Управитель (СИ) - Конычев Игорь Николаевич - Страница 4

— Граф Воронцов, — учтиво кивнул мне Распутин, хотя взгляд его темных глаз оставался колким и холодным. Пока мне оставалось лишь гадать, ведет ли себя этот человек так со всеми, или же лишь я чем-то удостоился особой «почести».

Курсанты смотрели на меня с любопытством. Высокий и статный голубоглазый блондин держался гордо и немного вызывающе, тогда как второй, темненький и болезненно бледный, улыбался несколько виновато и постоянно поправлял соскальзывающие с длинного тонкого носа очки.

— Григорий Ефимович, — я ответил на приветствие и взглянул на курсантов. — Господа.

— Князь Зорский, — представил мне блондина Распутин.

— Лев Анатольевич, — парень сжал мою руку намного сильнее, чем того требовали правила приличия.

— Михаил Семенович, — я ответил тем же, и заметил в голубых глазах аристократа искорку азарта.

— А это граф Шереметьев, — Распутин указал на темненького доходягу.

— Николай Петрович, — слабо улыбнулся парнишка, чье рукопожатие оказалось настолько вялым, что я даже побоялся сломать ему пальцы. — Наслышан о ваших подвигах… как и все здесь.

— Мне просто повезло, — отмахнулся я. Никогда не любил заострения внимание на собственной персоне. — Позвольте представить вам графиню Дарью Сергеевну Полянскую — мою невесту, — произнес я.

— Господа, — улыбка у Дарьи вышла приветливой, но сдержанной.

— Все еще невеста? — вскинул кустистую бровь Распутин.

— Мы не хотим торопить события, — сообщил я ему. — Думаем, сначала закончить обучение.

На самом деле, Дарья пару раз начинала разговор на тему разрыва фиктивной помолвки, но я постоянно переводил тему. Репутация девушки и так была, мягко говоря, мрачной. Весть о новом разрыве навечно закрепила бы за ней статус «черной невесты» и породила бы массу слухов.

Зная Дарью, я мог с уверенностью судить, что она отчаянно бы делала вид, что не замечает их, но в глубине души переживала бы куда сильнее, чем позволяла видеть окружающим. Мне же и дальше разыгрывать молодого влюбленного ничего не стоило, к тому же, мой интерес к графине Полянской уходил дальше обычной дружбы. И чем дольше я ее знал, тем приятнее мне казалась ее кампания.

— А не боитесь, что кто-нибудь может украсть сердце вашей ненаглядной? — с самодовольной улыбкой поинтересовался Лев.

— Любой, кто захочет это сделать, рискует потерять свое собственное, — в отличие от молодого князья, моя улыбка вышла весьма мрачной.

Дарья незаметно пихнула меня локтем в бок.

— Если что-то в этом мире и не меняется, так это характер Воронцовых, — задумчиво произнес Распутин, и в его холодном взгляде что-то неуловимо изменилось. — Но ваше желание сосредоточиться на учебе весьма похвально. Посмотрим, что из этого выйдет. — Слова, как и выражение лица этого хмурого мужчины, были весьма неоднозначны.

Я предпочел сделать вид, что не распознал в речи Распутина двойной подтекст и беззаботно произнес:

— Вы не разочаруетесь.

— Посмотрим, — повторил Распутин, вернув своему лицу беспристрастное выражение. — Церемония начала обучения скоро начнется. Остальные уже внутри. Пройдемте в главный зал.

— Конечно, — князь Зорский пошел первым.

Сутулый Шереметьев посеменил следом. Распутин же остался на месте и выжидающе смотрел на нас.

— Барин, — шепнул мне Федор так, чтобы слышала и Дарья, — вещи ваши вчера доставили. То, что сегодня с собой взяли, я отвезу к общежитиям. Там уже прислуга в комнаты снесет. Сам я уеду. Ежели понадоблюсь — телеграфируйте, и сразу примчу.

— Спасибо, Федор, — поблагодарил я и жестом отослал шофера прочь.

Стоило машине отъехать от крыльца, как Распутин сделал шаг вперед и тихо произнес:

— Я настоятельно прошу вас не демонстрировать свой приязни друг к другу в стенах Академии. Это может скверно сказаться на других курсантах.

Мы с Дарьей переглянулись. Она с готовностью кивнула, я же чуть помедлил, прежде чем пренебрежительно бросить:

— Как вам будет угодно.

Распутин мне не нравился. Он вызывал тревогу и отвращение одним своим видом. Мне и прежде встречались такие люди, рядом с которыми было попросту некомфортно находиться. Распутин же умышленно наращивал ауру своего гнетущего присутствия, поэтому изображать дружелюбие мне не хотелось. Жизнь научила отвечать людям взаимностью, и если этот тип не хочет общаться нормально, то и я не стану перед ним заискивать.

— И еще, — заместитель начальника Академии сделал новый шаг, встав практически напротив меня. — Какие бы цели не преследовал здесь Нечаев, Академия — это моя территория. И все, что здесь делается, делается исключительно с моего дозволения. Это понятно?

— Более чем, — сквозь зубы процедил я, глядя в холодные глаза своего учителя.

— Хорошо, — Распутин вдруг отступил, и вокруг будто бы стало светлее. — Следуйте за мной. Я проведу вас в главный зал.

Не озаботившись даже обернуться, чтобы посмотреть, успеваем ли мы за ним, Распутин быстрым шагом пошел в Академию.

— Мрачный тип, — шепнул я Дарье, когда мы сдвинулись с места. — Сколько ему лет?

— Никто точно не знает, — так же тихо отозвалась девушка, ускоряя шаг. — Но он учил не только твоих братьев, но и твоего отца. Так что не удивляйся его предвзятому к тебе отношению.

— Давно такому не удивляюсь, — криво усмехнулся я, распахивая перед спутницей дубовую дверь, которую не потрудился придержать после себя Распутин.

Мы вошли в Особую Императорскую Академию и первым, что увидели, оказался гигантский шлем драгуна, расположенный в холле. Опущенное забрало напоминало клюв хищной птицы. Линз не было, вместо них — узкая смотровая щель, в которой словно расплескалась тьма. Несмотря на то, что его тщательно отполировали, шлем-кабина все еще хранил отметины о былых сражениях.

— Это часть драгуна Императора Петра Второго, — шепотом сказала мне Дарья.

— Он тоже был управителем? — не успел я договорить, как мысленно выругал себя за глупый вопрос, ответ на который находился прямо перед моими глазами.

— Как и его дед, — кивнула Дарья. — Шлем драгуна Петра Великого находится в Академии в Санкт Петербурге.

— А наш Император?… — оторвав взгляд от шлема, я посмотрел на скелет полоза, который крепился позолоченными цепями прямо к высокому потолку.

— Тоже управитель, — Дарья коснулась моей руки, увлекая за собой к лестнице, огибающей шлем с двух сторон.

Распутин ждал нас на широком пролете между первым и вторым этажами и, едва завидев, продолжил подъем. Миновав длинную череду белокаменных ступеней, которые частично скрывал мягкий алый ковер, мы оказались в просторном коридоре. Сейчас он пустовал, но из приоткрытой двери на противоположной от нас стороне доносился тихий гомон голосов.

Пока мы шли к дверям, возле которых уже стоял Распутин, я смотрел по сторонам. Убранство Академии было величественным и пафосным: окна почти от пола до высокого потолка, тяжелые люстры, белые колонны, знамена Российской империи вперемешку с гербовыми знаменами дворянских родов-управителей, среди которых я заметил и свой собственный с черным вороном.

В промежутках между флагами висело оружие и картины, изображающие сражения драгунов не только с полозами. Но и с другими боевыми доспехами. Даже перед лицом общей угрозы люди не смогли преодолеть вражду друг к другу и сдержать свои амбиции. Лишним свидетельством этому служила и идущая сейчас война с французами. Наверное, когда она закончится, на этих стенах появится больше картин в тяжелых золоченых рамах.

— Прошу вас поспешить, — раздался тихий и вкрадчивый голос Распутина, — позже у вас будет достаточно времени, чтобы осмотреться.

Мы с Дарьей вошли в зал. Наш нетерпеливый провожатый зашел сюда последним и закрыл за собой тяжелые двери. Не успел он это сделать, как решительным шагом направился к трибуне, где его дожидались еще два человека: скучающий грузный мужчина в мундире, усеянном наградами, и сухенькая старушка — божий одуванчик в длинном черном платье в пол и короткой вуалью на морщинистом лице.