Пленница - Вечная Ольга - Страница 5

– И вам за перчатки, – говорю я, забирая их.

Почти новые, не рваные. Здоровые, конечно, на мужскую руку. Но ладно, пойдет. Натягиваю.

– Пожалуйста, Рада, не поранься, – отвечает Алтай. И добавляет со смешком: – Надеюсь, убедил, что перчатки были куплены с другой целью?

Я быстро киваю. Украдкой слежу за тем, как он возвращается к столешнице, допивает кофе. Отец влетает в гостиную и снова тараторит о рассрочке.

На этот раз Алтай не спорит. Молча выслушивает аргументы, обещания. И в итоге уступает:

– Лады. Вали в свою Италию.

Папа так громко выдыхает, что мне за него немного стыдно становится.

– Отлично, Алтай, ты не пожалеешь. Наконец-то мы пришли к соглашению.

– Но Рада пока «отдохнет» на моей базе. – Алтай ставит чашку в мойку и поворачивается ко мне: – Собирайся.

Я резко выпрямляюсь и вопросительно смотрю на папу. Он краснеет до кончиков ушей и моментально возражает:

– Об этом не может идти и речи.

– Почему? Ты же вернешься. Будет стимул поспешить.

Глава 5

Когда мне было четырнадцать, моей бедной бабушке пришлось столкнуться лицом к лицу с моим переходным возрастом.

Никто из нас этого не планировал, мы всегда жили прекрасно, душа в душу. Я старательно училась, помогала по хозяйству. Бабуля изо всех сил старалась заменить мне обоих родителей, часто рассказывала о маме. А тут вдруг все покатилось в адскую пропасть. Хорошую, прилежную девочку словно подменили. Я бросила танцы, волейбол и музыкальную школу. Нашла группу, в которой – какой ужас – начала петь кошмарные попсовые песни.

Мы с ребятами пропадали на репетициях сутками, учеба стала побоку. Я решила, что достаточно взрослая, чтобы самой принимать решения и строить свою жизнь. Тем более мамы у меня нет, а папа занят другой семьей. Нет у меня мамы! Не-ту! И не будет! Я сама по себе!

Благо длился этот переходный возраст недолго, всего четыре месяца, и закончился одним роковым днем.

Я наврала бабуле, что поеду с близкой подругой Таней и ее родителями на дачу. Мы часто ночевали друг у дружки, и моя наивная бабушка поверила. Помогла собраться, положила с собой домашней выпечки. Ее можно было понять. Она уже вырастила своих детей и на пенсии планировала не за подростком следить, а спокойно смотреть сериалы и вязать.

Почему-то было стыдно показать друзьям булочки, я опасалась прослыть лохушкой и выбросила их. Никогда в жизни я не прощу себе этот поступок. Бабули уже нет, с тех пор не проходит ни дня, чтобы я не вспоминала о ней и тех булочках. С какой бы радостью сейчас слопала их все до единой! Но уже не вернуть, поздно. Избавившись от булочек, я купила чипсы в ларьке по пути.

Ни на какую дачу, разумеется, никто не поехал. Таня прикрыла, и мы с группой рванули на побережье. Гитаристу недавно исполнилось восемнадцать, и он взял девятку отца. Мы чувствовали себя самыми свободными, талантливыми и крутыми!

Выступали прямо на набережной. Июль, Геленджик, туристы. Они образовали полукруг, слушали, кидали деньги. Вечером нас прогнали, но сумма в шапке к тому времени накопилась внушительная, и решено было перед дорогой обратно забуриться в бар.

Закон Мёрфи работал на полную – охрана нас пропустила.

Музыка резала перепонки, а мерцающее освещение – глаза. Меня поразили толпы самых разных людей, съехавшихся на курорт со всей страны. Туристы были одеты непривычно ярко, вели себя смело, раскованно. В моей станице подобное не было принято, я таращилась, раскрыв рот. От алкоголя, правда, отказалась: смелости не хватило. А может, внутренний стопор сработал?

Духота сушила горло, ужасно хотелось пить. Я попросила у официанта воды. Потом на столе откуда-то появился кувшин с апельсиновым соком. Я выпила стакан и практически сразу ощутила слабость.

Спустя примерно минуту через обволакивающую пелену я увидела Алтая – того самого страшного парня, с которым вел дела мой отец. Я запомнила жуткий шрам на его лице, по нему-то и узнала мгновенно.

Алтай все расскажет папе. Эта мысль шокировала, и я решила немедленно покинуть заведение, но ноги не послушались.

Стало страшно. Папа учил, что такие, как Алтай – чудовища. Мне вовсе не хотелось находиться с ним в одном баре. На самом деле, очень-очень сильно было не по себе, я больше не чувствовала себя взрослой. Захотелось домой! К своей родной, любимой бабуле, которую я так подло обманула, сбежав. По субботам мы обычно смотрели ее любимый сериал по Первому каналу.

Становилось хуже. За наш столик присели незнакомые мужчины, и мои друзья, испугавшись, попросили счет. Я хотела пойти с ними, но не могла. Клонило в сон, все силы уходили на то, чтобы держать глаза приоткрытыми.

Мои друзья… так называемся друзья, попятились к выходу. А я осталась.

Вскоре в лицо ударил соленый морской воздух. Чей-то грубый смех заставил поежиться. Потом провал. Помню, кто-то дрался. Я сидела на корточках, вязла ногами в песке и закрывала голову руками, слышала шум моря и дрожала. Позже была бесконечная дорога. Незнакомая машина легко шла по трассе. Шум движка баюкал. Меня спросили:

– Пришла в себя?

– Почему так плохо?

Парень обернулся, и я увидела злополучный шрам. И глаза. Не злые – обеспокоенные.

Алтай протянул бутылку воды. Жажда была такой сильной, что я не подумала о мерах безопасности и осушила ее залпом, после чего отключилась снова. Он что-то спрашивал, я различала отдельные слова, но не могла сложить их в предложение. Мне было очень страшно и очень стыдно.

Бабушка сказала, что Алтай принес меня на руках. На этом мой переходный возраст закончился.

Мы встретились на следующий день. Я пошла на рынок за овощами – решила испечь бабулин любимый пирог с капустой и тем самым попросить прощения. Черная бандитская бэха, стоявшая неподалеку, тронулась с места, поравнялась со мной, поехала медленно. Я безропотно села на пассажирское сиденье.

– Привет, – прошептала.

– Как ты?

Я покачала ладонью в воздухе, а потом всхлипнула.

– Меня вчера не должно было быть в Гелендже, – произнес Алтай. – В смысле совсем. В том числе для твоего бати.

– Я никому не скажу. Боже. Ты мог подумать, что эту историю я захочу кому-то рассказать?!

– Своему отцу.

– Особенно ему!

Он помолчал, хмыкнул.

– Они тебе что-то сделали? – спросил сухо.

Мороз прокатился ко коже. Я вся покрылась мурашками, сжалась, и Алтай отрегулировал кондиционер.

– В смысле сделали?.. – уточнила я почти беззвучно. Перед глазами начали всплывать картинки, но бледные, туманные. – Я не помню лиц.

– Я помню, – отметил он. – Не местные пацаны. Я найду их сегодня. Хочу претензии предъявить. – Алтай как-то криво усмехнулся, и я перестала дышать. – Отвлекся на минуту, а ваш стол уже пустой. Они успели?

– Что?

Он снова хмыкнул. Было очевидно, что опыта общения с подростками у Алтая мало, он будто усиленно подбирал правильное слово.

– Обидеть.

Я так сильно сжала пальцы, что костяшки побелели. Никогда не говорила на такие темы, тем более с мужчиной. Покачала головой.

– Скажи мне как есть.

– А что ты сделаешь? – выпалила я. – Отрежешь им что-нибудь?

– Может, и отрежу, – ответил он неопределенно, но по-прежнему серьезно.

Мы сделали круг по району.

– На-до. По… закону. – Не получилось сказать это не запинаясь. – Я… в порядке. Полном.

– Понял. – Алтай будто расслабился и даже начал слегка улыбаться. – Я не очень-то умею по закону.

Я старалась не пялиться на его физиономию, старалась не думать о запрете отца даже разговаривать с этим человеком. О рисках, обо всем на свете.

– Я хочу стать юристом, – сказала напряженно. – Когда вырасту. Чтобы сажать бандитов.

– Таких как я? – дружелюбно улыбнулся Алтай.

В эту секунду я почему-то перестала замечать его изъяны, видела только глаза и серьезное спокойствие в них. Постепенно доходил весь ужас вчерашней ситуации. Осознание догоняло, наступало на пятки, а потом обрушилось резко и накрыло с головой. Я была не готова к такому. Не знала. Не думала. Плечи затряслись в истерике, я заплакала. Алтай остановил машину и повернулся ко мне.