Золотой ребенок Тосканы - Боуэн Риз - Страница 48

Хьюго бросился на пол, закрывая собой Софию. Но пол накренился. Фонарь с грохотом укатился, и они оказались в полной темноте. Хьюго мог лишь слышать и чувствовать, как глыбы скользят мимо них. Казалось, часовня рухнула. Они летели в никуда, подхваченные лавиной камней. София закричала. Хьюго чудом ухватился за алтарь, отчаянно пытаясь уберечь ее, самую большую свою драгоценность, пока мир рушился вокруг них.

Глава 28

ДЖОАННА

Июнь 1973 года

Шествие закончилось, стройные ряды людей рассыпались, и мы стояли, наблюдая, как горожане быстро расходятся кто куда. Я посмотрела на Паолу, решив, что мы тоже отправимся домой.

— Они пошли за едой для праздничного стола, — сказала она. — В этом году мы будем праздновать с семьей Донателли. Мария Донателли любезно пригласила нас, потому что мне было бы слишком долго возвращаться домой, собирать еду и опять идти в город. Мы подождем за их столом.

Я прошла за ней через площадь к столу, накрытому белой скатертью. «Фамилья Донателли» — было напечатано на карточке. Теперь я заметила, что каждая семья занимала отдельный стол. За каким из них — Козимо и Ренцо? Ни того ни другого не было видно. Должно быть, они находились среди тех, кто облачен в одеяния с капюшонами. Мужчины несли подносы с нарезанной ягнятиной и ставили их на столы перед ратушей. Наш стол постепенно заполнялся тарелками с пастой, ризотто, салатом, хлебом, блюдом с большим окороком. Я была представлена всем и сидела, окруженная галдящими представителями нескольких поколений.

Самой младшей была дочь Анджелины, а старшим — усохший маленький старичок без зубов, которому быстренько нарезали еду помельче. Все смеялись, перекрикивали друг друга, и за всеми прочими столами творилось то же самое. Гвалт над площадью стоял невероятный. Интересно, что могло бы случиться в Англии, чтобы люди вот так собрались вместе и искренне радовались. Я чувствовала себя неловко среди них, хотя ко мне отнеслись с достаточным расположением, разговаривая со мной, постоянно подкладывая еду и беспрестанно наполняя вином бокал.

Внезапно я почувствовала, что мне нужно уйти. Я извинилась и сбежала под предлогом поиска туалета. Очутившись в тени деревьев на краю площади, я заметила, что кто-то идет за мной. Я сделала шаг в сторону, чтобы уступить дорогу, но вместо этого шедший позади остановился и повернулся ко мне. Это был Ренцо. Он снова взял меня за запястье, поднял мою руку и сравнил со своей, на которой теперь было надето кольцо.

— Да, они идентичны, — сказал он. — Невероятно.

Мы смотрели на кольца, сличая их. Он хмурился, словно не мог поверить тому, что видел.

— И изнутри выгравированы буквы, — продолжил он. — Я только вчера их заметил — «HRL». Ты знаешь, что они могут означать?

— Да. Хьюго Родерик Лэнгли. Инициалы моего отца.

Ренцо покачал головой.

— Что ж, я вынужден согласиться, что это кольцо попало к нам от твоего отца, — произнес он. — Трудно поверить, что он был здесь и знал мою мать, но теперь у нас есть доказательства. И я должен извиниться перед тобой за свою грубость.

— Не нужно извиняться. Я рада, что хоть кто-то мне поверил.

Ренцо посмотрел на меня, я кивнула, и он усмехнулся:

— Мы понятия обо всем этом не имели. Когда мой отец узнает, он будет очень удивлен.

— Не говори ему, — быстро попросила я.

Он бросил на меня вопросительный взгляд.

— Почему?

— Потому что… — Я заколебалась. — Потому что неясно, что на самом деле произошло, и пока мы не узнаем, я бы хотела оставить это между нами.

Я все еще не решила, что делать и могу ли я доверять Ренцо. Понятно, что не все мужчины заслуживают доверия. Однако, стоя здесь, я вдруг осознала, что так ничего и не узнаю ни об отце, ни о Софии, если не расскажу Ренцо то, что мне известно.

— Я бы хотела тебе кое-что показать, — сказала я, протягивая ему руку. — Этот медальон на шнурке хранился среди вещей моего отца. Я уверена, что его подарила твоя мама. Отец не был религиозным и сам никогда не стал бы надевать подобное.

Ренцо снова взял меня за запястье, приблизив образок к своим глазам. А я неожиданно для себя вдруг почувствовала волнение от его прикосновения.

— Интересно… — пробормотал он, — что же это за святая?

— Паола сказала, что это святая Рита, — ответила я.

Он пожал плечами:

— Я плохо разбираюсь в святых. Старшее поколение считает, что для помощи в каждой беде найдется свой святой покровитель. Но, честно говоря, мне они не особенно помогли.

— У тебя были проблемы?

Ренцо снова пожал плечами:

— Кое-что выпало и на мою долю. Конечно, это лишь мелкие неудачи по сравнению с мировыми страданиями. Неудачи в любви, скажем так. — Он замялся, нахмурившись. — Не буду утомлять тебя подробностями, синьорина Лэнгли.

— Нет-нет, продолжай, пожалуйста. И называй меня Джоанна.

— Ладно, Джоанна. — Он собрался с мыслями. — Когда мне было восемнадцать, меня отправили оканчивать школу во Флоренцию. Возвратившись домой, я сказал отцу, что хочу стать шеф-поваром. Он нашел эту идею глупой, ведь мне придется унаследовать всю эту землю, процветающие виноградники. Он настаивал, чтобы я изучал сельское хозяйство, и я, вынужденный согласиться, окончил курс по виноградарству в университете. Потом я снова вернулся домой и здесь влюбился в одну девушку. Я думал, что Козимо будет счастлив, но моя избранница ему не понравилась. Дело в том, что она мечтала стать модельером и каким-то чудом сумела поступить учиться в Институт моды в Милане. Она уехала и, конечно, больше не возвращалась. Я слышал, она добилась известности. — Он замолчал и посмотрел на меня. — Не знаю, почему я рассказываю тебе историю своей жизни.

— Может быть, потому, что ты чувствуешь, что я набила те же самые шишки?

— Те же самые?

— Да. Мужчина, за которого я собиралась выйти замуж, бросил меня ради девушки, которая могла поспособствовать его карьере.

— Мне всегда говорили, что английские мужчины холодные и порядочные, — сказал он, но затем добавил: — Но не все англичане таковы, должен признать. Однажды, когда я работал в Англии, я познакомился с местной девушкой. Она была очень милая — веселая, теплая и совсем не зануда, как большинство других англичан. Я даже надеялся, что смогу остаться в Лондоне и жениться на ней. Но потом у Козимо случился инсульт, и мне пришлось покинуть ее и поспешить домой. Я чувствую, что это становится традицией — если я влюбился, то отношениям точно конец.

— Еще полно времени впереди, — заметила я.

— У тебя — может быть. Но мне уже исполнилось тридцать. В нашей стране это безнадежный случай. Старый холостяк, как мой отец.

Мы шли в тени по узкой улице, и я увидела, что мы приближаемся к маленькому парку.

— Я бы хотела, чтобы ты увидел еще кое-что, — сказала я. — Может, присядем на скамейку в парке и я тебе покажу? Вдруг ты сможешь помочь мне разобраться в этом.

Мы оставили дома позади. Ренцо последовал за мной по песчаной тропинке к скамейке в тени платана, где недавно сидела пожилая пара. Он сел рядом со мной, и я открыла сумочку. Я достала пачку из-под сигарет, на которой отец сделал набросок женского портрета. Ренцо ахнул, когда я передала рисунок ему:

— Да, это она! Моя мама. Прямо точь-в-точь как живая. Эта улыбка… Твой отец нарисовал ее?

— Конечно, это его рука.

— Он отлично схватил суть.

До нас не доносилось ни звука, кроме воркования голубя на дереве над нами и чириканья воробьев, купающихся в пыли. Мне показалось, что мы остались одни на свете.

— Я что-то не понимаю, — произнес он. — Твой отец подарил моей маме фамильное кольцо, которое наверняка было ему очень дорого. Он даже нарисовал ее портрет. Ясно, как божий день, что он испытывал к ней чувства. И она дала ему медальон. Должно быть, это означало, что чувства были взаимными. Так что же случилось? Что пошло не так? Он оставил ее и вернулся в Англию, и поэтому она предпочла немца, чтобы сохранить свою жизнь?