(Не) верю. В любовь (СИ) - Котлярова Екатерина - Страница 10

— Не знаю. Ты таким холодным был всё это время. Вот я и думаю…

— Я расскажу тебе всё позже, Алиса. Я действовал всегда с одной целью — защитить тебя.

— Дима, расскажи мне обо всём, — прошу тихо, слушая стук сердца молодого человека.

— Спи, Алиса. В другой раз поговорим, не в этом доме. Мы что-нибудь придумаем, Алиса. Я обещаю тебе.

Я проваливаюсь в сон будто по щелчку пальцев.

6

Алиса

Просыпаюсь утром от того, что брат осторожно трясёт меня за плечо. Открываю глаза, смотрю в лицо Димы с непониманием.

— Алиса, вставай, ты в школу опоздаешь. Уже половина восьмого.

— Доброе утро, — улыбаюсь счастливо, садясь на кровати и потирая глаза.

— Доброе, — брат ласково мне улыбается и проводит ладонью по моей голове, приглаживая волосы. — Одевайся, пойдём завтракать. Они оба на кухне.

— Хорошо, — киваю ему. — Я быстро.

Я торопливо одеваюсь, заплетаю длинные волосы в косу и уже через пять минут мы вдвоём заходим на кухню. Мать и отчим сидят за столом, о чём-то тихо разговаривая.

— Вот они и пришли. Неблагодарные свиньи, — отчим тут же впивается взглядом в наши лица, будто пытается прожечь дыру.

Я прячусь за спину брата, надеясь на его защиту.

— А я тебе говорил, Аксинья, что пора его выселять. Где это видано, чтобы здоровый лоб жил за чужой счёт? Жрал еду, воду тратил?

— Женечка, но он ещё в школе учится, — голос матери, как всегда рядом с отчимом, звучит заискивающе.

— Он уже совершеннолетний. Может сам себя обеспечивать! — отчим ударяет ладонью по столу.

Дима проходит к холодильнику, распахивает его и достаёт соевую колбасу (мясных продуктов в нашем доме нет), сыр и хлеб.

— А ты чего молчишь? — мать смотрит на меня. — Твой брат так отвратительно себя ведёт, а ты… Распутная девка.

— Это кто ещё распутная девка, мать? — хмыкает Дима, отрезая хлеб, колбасу и сыр. — Это ты спала с нашим дядькой, когда отец был в командировке. И любовника завела, когда отец болел. Не одного, к слову говоря.

— Ах, ты, щенок! Да как ты смеешь обо мне такое говорить? Женя, он всё лжёт, — мать белеет. — Он всё лжёт. Не было ничего подобного. Я всегда была примерной женщиной.

— Что было до встречи со мной, меня совсем не волнует, Аксинья. Ты встала на путь истинный, — отчим похлопывает мать по руке. — А вот воспитанием своего щенка ты явно не занималась. Одна надежда на свет наш, Алисушку.

— Да, надежда прекрасная — подложить дочь под толстосума. Такого же старого извращенца, как Женечка, — Дима кривляет мать. — Неужели ты не видишь, как он облизывает её взглядом? Как имеет мысленно во всех позах, когда она появляется в поле его зрения?

— Ради Бога, замолчи, Дима. Не бери грех на душу! Как ты можешь такое предполагать? — мать взмахивает руками. — Это такой грех. Клевета.

— Держи, — Дима даёт мен тарелку с бутербродом. — Ешь и пойдём в школу. Я тебя провожу.

Брат и сам торопливо начинает завтракать.

— Куда ты собрался Алису забирать? — мать подскакивает из-за стола, ладонью хлопает по столу. — На свои сборища, где распутные девки крутятся? Чтобы развратить мою девочку, да?

— В школу, мать. В школу. Не нужно считать, что все живут по твоему образу и подобию. Алиса, кроме школы, никуда не ходит.

Я запихиваю в себя завтрак, только бы поскорее уйти с кухни, где разгорается скандал. Давлюсь, но упорно жую. Кошусь на Диму, который начинает заводиться с каждой новой минутой. Тяну руку и обхватываю ладонь брата, сжимая пальцы. Брат сжимает мои пальчики в ответ.

— Я всё съела, пойдём? — шепчу.

— Пойдём, — Дима ставит тарелку с недоеденным бутербродом на стол.

— Алиса, чтобы после школы сразу же вернулась домой. Не смей задерживаться, — летит мне вслед, когда я выхожу с кухни.

— Хорошо.

— Ты жалеешь эту тварь, Алиса, а она тебя — нет, — говорит Дима, когда мы выходим на улицу.

— Дим, ты же знаешь, как тяжело ей было после смерти папы. Ещё и рак. Лечение. Она просто… — я подбираю слова.

— Просто она тварь гнилая, — заканчивает за меня брат. — Отца она никогда не любила. Ты прекрасно об этом знаешь. Сама была всему свидетельницей. И тебя она не любит тоже, Алиса.

— Дим… — пытаюсь возразить, но сама осекаюсь.

Зачем спорить, если он прав? Ведь в глубине души я знаю об этом. Просто я всегда отгоняю эти мысли.

— Открой глаза, мелкая! Она собирается выдать тебя замуж. Фиг знает за кого.

— Димочка, не выражайся, — я морщусь.

— Прости, — парень поджимает губы. — Других слова здесь не подобрать.

Я опускаю глаза и киваю, тут не поспоришь.

— Малая, я найду квартиру. Тебе давно уже пора уехать из этого дома. Мы будем жить отдельно, а ты не будешь постоянно вздрагивать от страха.

— Дим. Я не могу, — поднимаю глаза на брата и качаю головой. — Не могу.

— Почему? — хватает за плечи, явно желая встряхнуть и поставить мозги на место.

Но я морщусь от боли и выдыхаю со стоном боли. Дима скрипит зубами. Убирает руки.

— Да к тебе прикоснуться невозможно. Ты вся в синяках! Какого сивого ты хочешь оставаться в этой чокнутой семье? Что тебя останавливает от того, чтобы уехать?

— Дим… Мы с тобой школьники, как ни крути. Мы не имеем возможности зарабатывать деньги, — говорю тихо.

— Я найду деньги, Алиса, — с горячей уверенностью заверяет брат. — Я уже зарабатываю. Остаётся только найти квартиру.

— Я не сомневаюсь в тебе, мой любимый братик, — говорю с любовью и теплом в голосе. — Но нужно учиться! Нужно окончить школу, поступить в университет. А если ты будешь работать, то не сможешь нормально подготовиться к ЕГЭ и поступлению.

— Мелкая, я мужик. Я обязан заботиться о тебе и твоём благополучии. Я справлюсь. Не переживай, пожалуйста.

Я свожу брови вместе и качаю головой. Смотрю твёрдо в родные глаза и выдыхаю:

— А моя задача, Дима, как любящей сестры, заботиться о тебе и не давать совершать глупостей. Я совсем не хочу, чтобы ты убивал своё здоровье. И…

— Привет, — слышу за спиной напряжённый голос Миши.

Я прерываю свою пылкую речь и оборачиваюсь на друга. Смотрю в его хмурое лицо и замираю в напряжении, не зная, как два самых дорогих человека поведут себя. Между мной и Димой будто хрупкий мост образовался. И я до ужаса сильно боюсь, что одно неосторожное слово или действие может разрушить это перемирие.

— Привет, — отвечаю осторожно, косясь на Диму.

Жду увидеть его реакцию. До ужаса сильно боюсь, что молодые люди начнут ссориться. Но брат кидает короткий взгляд на друга. Коротко кивает ему.

— Привет, Миша. Как жизнь?

— Сойдёт.

— Я спешу, Алиса. — Молодой человек кивает другу: — Миша, пока.

Брат торопливым шагом уходит, а мы с Мишей переглядываемся.

— Что это с ним? — в изумлении вскидывает брови молодой человек.

— Мы с ним впервые поговорили нормально! — я прижимаю руки к груди и не могу сдержать улыбку. — И он сказал, что любит меня! И что я самый родной ему человек. Представляешь? — я кружусь на месте, не имея сил сдержать своей радости.

Брови Миши взмывают вверх. Он скупо улыбается. Я хочу обнять друга, но кидаю затравленный взгляд на окна нашей квартиры и отступаю от молодого человека.

— Пойдём в школу? — я переступаю с ноги на ногу.

— У тебя глаза красные. Ты плакала всю ночь? — парень пристраивается рядом, засовывает руки в карманы и пинает попадающие под ноги камушки.

— Нет, — я улыбаюсь и качаю головой. — Я ночью спала.

— Расскажешь, что вчера случилось? — голос друга тих. — За что ты была наказана? Почему не отвечала на звонки и сообщения?

— Мама увидела, как мы с тобой вчера обнимались, и решила, что у нас с тобой отношения.

— Так у нас с тобой отношения, Алиса, — серьёзно говорит Миша. — Мы с тобой лучшие друзья.

— Я нарушаю запрет матери, потому что продолжаю с тобой общаться, — говорю спокойно. — Это единственный вопрос, в котором я не могу с ней согласиться и повиноваться.