Золотой ребенок Тосканы - Боуэн Риз - Страница 9

— Молодец, — похвалила я.

— Ну а ты? — спросил он. — Ты чем занимаешься?

— Я адвокат. То есть стану им, когда сдам экзамен в адвокатуру в конце этого года.

— Юрист. Подумать только! — Он кивнул одобрительно. — Ну, мы всегда знали, что из тебя выйдет толк, Ты же была самая умная в классе.

— Так и ты не отставал, — сказала я. — Помнишь, как часто выигрывал конкурс на звание лучшего математика, который проводился каждую неделю?

— Я всегда имел склонность к счету, это верно, — согласился он. — Теперь это мне на руку, так как я сам веду всю бухгалтерию. Папа печет хлеб, а я стряпаю отчеты, как говорит моя жена. — И он снова громко рассмеялся.

— Так ты женат?

— Женат? Да у меня старшему уже три года! А еще один на подходе, стану отцом со дня на день. А ты? Ты тоже замужем?

— Нет. Я еще не нашла подходящего парня, — усмехнулась я.

— Так я и знал. Карьерой, значит, занимаешься.

— Ты женился на местной девушке? — спросила я, отвернувшись от него.

— На Полине Ходжкисс, — ответил он. — Помнишь такую?

— Но мы же ее все терпеть не могли! — выпалила я, прежде чем поняла, насколько это бестактно. — Помнишь, как она нахально хвасталась детской, которую ей обставил папа, и машиной, которую они купили?

— Она исправилась с возрастом, — сказал он, поворачиваясь, чтобы я видела его хулиганскую усмешку. — А иметь детскую и огород весьма полезно. Свежей клубникой для пирогов мы себя обеспечили. — Он сделал паузу, затем его лицо стало торжественным. — Ты приехала из-за отца? Говорят, он умер, и моя мама видела, как приезжала машина скорой помощи.

— Все верно, — кивнула я. — Его нашла директриса прямо на территории школы. Она думает, что у него случился сердечный приступ.

— Это кошмар, — сказал он. — Сочувствую тебе. Нет ничего хуже, чем потерять родителей. Я помню, как тяжело тебе пришлось, когда ты осталась без матери.

Я испуганно кивнула, понимая, что если сейчас открою рот, чтобы ответить, то заплачу.

— Мои родители всегда так жалели твоего отца, — продолжил он. — Им казалось неправильным, что он был вынужден продать дом после того, как ваша семья владела им поколениями и поколениями давала работу и доход всем живущим по соседству.

— Теперь такое повсеместно, — сказала я. — Большинство владельцев не может позволить себе содержать свои гигантские дома. Они похожи на больших белых слонов. Им вечно нужен ремонт, счета за отопление космические, а прислугу невозможно найти. — Я вздохнула. — Мне впору радоваться, что я не унаследовала Лэнгли-Холл, а то пришлось бы бесконечно долго возиться с наследством и мучиться, пытаясь продать его.

— Значит, тебя с этим местом больше ничего не связывает? — спросил он, когда мы свернули на деревенскую улицу. — Даже приезжать больше незачем?

Эта мысль поразила меня, как гром. Ничего не связывает с тем местом, где я выросла, где моя семья жила так долго? «Моих» мест больше нет. Я уставилась в окно, чтобы он не увидел отчаяния на моем лице.

— Где тебя высадить? — спросил он.

— У викария, пожалуй. Я должна организовать похороны.

— Если тебе понадобятся выпечка или бутерброды для поминок, просто сообщи мне, и я все сделаю. С доставкой на дом, так сказать. — Он улыбнулся.

— Спасибо. Ты очень добр. — Мой голос дрогнул.

Он вышел, чтобы помочь мне спуститься из фургона.

— Ты заночуешь в сторожке или вернешься в Лондон?

— Пока что останусь здесь, надо со всем разобраться.

— Тогда дай мне знать, если тебя надо будет подбросить обратно к Лэнгли-Холлу. Я пробуду здесь примерно около часа.

— Спасибо, Билли. Ты всегда был хорошим другом.

Он покраснел, заставив меня улыбнуться.

Только я отошла, как на другой стороне улицы остановилась машина. Окно опустилось, и раздался голос:

— Мисс Лэнгли!

Я обернулась и увидела доктора Фримена. Я подошла к нему.

— Мне очень жаль вашего отца, — сказал он. — Он был хорошим человеком.

— Это вас вызвали к нему вчера утром?

— Меня. Бедный хозяин. К тому времени как его нашли, он уже умер. Это был обширный сердечный приступ. Даже если кто-то оказался бы рядом, помочь ему было бы невозможно.

Это известие заставило меня почувствовать себя немного лучше. По крайней мере, отец не лежал там один, пытаясь позвать на помощь.

— Не знаете, будут ли делать вскрытие?

— В этом нет никакой необходимости, — ответил он. — Я предоставил свой отчет, где причиной смерти указал инфаркт миокарда — сердечный приступ. Не было обнаружено никаких следов насильственной смерти. Следовательно, нет и причин подвергать его последнему унижению.

— Спасибо, доктор. Значит, его тело можно забрать для захоронения?

— Можно. — Он вышел из машины. — А теперь прошу вас простить меня. Я опаздываю к обеду, и моя супруга будет очень недовольна. — Он участливо кивнул мне и направился к двери своего дома.

Я же пошла к церкви Святой Марии.

Сама церковь находилась в прекрасном старинном здании из серого камня, построенном в четырнадцатом веке. Викариат был не таким древним и куда менее привлекательным: сплошной красный кирпич викторианских времен. Я собиралась пойти по дорожке к викариату, но вместо этого по какому-то наитию повернула в другую сторону и, потянув тяжелую дубовую дверь, вошла в церковь.

Меня окутала прохладная тишина. Стены хранили тот замечательный запах, который присущ только старым церквям: запах легкой сырости, старинных молитвенников и сладковатого дыма сгоревших свечей. Я стояла, глядя на алтарь и окно с сохранившимся со старых времен витражом, изображающим Деву Марию с младенцем Иисусом на руках. Я очень любила это окно в детстве. Одеяние Марии было невероятно красивого синего цвета, и, когда солнце сияло сквозь стекло, на балконы хоров ложились светлые блики синего, золотого и белого цвета, и это было подобно волшебству.

Я смотрела на окно, пытаясь обрести то чувство покоя, что всегда приходило ко мне в этой церкви, но взгляд Девы Марии проходил словно сквозь меня. Пухлый ребенок под защитой ее рук и даже ее безмятежная улыбка выглядели как насмешка надо мной. «Посмотри, что у меня есть, — будто говорила она всем своим видом. — Разве он не совершенство?»

Я закрыла глаза и отвернулась.

Бродя по залу, я рассматривала стены, изучая памятники и мемориальные плиты целых поколений покойных Лэнгли. Ребенком я знала их всех: Эдвард Лэнгли, баронет Джозия Лэнгли, Элеонора Лэнгли, двадцать два года… И теперь я словно чувствовала их присутствие. «Не волнуйся, — неслышно говорили они. — Ты пройдешь и через это. Ты — Лэнгли. Ты сильная». «Да, хорошо вам так говорить, — подумала я. — У вас был дом, куда вы могли вернуться».

Шум позади заставил меня вздрогнуть от неожиданности.

— Значит, мне не показалось, что кто-то вошел в церковь, — произнес викарий. — Джоанна, моя дорогая. Я рад видеть вас ищущей утешения у Господа.

На самом деле я искала утешения у своих предков, но ничего не сказала и, помолившись вместе с ним, позволила увести себя в викариат, где его жена угостила меня чаем с большим куском фруктового пирога.

Глава 6

ХЬЮГО

Декабрь 1944 года

Они вышли из леса и обнаружили, что из тумана перед ними выступает почти отвесная стена — сначала поросший травой склон, а затем скалистый утес, увенчанный руинами неизвестного строения. Грубая лестница из древних, потертых каменных ступеней прорезала траву, а над ней — еще одна, еще более крутая, вела на скалы, к тем самым развалинам. Изначально это был торный путь, но теперь часть скал разрушилась, и ступеньки цеплялись за склоны над краем отвесного обрыва. У подножия лестницы стоял знак с надписью на итальянском: «Периколо! Ингрессо виетато!» — «Опасно! Проход воспрещен!»

— Кажется, монахов тут уже давно нет, — сказал Хьюго.