Золото Стеньки (СИ) - Черемис Игорь - Страница 37

— Фок-мачта? — первым догадался Стрейс.

— Да, именно, простите, господа, но я плохо разбираюсь в морских терминах, — чуть улыбнулся я. — Поднимать оный флаг на фок-мачте, ниже морского флага, когда на борту находится представитель царской династии, — я немного подумал и добавил: — Если государь почтит «Орел» или другие корабли своим присутствием, то он сам и распорядится, каким штандартом об этом сообщать. Понятно?

Разумеется, мне потребовалось нарисовать эскиз флага, чтобы не было разночтений, что такое «косой андреевский крест от угла до угла». Хлопчатобумажной материи — или киндяков на местном — «черчатых, белых и лазоревых» цветов на «Орле» имелось с запасом, ну а шить матросы умели хорошо. Раз с парусами управлялись, то с каким-то флагом точно управятся. Они, вон, даже двуглавого орла изобразить сумели, пусть и страшненького.

* * *

Сразу попасть в город не получилось — надо было отправить гонца к воеводе, дождаться, пока на берегу всё подготовят к моему прибытию, а потом трястись на неуклюжем возке наверх, к кремлю, причем не просто так, а в сопровождении городовых стрельцов, которые разгоняли торговые телеги и любопытных горожан. Так мы и оказались на главной площади местного Кремля — небольшом пятачке, зажатом между Архангельским собором и дворцом воеводы. Я выбрался из возка, поклонился в сторону собору, широко перекрестился — такие жесты в этом времени ценились, хотя всё моё естество от них переворачивалось. Всё же даже двух месяцев, проведенном в этом богомольном времени, оказалось мало, чтобы превратить меня в набожного человека. Но внешне я старался всё соблюдать, как полагается.

Воевода со своими сотрудниками встречал меня у крыльца собственного дворца. Это были относительно скромные по сравнению с московскими двухэтажные палаты из красного кирпича, которые по здешней моде выкрасили белой краской. Я собирался задержаться здесь на пару дней, не больше — переживал, что что-то нас остановит на непредсказуемой Волге, и мы упустим Разина. Конечно, потом его можно найти и на Дону — наверняка он снова встанет лагерем у Паншина городка, но этот вариант я даже всерьез не рассматривал. Поссориться с казачьей старшиной в случае открытых боевых действий на Дону было легче легкого, и никакой Ордин-Нащокин ситуацию исправить не сможет.

Но проблема с порохом требовала разрешения.

Мы с местным Нащокиным раскланялись, он представил мне своего второго воеводу — то есть заместителя — Ивана Борисовича Чернеева. Про Чернеева мне вкратце рассказал Трубецкой, который был в курсе судьбы этого худородного дворянина. Младший сын небогатого помещика ничего не получил в наследство от отца, сложившего голову на Смоленской войне, но как вошел в возраст и стал новиком — его сделали подьячим и объезжим головой в Москве. Должность выглядела крутой — по меркам конца двадцатого века этот человек руководил одновременно районным отделом милиции и районной же пожарной частью. Правда, работал Чернеев не в центре, а на окраине — он следил за порядком в районе Сретенки, где сейчас обитали стрельцы, печатники и пушкари. На этой должности он особо себя не проявил, но и не воровал безбожно, всё делая в меру, поэтому спустя двадцать лет его и отправили в провинцию, заместителем к знатному боярину — кто-то должен и настоящее дело делать, а не только пузо надувать. В истории, кажется, этот Чернеев, который уже стал дьяком, не сохранился — разве что в истории Нижнего Новгорода, но я её слишком подробно никогда не изучал. Они с Нащокиным, кстати, были чем-то похожи — оба высокие, дородные, бородатые, а издалека их отличить можно было только по шапкам — горлатную боярскую ни с чем другим не перепутать.

— Добро пожаловать в моё скромное жилище, — Нащокин изобразил поклон. — Откушай, чем Бог послал!

Я представил, что нас ждет пир на несколько часов, и содрогнулся. Что такое местное гостеприимство, я уже представлял слишком хорошо — с такими пирами никакие отравители не нужны, человек сам помирает от постоянного переедания.

— Погоди, Максим Иванович, — я двумя руками взял боярина за плечи, хотя в моем исполнении это смотрелось, скорее, смешно. — Сначала о делах. Был я сейчас на «Орле», капитан жаловался, что порохового зелья ты ему в достатке не отсыпал. Как же так? Неужели государева грамота тебя миновала?

Нащокин чуть пошел пятнами.

— Так ведь, царевич, нету того зелья, совсем нету, вот те крест! — он трижды мелко перекрестился. — В мае, как вода спала, пришли воровские казаки с Ветлуги, караван торговый разграбили, всё начисто вынесли, а купцов и их слуг побили смертным боем. Вот мы и отправили стрельцов, чтобы попугать их…

— И как, попугали? — спросил я, уже примерно зная ответ.

— Да разве их найдешь⁈ — всплеснул руками воевода. — Они же не дурни какие, чтобы возле реки сидеть, в лесах у них деревенька, они станицей её называют, струги туда затащат — и ищи их да свищи. Один отряд сумели поймать — бой был целый, да и со стен обстреливали, вот и ждем, когда в приказе новое зелье сделают.

В общем, палили в белый свет, как в копеечку, ни в кого не попали, но в отчетах всё будет красиво — столько-то пороху сожгли, износ пищалей такой-то, посмотри, царь-батюшка, как мы за жизни православные радеем, подкинь нам ещё монет, а то изнищали вконец.

Воровали в этом времени все, через кого проходили государственные деньги. Воровали весело, почти без выдумки и беззаботно — просто присваивали присланные копейки себе, а дело оставалось невыполненным. Этих казнокрадов ловили, даже вешали иногда, но Алексей Михайлович явно не собирался создавать некую программу по борьбе с коррупцией — так и без дьяков с подьячими остаться можно, не говоря о том, что в воровстве и бояре замешаны, которых трогать сейчас нельзя ни под каким соусом, только отослать в дальнее поместье, лишив должностей.

Это наследие долго разгребали следующие Романовы, но так до конца и не разгребли, казнокрадство сопровождало всю династию до самого её бесславного конца. И я лично не представлял, как с этим бороться на государственном уровне. Но вот прямо сейчас — знал.

— Максим Иванович, а сколько пудов пороха лежит сейчас в городском арсенале? — вкрадчиво спросил я.

Он растерялся — я был уверен, что Нащокину до таких мелочей и дела не было. Скорее всего, он и сам не знал, были ли в реальности стычки стрельцов с речными пиратами, но советчики донесли, что зелья пожжено уйма, и надо бы у царя запросить ещё денег на восполнение. Думаю, они уже и распланировали всё, и даже решили, мешочек какого размера удовлетворит боярина, чтобы он не лез, куда не надо.

— Иван Борисович, может, вы подскажете? — я всем телом повернулся к Чернееву.

Тот стушевался, покосился на Нащокина и нехотя выдавил:

— Тысяч двадцать пудов есть, царевич… По наряду это на артиллерию на стенах и на стрелецкие пищали потребно, меньше нельзя.

Нижний Новгород когда-то находился на самой передовой линии в непрекращающейся много лет войне с Казанским и Астраханским ханствами. Но как Иван Четвертый по прозвищу Грозный подчинил эти ханства, Нижний оказался как бы в тылу. Город нашел себя в торговле — та же Казань так и не стала большой перевалочной базой для товаров из Каспийского моря или из Сибири, а вот Нижний — смог. В XIX веке ещё и железная дорога вмешалась, она долгое время заканчивалась именно здесь, на слиянии Волги и Оки, что дало такой импульс местной торговле, что она даже с московской могла соперничать.