Золотой ребенок Тосканы - Боуэн Риз - Страница 10

— Года два, наверное.

— Только два года?! — А Хьюго думал, что это старые руины.

— Союзники разбомбили его.

Он пришел в ужас:

— Мы разбомбили монастырь?!

Она кивнула:

— Так было нужно. Немцы захватили его, тут у них была смотровая площадка для разведки. Они привезли сюда большие пушки, чтобы стрелять по самолетам и следить за дорогой в долине.

— Понятно. Значит, монахи уже ушли?

— Да, немцы, когда пришли, выгнали их. Это была знаменитая часовня с красивыми картинами. Немцы всё разграбили и забрали картины. Чтоб им в аду гореть! Ремонтировать там уже нечего, а нам запрещено сюда ходить.

— Тогда вам лучше уйти. Не хочется, чтобы у вас были неприятности.

— Да кто нас увидит?! — Она развела руками.

Он всегда любовался тем, как выразительно итальянцы жестикулируют, подкрепляя движениями рук свои слова.

— В это время года сюда разве что за грибами кто-нибудь может случайно забрести, как я, или ловушку для кроликов поставить. — Она похлопала его по руке. — Не волнуйтесь. Я буду осторожна. Когда все кругом кишит немцами, человек учится быть незаметным, как тень. Надо идти. Ну что, попробуем подняться на гору?

— Если вы не возражаете, я встану на четвереньки, как ребенок, — сказал он. — Так спокойнее.

— Тогда давайте мне палку и свою сумку.

— В ней парашют.

— Парашют? Хороший шелк, должно быть… — Ее глаза загорелись. — Если вдруг он вам больше не понадобится, отдайте его мне, я сошью белье. У нас уже давно не было новой одежды.

Хьюго был удивлен, но кивнул:

— Ладно, договорились.

— Тогда начинайте подниматься впереди меня, — сказала она. — А я подстрахую, чтобы вы не упали.

«Как будто она сможет удержать меня, такая тощая малышка», — подумал Хьюго. Он опустился на колени и начал подниматься по лестнице. Ему приходилось переносить вес на раненую ногу через каждый шаг, и боль пронзала его, будто ножом. В какой-то момент Хьюго даже подумал, что сейчас его стошнит. Он остановился, тяжело дыша.

Когда первая лестница закончилась, дождь перешел в ливень, крупные капли стучали по кожаной летной куртке. Впереди вздымались разбитые ступени, невероятно крутые, потрескавшиеся и опасные. Он переползал с одной мокрой и скользкой ступеньки на другую, поминутно представляя себе, что вот он соскальзывает, вот уже ему не за что ухватиться. С одной стороны этой адской дорожки шли металлические перила, но он не мог дотянуться до них, чтобы воспользоваться этой опорой. Наконец Хьюго все же добрался до вершины и лежал, тяжело дыша, на мокрой скале. Женщина подошла к нему и встала рядом.

— Отлично, синьор. Идемте, еще буквально пара шагов, и мы найдем для вас сухое и безопасное место.

Она помогла ему подняться на ноги и снова заставила опереться рукой на ее плечи. Насколько же все это было непривычно для него, благородного англичанина, который держался от женщин подальше и обращался с ними с вежливой холодностью, а теперь вынужден искать опоры в незнакомой итальянке, которую буквально только что встретил!

Они маленькими медленными шажками миновали скользкие плиты переднего двора, теперь разбитые и вздыбленные взрывами. Она крепко держала его. Отсюда он мог видеть, что здания левее и ниже от него полностью разрушены. Трудно сказать, что там было раньше. Теперь эти стены выглядели частью самой скалы.

Побеги неведомых растений оплели упавшие глыбы, маленькое дерево росло между потрескавшимися каменными плитами, а виноградная лоза — теперь уже высохшая — расползлась по куче щебня. Но у здания, находившегося прямо перед ними, к которому его сопровождала женщина, стены все еще держались, хотя крыши не было. Три широкие полукруглые ступени вели к двери церкви, а сама покореженная дверь теперь висела на петле под неестественным углом, раскачиваясь на ветру. Крестьянка чуть отстранила его и заглянула внутрь.

— Ну, здесь не слишком уютно, но все же лучше, чем снаружи. — Она повернулась к Хьюго. — Хотя бы от ветра вы сможете защититься. А из упавших досок можно соорудить какой-нибудь навес.

Он прополз кое-как последние несколько футов до бывшей часовни. Даже тотальное разрушение не смогло стереть следы того, что некогда было домом Божиим. Стены были расписаны фресками, хотя теперь они были частично разбиты, частично смыты дождем и ветром. Обезглавленная статуя святого стояла в одном из углов. Сквозь груды пыли и щебня там и сям проглядывали черно-белые плиты мраморного пола. Он увидел, что «досками», на которые его провожатая указывала, оказались титанические балки рухнувшего потолка. «Да она оптимистка», — подумал Хьюго.

Вряд ли они смогли бы сдвинуть вдвоем с места хотя бы одну балку, даже если бы Хьюго был здоров и мог двигаться. Но в углу обнаружились скамьи и разбитый шкаф. Если он останется тут надолго, то при удачном стечении обстоятельств сможет сдвинуть несколько глыб и накрыть скамьями. Но сейчас Хьюго был не в силах рассуждать ни об этом, ни о том, где он достанет еду, ни о том, как в его состоянии он потом сможет пробраться через полстраны.

Как будто читая его мысли, девушка помогла Хьюго добраться до большого камня и сесть на него. Затем она вытащила из кармана несколько колючих плодов.

— Вот. Это каштаны. Съешьте их, это все же лучше, чем ничего. Я постараюсь принести вам еду получше.

— Нет, вам нельзя возвращаться. Это слишком рискованно. Я не хочу подвергать вашу семью опасности. Вы были очень добры, и я благодарю вас.

— Не за что. — Она одарила его милой грустной улыбкой. — Мой муж пропал без вести три года назад. Я надеюсь и молюсь, чтобы и о нем кто-то позаботился так же, как я о вас, если вдруг он попал в беду.

— Могу я узнать ваше имя? — спросил он.

— София. София Бартоли. А ваше?

— Я — Хьюго. Хьюго Лэнгли.

— Уго? Это итальянское имя. У вас есть итальянские предки?

— Нет, насколько мне известно. — Он вздрогнул от боли, пошевелившись.

— Можно я осмотрю вашу ногу? — попросила она, заметив его гримасу. — Давайте глянем, в каком она состоянии.

— О нет! Пожалуйста, не беспокойтесь. Я сам об этом позабочусь.

— Не будьте глупцом. Я настаиваю. Где рана? Вы можете закатать штанину?

— Она чуть выше колена. Но я и правда могу сам все сделать, когда вы уйдете. В моей парашютной сумке наверняка есть аптечка.

Он надеялся, что она поняла суть того, что он хотел сказать. Ему было сложно составлять правильные фразы, не зная всех нужных слов. На самом деле он сказал: «Предметы для того, чтобы чистить, лежат в сумке».

— Аллора[9]. Погодите. Дайте-ка глянуть. Думаю, штаны все же придется снять.

Хьюго вовсе не хотел снимать штаны перед незнакомой женщиной, но она уже задрала его кожанку и расстегивала ремень.

— Синьора, не надо. — Он попытался убрать ее руки.

Она засмеялась:

— Типичный англичанин. Быстрее истечет кровью, чем позволит женщине увидеть его в нижнем белье.

— И много вам попадалось англичан? — спросил он, уязвленный ее смехом.

— Ни одного, но все наслышаны, что они холодны, как рыбы. Не такие страстные, как наши люди.

— У нас не все холодные, как рыбы, уверяю вас. Просто мы воспитаны так, чтобы всегда вести себя прилично.

Она посмотрела на него и улыбнулась.

— Я почему-то думаю, что сейчас у вас никаких неприличных мыслей не возникнет, если я увижу вас без штанов. Давайте снимайте их. Мне еще домой возвращаться, а если я сильно задержусь, мои начнут волноваться.

Она помогла ему снять брюки, под которыми обнаружились длинные кальсоны. Над коленом они, превратившись в корку из ткани и засохшей крови, прилипли к коже.

— Езус Мария! — воскликнула София. Она опустилась на колени рядом с ним и попыталась потянуть ткань как можно осторожнее, чтобы заставить ее отстать от раны.

Он задохнулся от сильной боли.

— Извините, но это придется сделать, — сказала она. — У вас есть нож? Надо будет обрезать подштанники.