в лётное училище. Математику ты хоть сейчас там сдашь. Да и с сочинением у тебя проблем не возникнет.

Иришка обиженно поджала губы, но мою руку она не выпустила. И не возразила мне.

— Так-то да… — произнёс Черепанов. — Понятно.

— Вот и поучаствуешь вместе со мной в концертах, — заявил я. — Что скажешь, Алексей?

— Ну, я не знаю…

— Двадцать третьего февраля в концерте участвует Света Клубничкина.

— Нет, я, конечно, согласен, но…

Черепанов дёрнул плечами, махнул портфелем.

— Все эти «но» мы обсудим дома, — пообещал я.

Ели мы торопливо, будто опаздывали.

Я снова доверил Иришке мытьё посуды. Привёл Алексея в гостиную, уселся за пианино. Черепанов разместился рядом со мной на табурете. Я поставил перед собой нотную тетрадь, куда записал вчера при помощи Эммы две музыкальные композиции. Призвал Алексея слушать внимательно.

Отыграл первую мелодию — Лёша повёл плечами и заверил, что не увидел в её исполнении ничего сложного.

Я отыграл начало музыки ко второй песне. В гостиную вбежал Иришка, вытерла о фартук мокрые руки.

— Это что, твист? — спросила она.

— Он самый, — ответил я.

Посмотрел на Алексея и уточнил:

— Справишься?

Черепанов кивнул.

— Справлюсь. Если потренируюсь немного.

Я уступил ему место у пианино.

Сказал:

— Приступай. Время для тренировки у тебя ещё предостаточно.

Почти два часа мы с Лукиной просидели бок о бок на диване, изображали строгих критиков. За это время я пришёл к выводу, что Черепанов вовсе не гениальный пианист, но уже и не новичок. Лёша играл не без ошибок. Но его ошибки выглядели незначительными — с учётом качества звучания музыкального инструмента.

Я напомнил себе, что в школьном актовом зале пианино звучало значительно хуже того, которое я слушал сейчас. Поэтому на Лёшины огрехи в исполнении я с лёгким сердцем махнул рукой. В начале третьего часа тренировок заявил Черепанову, что он молодец. Позволил ему отдохнуть — сменил его на стуле около пианино.

— Я думал, ты про космос будешь петь, — сказал Алексей.

Он вытер о рубашку на груди вспотевшие ладони.

— Сегодня не тот случай, — ответил я. — Про космос спою в другой раз.

— Жаль, мне песни про космос понравились. Обе.

— Обе? — переспросила Иришка. — Я слышала только одну.

Она выпрямила спину, будто насторожилась.

Черепанов повернулся к моей сестре и улыбнулся.

— Вторая песня смешная, — сказал он. — Там не совсем про космос…

— Вася, я хочу услышать эту смешную песню про космос! — заявила Лукина.

Она нахмурилась.

Я пожал плечами, размял пальцы.

Ответил:

— Да пожалуйста.

Отыграл вступление и пропел:

— Один мой товарищ любил прыгнуть с вышки…

Мы всё ещё сидели в гостиной, когда пришли с работы Иришкины родители.

Мы в три глотки горланили:

— … Таких не берут в космонавты! Таких не берут в космонавты! Таких не берут в космонавты! Spaceman! Spaceman!..

Уже в половине седьмого мы вышли из дома (хотя я убеждал Иришку и Алексея, что в спешке нет никакой нужды). На улице Черепанов и Лукина меня поторапливали, словно опасались, что мы опоздаем. В школе я обнаружил: мы не единственные пришли заранее. В вестибюле уже толпились наши одноклассники — я насчитал двенадцать человек (во главе с комсоргом и со старостой класса). Не пустовал и актовый зал. Там по сцене ходили актёры, с серьёзными лицами выдавали пафосные реплики.

Во главе делегации учеников десятого «Б» класса я прошёл к самой сцене, уселся в первом ряду. По правую руку от меня разместился Черепанов — Иришка уселась слева.

Актёры заметили нас, но не сразу отреагировали на наше появление.

— … Как мы отвлечём немцев? — воскликнул со сцены Ермолаев (то ли Сергей, то ли Семён — я братьев пока не различал).

— … Мы покажем им концерт! — заявила Света Клубничкина.

— … Правильно! — поддержал Тюляев. — Тогда весь немецкий гарнизон соберётся в клубе!

Сидевший рядом со мной Черепанов трижды громко чихнул.

На него всё же обратил внимание Геннадий Тюляев.

Он всплеснул руками и заявил:

— Нет, я так не могу!

Он посмотрел на нас со сцены и спросил:

— Какого чёрта вы припёрлись⁈ Вы не видите? Мы репетируем!

Света Клубничкина тоже повернула в нашу сторону лицо, преувеличенно картинно нахмурила брови.

— Ребята, — сказала она, — Геннадий прав: вы нам мешаете.

— Зрители в зале тоже будут вам мешать? — выкрикнула Иришка.

— Вы — не зрители, — заявил Тюляев.

— Это ещё почему? — спросил Черепанов. — Мы на вас смотрим. Значит, мы зрители.

Он развёл руками и разрешил:

— Вы продолжайте, продолжайте. У вас есть ещё пятнадцать минут. А мы пока позрительствуем на вас.

Клубничкина снова повела бровями.

— Почему это, пятнадцать минут? — спросила она. — Нам Клавдия Ивановна разрешила здесь до девяти репетировать.

— Вы тут не одни! — заявила Иришка.

Она стрельнула взглядом в сторону Тюляева, но тут же смущённо отвела глаза.

— У нас здесь скоро будет прослушивание, — сказал Черепанов. — В семь часов. Так что поторопитесь. Время идёт.

Он указал на часы, что висели на стене неподалёку от входа в зал.

— Какое ещё прослушивание? — удивилась Клубничкина.

Алесей горделиво приподнял подбородок.

— Мы с Василием выступать будем, — сказал он.

— Ты? — переспросил Тюляев. — Выступать?

— Я, — ответил Алексей. — А таких, как ты, вообще… не берут в космонавты!

— Чего? — не понял Геннадий.

— Что слышал.

— Ну-ка, повтори! — потребовал Тюляев.

Света Клубничкина вскинула руки.

— Мальчики, прекратите, — потребовала она. — Гена, Лёша! Я же просила, чтобы вы при мне не ссорились!

Черепанов шумно вздохнул. Тюляев взглянул на него сверху вниз, сощурил глаза.

Пару секунд Геннадий и Алексей бодались взглядами.

Я наблюдал за их молчаливой борьбой. Почувствовал, как Иришка толкнула меня локтем в бок.

— Ленка, пришла, — шепнула Лукина.

Я обернулся и увидел Зосимову, идущую к сцене по коридору межу рядами кресел.

Лена шагала по узкому проходу «от бедра», наряженная в короткое расстёгнутое нараспашку тёмно-бордовое пальтишко с рыжим меховым воротником. Следом за ней шёл одетый в длинное чёрное пальто рыжеволосый Фёдор Митрошкин. Митрошкин сжимал в руке ручку коричневого кожаного портфеля, похожего на тот, с каким я сейчас ходил в школу.

Собравшиеся в зале школьники (вслед за мной) повернули головы и уставились на приближавшуюся к нам Зосимову и на её солидно одетого спутника.

Клубничкина первая нарушила молчание, воцарившееся в зале при появлении комсорга школы.

— Лена! — воскликнула она. — У нас сейчас репетиция! Нам директриса разрешила!

Светлана распрямила спину, подпёрла кулаками бока. Изобразила на лице недовольную мину.

Зосимова подняла на неё свои большие голубые глаза и ответила: