Телохранитель Генсека. Том 1 (СИ) - Алмазный Петр - Страница 24

Остаток смены прошел спокойно. Но полученная информация требовала осмысления. Например, в пленках Коровяковой было много информации по космической программе. Особое внимание также уделялось докладу Сибирского отделения Академии наук по теме микроЭВМ. Я зацепился за название компьютера — «Кронос» — и поймал себя на мысли, что в двадцать первом веке об этом никто ничего не слышал.

Вечером проверил посты. Сотрудники находились на своих местах, ситуация штатная, без предпосылок к ЧП. Обычная рутинная работа.

Вместо Коровяковой вокруг Леонида Ильича порхала Алевтина. Ее привезли на дачу из Москвы сразу же, как только началась операция с Коровяковой.

Когда закончилась смена, я ожидал Алевтину на выходе из здания.

— Подвезти? — раскрыл перед девушкой дверцу копейки так галантно, будто предложил ей усесться в лимузин.

Она слабо улыбнулась, оглянулась по сторонам.

— Что люди скажут? — неуверенно сказала Алевтина.

— Садись, — я почти затолкал ее на переднее сиденье.

Мы выехали из Заречья. Убедился, что за мной нет слежки. Зеркало заднего вида было пустым. Навстречу машины тоже не попадались. Доехав до ближайшего леска, я свернул с дороги. Остановил копейку.

Алевтина выжидающе смотрела на меня. «Зря я тогда сказала про те фотографии. Теперь он считает меня проституткой, — думала она. — Приставать сейчас будет».

Я бросил ей на колени конверт с фотографиями.

— Что это? — с опаской спросила женщина.

— Та мерзость, которую с тобой сотворила Коровякова, — ответил ей. — Можешь даже не смотреть. Не марай руки. И навсегда забудь об этом, было — прошло. Больше тебя никто не потревожит.

Я всего лишь хотел успокоить её. Но эта дурочка думала: «А ведь он любит меня! Он действительно любит меня!». При этом восторженно глядела на меня сияющими голубыми глазами. Благодарность и нежность переполняли их.

Я едва не взвыл. У меня же жена! Дети. Тёща, в конце концов! А молодой организм бунтует — уже готов прямо здесь, в машине, заняться сексом с Алевтиной.

Выскочил из копейки. Сгреб в кучу хворост. Достал из машины канистру, плеснул. Разжег небольшой костерок.

— Зачем? — не поняла Алевтина.

— Шашлык жарить будем, — не оглядываясь, буркнул я.

— Так он же бензином пахнуть будет… — растерялась Алевтина.

Ну и что с ней делать? Всё воспринимает буквально. С чувством юмора у Али плохо.

Я вырвал из ее рук конверт с фотографиями. Бросил в костер. Туда же закинул футляр с фотопленкой.

— Владимир Тимофеевич, вы такой благородный, — прошептала Алевтина и вдруг сама крепко обняла меня. — Я так вас люблю…

И я не устоял.

Возможно, потом мне будет стыдно. Даже наверняка! Но теперь в голове не было мыслей — только животный инстинкт. Страсть накатила бурной волной. Одежда слетала и падала на землю. Опавшие листья стали нам постелью.

— Бюстгальтер испортила… — расстроенно прошептала Аля, когда всё закончилось. — Замарался так, что не отстирать уже…

— Новый купим, — пообещал я, одеваясь. — До дома довезу, кто там увидит, что ты без лифчика? И потом, прятать такую красоту — преступление.

Я откровенно пялился на красивые груди Али. Она застеснялась, закрылась руками.

Помутнение схлынуло, я уже немножко даже начинал жалеть о содеянном…

Неподалеку резко, словно выстрел, щелкнула ветка.

«Fuck you» — подумал кто-то совсем рядом.

Глава 11

«Наружка? Снайпер? Тогда почему на английском думает? Иностранный наемник? Шпион?», — шквалом пронесся в голове поток предположений, половина из которых выглядела довольно бредово.

Алевтина заметила, как я напрягся. Хотела что-то спросить, но я приложил палец к ее губам. Прошептал еле слышно:

— Тихо… Замри…

Огляделся, заодно чутко прислушиваясь к ментальному шуму. Я и раньше обращал внимание, что способность к чтению мыслей у меня развивается. Особенно это было заметно во время ночных дежурств. В голове уже не бурлил хаос невнятных слов и перешептываний, сливавшихся в единое целое. Теперь это ощущалось как направленные потоки информации. Посторонних шумов становилось меньше, и я мог различать, где чьи мысли. Просто нужно было сфокусироваться на объекте. Треск ветки как раз обратил мое внимание в нужную сторону.

Мысли сегодняшнего наблюдателя доносились четко. Но вот только, к сожалению, думал он на английском и я не все понимал. Кое-как разобрал, что он восхищен пышногрудой девушкой. Понятно, что на Алевтину у мертвого встанет, но то, что мы с ней занимались сексом под чьим-то внимательным взглядом, взбесило. Как я не заметил его присутствия раньше? Тоже мне, офицер КГБ, называется…

Нельзя вызвать подозрения раньше времени, а то сбежит клиент. Потому пришлось сохранять внешнее спокойствие. Сделав вид, что хочу отлить, я отошел в сторону и спрятался в кустах. Наблюдатель притаился неподалеку, в зарослях орешника. Но теперь он меня явно не видел. Я очень тихо, стараясь не наступить на сухую ветку, пошел к нему, обходя сзади. Попутно достал из кобуры пистолет, взвел затвор. «ЧеЗет 75» — чехословацкая новинка, еще не ушедшая в массовое производство. Нас снабдили этим оружием буквально пару месяцев назад. Хорошая машинка.

Наблюдатель ничего не подозревал. Испуганно дернулся и обернулся в самый последний момент, когда я уже взял его на мушку.

К счастью, это был тот самый американский журналист. Ну что ж, всяко лучше профессиональной наружки.

— Бросай оружие, гад-фашист американский! — бодро рявкнул я, наслаждаясь сменой выражений на его холеной роже.

Усмехнулся мысленно: надо же, как к месту вспомнил фильм про Карацупу. «Мы с Дозором на границе», кажется, так назывался? Да, точно.

Джон Мастерс подпрыгнул от неожиданности.

— О, ноу, ноу! Я есть простой жюрналист! — видимо, от волнения, он заговорил с серьезным акцентом. Во время недавней встречи на ЗИЛе я обратил внимание на его достаточно чистый русский язык.

— И чем тут занимается простой жюрналист? — я был в такой ярости, что мог бы разорвать голыми руками так некстати подвернувшегося любителя «клубнички».

Сунул пистолет в кобуру — от греха подальше. Искушение пристрелить случайного свидетеля, признаюсь, было сильным.

— Следишь за работниками девятого управления КГБ?

— О, нет, нет, нет! Как ви могли такой подумать?

— А что я должен был подумать? — Я протянул руку, сдернул с его шеи фотоаппарат. — Что вы интервью хотели у меня взять?

— О, нет! — Мастерс едва не плакал. — Вы понимаете, что я нигде не найду работу, если вы сейчас меня арестовать⁈ Меня даже самый плохой газетьенка не возмьет на работу!

— Не о том беспокоишься. Работу тебе в Союзе организуют. На Колыме, например. Хочешь на Колыму?

— Не хочу Колыма. Север, холод…

— Тогда достань пленку и прямо сейчас аккуратно засвети.

Трясущимися руками Мастерс открыл свой новенький, с иголочки, «Никон», достал кассету. Видимо, волновался сильно — кассета выпала из трясущихся рук.

— Помочь? — предложил ему вежливо. Специально старался сдерживаться, а то слишком уж хотелось врезать ушлому журналюге по наглой физиономии.

Мастерс, наконец, поднял кассету с земли. Собирался засветить, как приказано, но я передумал. Забрал у него кассету с пленкой — засветить всегда успеется, а пока интересно будет посмотреть, что он там еще нащелкал?

— Кстати, а кто тебе подсказал, где засаду устроить?

— О, нет, что ви! Какой засад? Мне мистер Гвишиани сказал, что мистер президент Брежнев всегда делать пеший прогулка после работы. Я приехать посмотреть место. А тут ви…

— Про пленку забудь. Про то, что сейчас видел, тоже забудь. А теперь брысь отсюда. Если ещё раз поймаю, ноги выдерну, — я говорил спокойно, но, видимо, в моём голосе было что-то такое, что заставило Мастерса побледнеть. — Где твоя машина? Проводить?

Кстати, почему я сам не заметил его машину, заезжая в этот лесок? Ответ на вопрос нашелся быстро. Мастерс метнулся влево, выкатил из кустарника мотоцикл «Ява», нахлобучил на голову каску и умчался.