Золотой ребенок Тосканы - Боуэн Риз - Страница 45

Когда мы добрались до городской площади, я увидела, что на ней накрыты длинные столы. Большие флаги украшали здания, а на церкви висели длинные гирлянды из флажков поменьше. Колокола звонили, да так громко, что разговаривать было невозможно. Со всех сторон люди стекались к распахнутым дверям церкви. Мужчины явно чувствовали себя скованно в своих парадных темных костюмах с жесткими белыми воротниками. Женщины были одеты великолепно, некоторые в народных костюмах, как Паола, некоторые — нет, но все — в своих лучших нарядах. Волосы их, почти всегда темные и блестящие, были тщательно уложены. Дети в нарядной одежде прогуливались рядом со взрослыми, которые держали их за руки. Как только мы подошли к двери церкви, из толпы донесся общий глас:

— Отец Филиппо! Отец Филиппо!

Мы остановились и оглянулись. Хрупкому на вид старику в черной рясе священника помогали подняться по ступенькам два дюжих парня.

— Рады видеть тебя, отец! Благословит тебя Бог, отец… — Люди приветствовали его, толпа расступилась, чтобы позволить ему пройти.

Паола улыбалась и кивала.

— Наш бывший священник, — сказала она. — Он был нашей силой и духовным наставником в годы войны. Говорят, он противостоял немцам и его молитва уберегла город. Как в таком маленьком человеке помещается столь великий дух?

— Он сейчас на пенсии? — спросила я.

— О да. Много лет назад у него начались проблемы со здоровьем, и теперь он живет в доме для престарелых неподалеку. Как же хорошо, что он еще может прийти к нам на праздник. Без него было бы совсем не то.

На подходе к церкви толпа подхватила нас и понесла. Когда мы приблизились к двери, Паола достала мантилью и надела ее. Я видела, что все женщины покрывали свои головы, и чувствовала себя белой вороной. Я была рада, что мы сели в стороне и я оказалась за колонной. Когда все расселись, вошла процессия: мальчики в темных костюмах и девочки в белых платьях и вуалях, похожие на миниатюрных невест.

— Первопричастники, — прошептала Паола. — Разве они не похожи на маленьких ангелов? Я жду не дождусь, когда же Марселла вырастет и я смогу отвести ее к первому причастию.

В конце процессии шли алтарники, за ними несколько священников, все в богатых парчовых облачениях. Месса началась. Прихожане пели гимны и восклицали в ответ священнику. Волны звука наполняли храм. Как же это все отличалось от пресных и блеклых служб у нас дома!

Сначала читали молитвы, потом священник произнес проповедь, а затем наступила торжественная часть мессы. Воскурили ладан, и над собранием поплыл благовонный дым. Священник что-то читал нараспев низким голосом. Зазвонили колокола. Один за другим дети подходили, чтобы получить свое первое причастие. После того как они закончили, остальные присутствующие стали по очереди подходить к ступеням алтаря. Казалось, это будет продолжаться вечно. Я чувствовала, что умираю от голода. «Эти люди хотя бы облатку получают», — подумала я.

Только я стала надеяться, что сейчас все закончится, как детей пригласили обратно к алтарю, чтобы представить их общине. Отцу Филиппо помогли взойти на ступени, чтобы он благословил детей, а затем и собрание. Был спет очередной торжественный гимн. Священники, алтарники и первопричастники вышли маленькой процессией, и нам наконец позволено было уйти.

Я очень обрадовалась, увидев, что на столы у церкви выставили кофе и сладкие булочки. Я терпеливо ждала своей очереди, пока Паола болтала с другими женщинами, представляя меня.

— Отец Филиппо останется или вернется к себе в пансион? — спросила я.

— До шествия-то он останется почти наверняка, — ответила она. — Видишь, ему несут стул.

За то время, пока шла проповедь (на языке, которого я не понимала), мне в голову пришла идея. Отец Филиппо был приходским священником во время войны, а те исповедовали прихожан. Возможно, София рассказала ему о британском летчике. Оставалось только придумать, как подобраться к священнику с разговором.

Но едва мы успели выпить по чашке кофе и съесть по булочке, как появился городской оркестр. Музыканты, одетые в средневековые костюмы, с гордым видом промаршировали на площадь. Перед ними шествовали знаменосцы, над которыми реяли величественные стяги. Оркестр выстроился в форме буквы «А».

Люди поспешно заканчивали есть и поправляли наряды, стремясь влиться в процессию. Музыканты доиграли марш и застыли в полной готовности, лишь барабанщики неустанно отбивали ритм: дум дидди дум дидди дум дум дум! Звук эхом отражался от высоких зданий. Дети-конфирманты[44] покинули свои семьи и построились в две шеренги, мальчики рядом с девочками, что им явно не очень нравилось. Они встали за оркестром, терпеливо ожидая продолжения.

Повисла напряженная тишина. Трубачи поднесли свои инструменты к губам. Раздался громкий звук, и из церкви вышли алтарники в красных и белых рясах, двое из них покачивали медными кадилами на длинных цепях, распространяя запах ладана. За ними в кресле, больше похожем на паланкин, несли отца Филиппо. Следом четверо мужчин несли большой парчовый балдахин над священником, который держал в руках богато украшенный золотой предмет. Я терялась в догадках, что бы это могло быть, но Паола перекрестилась, а значит, это явно была какая-то священная реликвия.

Они заняли свои места за алтарниками. Затем снова запели трубы, грянул оркестр, и шествие двинулось вперед. Я заметила странную вещь. Среди ожидающей своей очереди толпы почти не было мужчин. Куда они делись, я поняла, когда подошла группа горожан с древними секирами и крестами. Они были одеты в белые одежды с заостренными капюшонами, которые скрывали их лица. Вид у них был пугающий. Единственным похожим одеянием, что я видела, были костюмы Ку-клукс-клана. Я посмотрела на Паолу.

— Общество Святого Георгия, — пояснила она. — Благочестивый орден мужчин нашего города. Получить членство в этом обществе — большая честь.

И тут я заметила, что на их белых туниках прямо на груди была вышита звезда. Многолучевая звезда.

Когда процессия торжественно прошествовала мимо нас под мерный бой барабанов, горожане стали один за другим пристраиваться к ней. Мы заняли наши места вместе с остальными женщинами. Маршрут петлял по всему городу. Пока мы шли, у меня было время подумать. Многолучевая звезда была копией звезды на той маленькой булавке, которую оставил мне Джанни. Хотел ли он этим сказать, что один из этих уважаемых в городе мужчин каким-то образом был замешан в кровопролитии? Я оглянулась на людей в капюшонах. Кто из них скрывал свое прошлое?

Мы шли вниз по деревне, пока не пришли к дороге, которая была обсажена кипарисами, затем двинулись по проселку через поля, мимо нескольких ферм, потом повернули обратно. Погода, доселе такая ясная и яркая, стала портиться. Ветер усилился, усложнив задачу несущим балдахин. Священнику тоже стало трудно сохранять свои облачения в порядке.

— Давайте помолимся, чтобы не было дождя, — предложила Паола. — Господь, надеюсь, не захочет наслать на нас дождь именно сегодня, после двух недель сплошных солнечных дней.

Мы прошли через виноградники и вернулись на дорогу, затем снова на площадь. Навес был перенесен на ступени церкви. Священник помолился и благословил нас. Оркестр заиграл мелодию, которая, видимо, была гимном, потому что все начали петь. Я поймала себя на том, что наблюдаю за поющими с восторгом. Это были простые люди, которые искренне верили. Я почувствовала приступ зависти, потому что никогда не испытывала такого чувства причастности к чему-то важному.

Гимн был допет. Люди стали расходиться. Я заметила, что отец Филиппо остался сидеть на своем импровизированном троне, и, воспользовавшись моментом, подошла к нему.

— Отец, я англичанка, — начала я. — Приехала сюда, чтобы узнать о моем отце, который был летчиком во время войны, и его сбили в этих местах. Он написал письмо сюда, адресованное Софии Бартоли, но никто в этом городе ничего о нем не слышал. Может быть, вы знаете что-нибудь об этом и можете мне рассказать?