Рыцари с Черешневой улицы, или Замок девушки в белом - Кирицэ Константин - Страница 4

Но все покупки были на месте. А вот что кое-что прибавилась, такое ей и в голову не пришло. Приколотый иголкой конверт, на котором значилось: «Пленнице в белом», недолго торчал на ее юбке: та, которой он предназначался, незаметно сняла его и тут же спрятала. Письмо дошло до адресата.

Близился вечер, чирешары, спрятавшиеся на дереве позади статуи Эминеску, не на шутку заволновались. Без четверти пять они были уже на дереве, но прошли полчаса, час, и никого.

— Уже шесть? — тревожно спросил один из них.

— Ровно шесть. Значит, не придет. На ее месте я прибежал бы сюда еще в пять. Арапка несчастная…

— Тише ты! Кто-то идет.

По аллее шла толстая приземистая старуха, и рядом с нею неуклюжий паренек в очках. Тик достал рогатку.

— Если они усядется на нашу скамейку, я превращу этого четырехглазого хлюпика в чемпиона по бегу с препятствиями. Нет, ты только полюбуйся на этого слюнтяя!..

Парнишка в очках споткнулся перед самой скамьей и чуть было не растянулся. К счастью, вовремя ухватился за скамейку.

— Что с тобой, родимый? — раздался голос старухи. — Не ушибся ли?

Мимо прошли еще несколько человек: офицер, какие-то крестьянки, двое влюбленных, священник…

— Половина седьмого, — сказал Дан. — Что делать будем? Сдается мне, что письмо до нее не дошло. А может, оно попало в руки старухи?

— А может, она так возмутилась, что до конца не дочитала?

— Не может быть! Такого письма она еще в жизни не получала!

— Что ж, возможно, ты и прав, — многозначительно произнес Тик.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что оно плохо написано?

— Хватит! — отрезал Тик. — Долго мы тут будем еще торчать?

— С меня довольно. Но, если хочешь…

— Мне тоже надоело. Ничего, мы еще посмотрим, кто кого…

Тик спрыгнул на землю. Дан потерял равновесие и чуть было не свалился прямо на него. Вид у обоих был довольно жалкий. Час с лишним проторчать на дереве — и все напрасно…

— Твоя арапка трусиха, каких мало, — старался утешить себя Дан. — Ни капли романтизма. Испугалась риска и неожиданной встречи…

— А я уверен, что виновата Баба-Яга. Она, наверное, держит ее взаперти, а может, цепями приковала…

Неудачники подошли к скамье. Дан хотел было сесть, но тут же подскочил, словно на гвоздь напоролся.

— Тик, гляди! Что это? Кто его принес? Когда?

Тик посмотрел на скамейку. К спинке посередине был приклеен клочок бумаги. Тик сорвал его и прочел вслух:

— «Милые крошки! Я получила ваше письмецо, оно действительно пробудило во мне чувство… жалости к вам. Я даже удостоила вас нежным взором, полным восхищения, глядя, как ловко вы взбираетесь на дерево. И очень сожалею, что вы так и не сможете целовать следы моих ног, но это заставит вас поверить, что я и впрямь фея — впрочем, для вашего возраста это вполне естественно. Советую вам заняться вещами более подходящими для таких малышей, как вы. Как вы относитесь, например, к гонкам на самокатах или на трехколесных велосипедах? А уж если проиграете, так моя возвышенная душа постарается утешить ваши безмерные страдания. Вот вам ответ „пленницы в белом“».

И приписка: «Готова биться об заклад, что вы проторчите на дереве по меньшей мере до половины седьмого. Ну и видик же у вас будет, когда прочтете эти строки…»

Девушка в белом словно в воду глядела: на ребят было жалко смотреть. Никогда еще чирешары не подвергались такому унижению. Они смотрели друг на друга и молчали. Дан был взбешен: его прекрасная идея с письмом провалилась, и какая0то девчонка, ровесница Марии или Лучи, так над ним посмеялась. Но Тика занимали куда более конкретные вопросы. «Кто все-таки и когда приклеил эту записку?» — терзался он, готовый реветь от обиды, что их провели, как крошечных младенцев. А что уж касается соревнований на самокатах или трехколесных велосипедах, то и вспоминать об этом было тошно.

— Понять не могу, — повторял Тик, — как попала сюда записка? Кто и когда ее доставил? Уму непостижимо!

— Во всяком случае, уже после того, как мы сюда пришли, — заметил Дан. — Иначе мы бы обязательно заметили ее. Тикуш, я убежден, что записку написали после половины шестого. Стало быть, вместо того чтобы мы наблюдали за девчонкой, она наблюдала за нами. Так посмеяться над моим письмом! В жизни не прощу ей этого!

— Давай-ка лучше вспомним, кто проходил по аллее и кто сидел на скамейке, — предложил хозяин пращи.

— Та влюбленная парочка? Быть не может.

— Старуха с этим слюнтяем? Исключено!

— Но ведь никто больше не подходил к скамейке.

— Кто же тогда приклеил записку? Не из рогатки же ею выстрелили!

Закляни Тик украдкой в дом, где жила девушка в белом, все бы ему стало ясно. Высокая худая старуха перерыла весь дом, разыскивая пропавшие очки, а в глубине дома, в комнате, смуглая девчонка устало натягивала на себя белое платье. На стуле рядом лежали шорты, плотная мальчишеская блуза и выцветший, смешной берет. Одетая в этот костюм, в бабушкиных очках, она превратилась в мальчишку-недотепу, до того беспомощного, что какая-то незнакомая старая женщина пожалела его и показала, как выйти из парка и даже сама повела его к этому выходу.

Но Тик ничего этого не знал, он мучительно пытался понять, что же произошла. Ясно было одно: они потерпели позорное поражение. Нужно было посоветоваться с друзьями сегодня же вечером. И ребята сразу же отправились на поиски: Тик должен был найти силача Урсу, Дан — Лучию и Марию.

…В просторной голубой комнате с большими окнами и роялем в углу Мария допрашивала Дана:

— Да говори же ты, противный! Видишь ведь, как ты разжег мое любопытство…

— Скажу, когда придут Тик и Урсу. Потерпи немножко.

— Не люблю мальчишек, которые изображают из себя молчальников. Хотят казаться настоящими мужчинами. Скажу тебе по секрету, Дан: от девушек ничего не утаишь!.. От мальчиков еще можно.

— А почему от девчонок нельзя?

— Да потому что все равно не выдержишь и скажешь — только на смех тебя подымут. А потом, девчонки знаешь как догадливы!

— А я уверен: тебе и в голову не приходит, о чем речь.

— Давай попробуем: я буду задавать вопросы, а ты отвечай только «да» или «нет».

Дан поколебался, но в конце концов согласился.

— Нда! Теперь уже ты разожгла мое любопытство.

— Итак, начинаю. Печь идет о девушке…

— Ну, это уж слишком. А ты откуда знаешь? А, понимаю: Тик проговорился.

Мария задала вопрос наобум. Если бы Дан ответил «да» или «нет», ее положение оказалось бы незавидным. Но ответ Дана обнадежил ее. Надо было все обдумать так, как это делал Виктор: «Речь, стало быть, идет не о Лучи, а о другой девушке, которую я не знаю. Иначе почему бы Дан так удивился?»

— Тик? Да он и словом не обмолвился. Поехали дальше…

И Мария уверенно, даже с некоторой насмешкой задала следующий вопрос:

— Я, конечно, ее не знаю?

Дан сделал большие глаза.

— Ну хватит! Не ври! Конечно, Тик все выболтал. Ох и трепач! Ну, я ему покажу…

А Мария, улыбаясь, продолжала рассуждать: «Значит, она не наша одноклассница, но ровесница, иначе мы бы о ней и не говорили. Но мы с ней не знакомы, так ведь? Стало быть, значит, она не здешняя. Это точно!»

— Я же тебе сказала: Тик мне ничего не говорил, — ответила она тоном, позволяющим предполагать, что она кое-что узнала от других. — Она ведь не здешняя, правда?

— Ты что, издеваешься? Кто тебе все-таки сказал? Она сама?

«Итак, она действительно нездешняя, — подумала Мария, не обращая внимания на Дана. — Как же до сих пор я ничего не слыхала о ней? Должно быть, она здесь недавно».

— Она в городе всего лишь несколько дней?

Дан на этот раз ответил сухо:

— Да.

Торжествующей улыбкой Мария прикрыла свое разочарование — Дан слишком скуп на слова. «Если она приехала сюда несколько дней тому назад и я до сих пор ничего о ней не слыхала, то объяснений может быть не много: во-первых, она живет в другом районе города, во-вторых, она сидит весь день дома, в-третьих, у нее нет друзей, в-четвертых, семья, в которой она живет, немногочисленна, иначе мы бы уже узнали а ее приезде». И, пристально взглянув на Дана, она уверенно продолжала: