Телохранитель Генсека. Том 1 (СИ) - Алмазный Петр - Страница 22

Миша Солдатов, хохотнул и продекламировал куплет народной песенки:

— Что ты смотришь в упор на меня, как на греческую смоковницу? Знаю, знаю давно уже я, что завёл ты себе любовницу!

— Тебе бы только поржать, — оборвал веселье Рябенко. — А я вот думаю, что скажу, когда буду это Леониду Ильичу показывать?

На фотографиях Коровякова была запечатлена в компании опального певца Мулемана. Здесь были как относительно безобидные кадры, так и более пикантные. Вот парочка сидит в кафе «Лира», пьют шампанское. А здесь объятия и поцелуи, которые наверняка разозлят Брежнева.

Меня заинтересовало фото, где Мулерман раздавал автографы, а Коровякова сердито смотрела на стайку женщин, окруживших Бориса. Как раз к этому эпизоду относился интересный момент из рапорта, который я начал просматривать вслед за фотографиями.

— Вот тут по поводу поклонниц интересно написано: «Коровякова Н. А. устроила скандал. В грубой форме, нецензурными выражениями оскорбила поклонниц таланта В. Мулермана, которые пытались взять автограф у популярного певца. Администрация кафе потребовала прекратить хулиганские действия. В противном случае обещала вызвать наряд милиции. На что Коровякова угрожала своими связями. Цитирую: „Леонид Ильич вас в порошок сотрёт“. Соответствующая магнитофонная запись скандала прилагается. Оперативными действиями сотрудников пятого главного управления скандал был погашен. „Парочка“ была выведена через черный ход в Трехпрудный переулок».

— А ларчик просто открывался, — хмыкнул Рябенко, когда я закончил читать. — Володя, я благодарен тебе за подсказку. Сам бы мог догадаться, что наша любимая… — слово «любимая» он произнес как ругательство, — медсестра слаба на передок.

— Я считал Нину Коровякову умной женщиной, — пожал плечами Солдатов, — но устраивать публичный скандал. Тем более в таком месте…

— Она не умная. Она хитрая, а это немного другое, Миша, — ответил ему Рябенко, брезгливо отодвинув от себя пачку фотографий. — Вообще идти в такое место с человеком, которому запрещено выступать в столице…

— Расслабилась. Безнаказанность развращает, — заметил я. — Хотя, признаться, ожидал большего. Тут только пара поцелуев на Тверском бульваре. Никакой эротики, а уж тем более порнографии.

— Ну не скажи, Володя, — возразил Рябенко. — Вот очень откровенное фото.

Съёмная квартира Мулермана в Трехпрудном переулке. Открытое окно старого кооперативного дома. В окне полуобнаженная Коровякова курит. Мулерман на заднем плане, подняв ногу, надевает трусы. Снимок достаточно четкий, использовали хорошую оптику.

— Не тряси мудями перед людями, — пробормотал Рябенко.

— Ага. А то счастья не будет, — со смехом закончил фразу Михаил Солдатов.

— Не думаю, что Леонид Ильич после этого оставит Коровякову в Москве, — заметил я. — Он вообще плохо относится к публичному проявлению чувств. А уж эротика…

— Думаю, нужно с Коровяковой разговаривать, — озвучил свои соображения Рябенко. — Побережем здоровье Леонида Ильича, не будем расстраивать.

— У Коровяковой завтра дежурство, — напомнил я.

— Значит, прощание с любимой медсестрой назначаем на завтра, — резюмировал Рябенко.

Ночью я долго не мог уснуть. Думал о том, как завтра пройдет разговор с Коровяковой. Анализировал и другие, уже прошедшие события.

К сожалению, я не могу просчитать отдаленные последствия своего вмешательства в историю. Да что там отдаленные — самые ближайшие последствия могут оказаться совершенно неожиданными. Как, например, предотвращение угона самолета в Японию. Вроде как сделал доброе дело? А его следствием стало усиление позиции Горбачева. Вот так услужил стране…

Плохо, что я не вижу всей картины. Пока остается только удерживать Леонида Ильича в нормальном состоянии тела и духа. Безусловно, СССР должен меняться. Научно-техническая революция в мире идет полным ходом, а мы отстаем. И реформы давно уже назрели, и даже перезрели. Не говорю уже о бытовой технике и вычислительной, в производстве которых США и Япония значительно обогнали СССР. Если вовремя не спохватимся, то снова начнем преклоняться перед любым заграничным барахлом. Продадим духовность за джинсы и жвачки.

Взять хотя бы кафе «Лира», где застукали Коровякову с Мулерманом. В моем времени там будет открыт первый Макдональдс. Я прекрасно помню позорные километровые очереди. Люди часами стояли, чтобы попробовать обычную булку с котлетой. И запить стаканом кока-колы. Что, в СССР нельзя наладить производство и открыть такие же закусочные? Все дело в организации производства и экономики. А меня есть возможность влиять на процесс изнутри, практически из самого центра…

С такими мыслями уснул.

Мне снился Джермен Гвишиани в своем пижонском пиджаке. Он показывал мне фигу и смеялся. А я стоял на трибуне, рядом с Брежневым. Леонид Ильич шатался, обнимая микрофон, и бормотал: «Сиськимасиськи»…

Проснулся я в холодном поту еще до сигнала будильника.

В Заречье прибыл заранее, за час до начала смены.

— Леонид Ильич все еще после ЗИЛа отойти не может, — предупредил меня Миша Солдатов. — Второй день еле ходит. Просит дать больничный. Вообще состояние очень плохое.

Леонид Ильич отказался от завтрака, что было вообще не в его правилах. Шаркая ногами, он добрёл до гостиной, попросил включить телевизор. Шла «АБВГДейка». Генсек молча смотрел на экран, сначала не проявляя интереса. На экране Семён Фарада в клоунском наряде пытался ответить на вопрос Татьяны Кирилловны. Надо же, я совсем забыл, что Семён Фарада снимался в этой программе! А ведь когда-то тоже любил клоуна Сеню.

Уже к концу передачи Леонид Ильич вдруг улыбнулся:

— Дети — самый привилегированный класс в нашем советском обществе. Я для детей всё сделаю. Чтобы жили хорошо. Чтобы войны не знали.

— Леонид Ильич, как вы себя чувствуете? — спросил я, опасаясь оставить Генсека одного.

— Нормально. Чазов мне больничный выпишет. Что-то устал я…

Вошла Виктория Петровна, присела на край кровати, взяла мужа за руку.

Ты иди, Володя, занимайся своими делами, — отпустил меня Леонид Ильич. — Со мной вон Витя побудет.

Виктория Петровна кивнула, подтверждая его слова.

Я уже дошел до домика охраны и открыл дверь, когда раздался долгий телефонный звонок.

— Товарищ подполковник, — раздался в трубке голос прапорщика, — докладываю, что медсестра Коровякова вызвала такси на проходную. Собирается покинуть территорию объекта. Жду ваших указаний.

— Сейчас буду сам, постарайся под благовидным предлогом задержать её. Если попытается сбежать, действуй в соответствии с инструкцией, — приказал я ему и быстро направился к воротам. От домика охраны до них было сто метров.

Серая «Волга» с шашечками и зеленым огоньком на лобовом стекле ждала рядом с проходной. Таксист нервничал. На моих глазах он бросил сигарету и тут же прикурил следующую.

Коровякова стояла рядом с прапорщиком, скандалила, что-то ему выговаривая и размахивая руками. Я никогда не видел, чтобы Нина Александровна находилась в таком возбуждении. Интересно, это у нее интуиция так развита или кто-то предупредил? Хотя, кто мог это сделать?

— Почему не поставили в известность меня, как начальника смены? — подойдя, строго спросил я. — Кто вам разрешил самовольно покинуть территорию объекта?

Её мысли заметались в голове испуганными птицами.

«Не успела… как я могла быть так беспечна… только бы не обыск!» — думала она.

Я взял медсестру под локоть, довольно жестко сжав руку. Она ойкнула, но вдруг изменила тактику, перестав истерить. Посмотрела на меня добрым умоляющим взглядом:

— Владимир Тимофеевич, у меня трубу прорвало, соседей заливаю. Я буквально на часок отлучусь и тут же вернусь.

— Я позвоню в ЖЭК, там есть дежурный слесарь. Если что, перекроет весь стояк, не переживайте.

Я оглянулся на дежурного, приказал ему:

— Доложи генералу Рябенко, что медсестра Коровякова пыталась самовольно покинуть объект. Я веду её в домик охраны.