Золотой ребенок Тосканы - Боуэн Риз - Страница 38

— Ты знакома с живописью?

Она пожала плечами:

— Картины великих украшают наши храмы. Однажды перед войной я ездила во Флоренцию со школьной экскурсией. Я поверить не могла, что кто-то может рисовать так восхитительно. А скульптура? Ты видел Давида Микеланджело? Монахини сказали, что мы не должны смотреть на него, потому что он голый. Но он прекрасен, не так ли?

— Так ты все-таки посмотрела? — Хьюго засмеялся.

Она смущенно улыбнулась:

— Я лишь изучала великое искусство. Это не грех. Ты рисуешь обнаженные тела?

— Боюсь, что нет. — Он снова засмеялся. — Люди на моих пейзажах всегда одеты.

— Хотела бы я увидеть твои картины. Если бы я могла достать тебе краски и бумагу, ты смог бы нарисовать местный пейзаж. Он такой красивый, правда?

— Верно, — согласился он. — Но краски и бумага — это последнее, о чем стоит сейчас беспокоиться. — Он взял ее за руку, и она не противилась. — Тебе правда пора идти, — сказал он. — Ты заболеешь, если не будешь высыпаться.

— Бабушка говорит, что я совсем обленилась, потому что сплю до семи, — усмехнулась София. — Она-то всегда встает в пять. Привычка со старых времен. Ей восемьдесят один год, и она все еще рвется помогать в поле. Она уговаривала меня взять ее на уборку репы, уверяла, что чувствует себя бесполезной, сидя безвылазно дома и ничего не делая.

— Репа готова к уборке?

— Скоро будем убирать. Перед Рождеством. Вот будет хорошо, если я смогу обменять часть урожая на продукты, которые нам нужны на праздник. Это так странно. В прошлые годы мы всегда пекли что-нибудь. Теперь будет только каштановый торт, и то если нам повезет. Ни сухофруктов, ни сливок, ни масла и мяса тоже наверняка не будет. Скромная трапеза.

— Будем надеяться, что это последний такой праздник и немцы будут окончательно побеждены.

София перекрестилась.

— Твои слова да Богу в уши, — сказала она.

Глава 22

ДЖОАННА

Июнь 1973 года

«Если подумать, этот след вполне объясним, — размышляла я. — Видимо, агенты жандармерии хотели найти улики на месте преступления. Может, проверяли мое окно на наличие отпечатков пальцев. Но если это не был официальный обыск, значит, кто-то наблюдал за домом и видел, как я ухожу».

Я обернулась и с облегчением услышала голос Паолы, просящей Анджелину принести ей миску. Я поспешила к ней, и она показала мне, как правильно выбирать цветки цукини и как их собирать, следя за тем, чтобы не повредить стебель. После этого Паола срезала несколько артишоков, выкопала редис и отобрала пару спелых помидоров. Затем она остановилась у грядки с травами и нарвала разных листьев, которые я не могла опознать, но, держа их в руках, чувствовала великолепный пряный запах. Наконец мы вернулись к дому, и я поймала себя на том, что оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что за нами никто не наблюдает. Пока мы шли, Паола болтала, рассказывая Анджелине о нашей встрече с карабинерами и о том, что говорили горожане.

— Вот видишь, я была права, — нахмурилась Анджелина. — Я же тебе говорила, что это потому, что Джанни связался с дурной компанией. Ему нравилось заигрывать с опасностью. Вот почему он был убит.

— Но зачем бросать его в мой колодец? Вот что я хотела бы знать! — возмутилась Паола. — Почему бы не расправиться с ним возле его дома? Тот куда дальше, и шансов остаться незамеченными среди деревьев куда больше. Почему им было не пойти за ним туда?

— Возможно, он заметил, что за ним следят. А может, отбивался, и им пришлось убить его поскорее. — Анджелина пожала плечами. — Давай займемся обедом, мама. Я проголодалась и уверена, что синьорина Джоанна тоже.

— Тогда накрывайте на стол и нарезайте хлеб, — сказала Паола, входя впереди нас на прохладную кухню. — Доставайте салями и сыр и помойте редиску.

Она повернулась ко мне со словами:

— Теперь смотри внимательно, как мы фаршируем цветки цукини, Джоанна, если хочешь научиться.

Она покрошила в миску кусок белого сыра, добавила чуточку измельченной травы, в которой я смогла опознать мяту, и натерла немного лимонной цедры. Затем с помощью ложки осторожно набила этой смесью каждый цветок. После этого Паола налила в кастрюлю оливкового масла, которое зачерпнула поварешкой из большого горшка, и зажгла под ней газ.

— Теперь тесто, — сказала она.

Разбила яйцо в муку, перемешала, добавила воды и взбила смесь. Затем взяла фаршированный цветок и обмакнула его в получившееся жидкое тесто. Когда масло в кастрюле зашипело, она опустила туда цветок и проделала то же с остальными, один за другим, переворачивая их, а затем вынимая, когда те становились румяными.

— Позже мы сделаем то же самое с артишоками, — пояснила она. — И съедим их сразу, пока они горячие и чудо как хороши.

Мы сидели за столом. Мне подвинули хлеб, передали нарезанные помидоры, обильно политые сладким уксусом. Я откусила первый кусочек цукини.

— Очень вкусно, — кивнула я, жалея, что мой словарь итальянских комплиментов так беден.

Некоторое время мы ели в тишине, пока крики малышки не заставили Анджелину встать и пойти к ней.

— На этот раз она проспала целых три часа между кормлениями. Это хорошие новости, а, мама? — сказала она, вернувшись с Марселлой на руках.

— Да, она становится все крепче, — откликнулась Паола. — Думаю, теперь мы можем с уверенностью сказать, что она в порядке.

Мы завершили наш обед абрикосами.

— Теперь самое время для сиесты, а потом мы соберем овощи и загрузим тележку на завтра, — решила Паола. — Ты, наверное, тоже устала, миа кара?

Мне стало тревожно оттого, что Паола и Анджелина уходят спать и оставляют меня одну.

— Не очень, — ответила я. — Думаю, я посижу в тени у крыльца и почитаю книгу.

— Как хочешь. А я вот посплю.

Я подошла к парадному крыльцу и села на скамейку в тени. Там было замечательно и так спокойно. Пчелы жужжали вокруг жасмина. Воробьи щебетали, купаясь в пыли. Вдали раздавался рев осла. Но я не смогла читать или хотя бы расслабиться. Я обнаружила, что вроде бы смотрю в книгу, но на самом деле мой взгляд прикован к дороге, ведущей из деревни.

Я пыталась понять, что произошло. Никто в Сан-Сальваторе, казалось, не встречал моего отца и даже не знал о нем. И все же Джанни пытался остаться со мной наедине и сказать что-то важное, то, что он скрывал до сих пор из страха за свою жизнь.

А потом был еще прекрасный мальчик, которого мой отец спрятал там, где только он и София могли его найти. Но единственным мальчиком в этой истории был Ренцо, и он не помнил, чтобы его прятали, и не помнил моего отца. И он был слишком взрослым, чтобы быть ребенком моего отца. Мне стало интересно, скрывала ли София беременность? Возможно ли это в такой маленькой деревне да еще с любопытными соседями? Ренцо, которому тогда было всего три года, мог не заметить, что его мать потолстела. Но другие женщины наверняка заметили бы.

И самый главный вопрос: если мой отец находился здесь достаточно долго, чтобы влюбиться и, возможно, стать отцом, где же он прятался? В доме Софии? Но Ренцо сказал, что у них жил немецкий солдат. И рано или поздно, но отца обязательно бы обнаружили. Так что прятаться в ее доме было бессмысленно. Самое логичное решение — покинуть это место как можно скорее. Если же София Бартоли сбежала с немцем и тем самым разбила сердце моего отца, то я не хотела даже слышать о ней.

День прошел без происшествий. Когда Паола проснулась, мы пошли в сад собирать овощи. К моменту захода солнца наша тележка была нагружена деревянными ящиками и полностью готова к тому, чтобы утром отправиться на рынок. Паола оставила ее в тени, сбоку от дома. Взглянув на тележку, я представила, как будет тяжело тащить ее завтра в гору.

— Утром за ней придет Карло, — будто услышав мои мысли, сказала Паола. — А теперь пойдемте ужинать.