Понаехали - Демина Карина - Страница 33

То-то и оно.

Стася постучала по стене, убеждаясь, что изнутри та не менее каменная, чем снаружи. Итого… окон, через которые можно выбраться, нет. Дверь выглядела вовсе не такой, которую можно выбить. Да и засов с той стороны имеется. Крыша… вот крыша была соломенной и гнилой. И сугубо теоретически через неё можно было бы выбраться.

Но это теоретически.

Практически попробуй-ка до этой крыши доберись.

– А меня вот со двора, считай, увели… дура… – Горыня сказала это с немалой злостью. – Знала же, что избавиться от меня хочет…

– Кто?

– Мачеха. У ней свои дети, а тут я.

Тихо, сочувствующе, вздохнула Баська.

– И что дальше?

– Дальше… думаю, посидим денек-другой, а там и на корабль отправят, – Горыня потерла плечи.

– Искать будут.

– Будут, – согласилась она. – Да только… людоловы знают, что, если попадутся, то путь им один – на плаху. Поэтому не попадутся. Маг у них свой имеется. Должен быть. Такой, который не только амулеты зарядит, но и полог поставит… так что, искать-то будут, но найдут-ли?

Этот вопрос заставил Стасю задуматься.

Крепко задуматься.

С князем Ежи столкнулся у ворот. Был тот приодет, причесан и вновь с цветами, да не полевыми, но оранжерейными тугими розами, которые князь держал решительно, что копье.

– Доброго вам дня, – вежливо сказал Ежи, поправляя пистоли. – А Стаси нет…

– А где она? – князь нахмурился.

– Понятия не имею. Пропала.

– Куда?

– Кто ж её знает.

Бес заворчал, словно намекая, что морду князю набить Ежи всегда успеет, а вот Стася…

– Поиск не работает, – Ежи старался не глядеть на розы, и вообще держаться так, будто бы ничего-то особенного не происходило. – Как удалось выяснить…

…а на выяснение он едва ли не час потратил, потому как оказалось, что людей в доме великое множество, но никто-то ничего не видел.

Не слышал.

И понятия не имеет, куда и зачем ушла госпожа ведьма. Кто ж у них, у ведьм, в здравом-то уме ответа требует? Только старая ключница хмурилась и губами шевелила пренеодобрительно, ибо в понимании её приличной бабе, даже пусть и ведьме, надлежало в тереме сидеть, а не вот это вот все.

– …она ушла еще утром, прихватив с собой Басю с Маланьей.

Князь закрыл глаза.

И сделал глубокий вдох.

– Взяла и холопа в сопровождение.

– Одного?

– И одного, говорят, брать не хотела. В общем, должны были отправиться на ярмарку, и след её до ярмарки шел, а потом будто стерли.

В ином случае Ежи сотворил бы то свое заклятье, что привело его некогда в зачарованный лес, но ныне, сколь ни пытался, не выходило.

Да и то диво, что обыкновенное поисковое удалось. Видать, со страху и беспокойства лишнего.

– Полог? – уточнил князь, розы протягивая.

– Спасибо, я больше лилии люблю, – не удержался Ежи.

– Учту, – Радожский даже поклон изобразил, а после цветы-таки сунул, но не Ежи, а дворовой девке, весьма вовремя со двора высунувшейся. А потом руки отряхнул и легко, играючи, сплел знакомый узор. Не вспотел даже. А главное, что было у него, по чему плести.

По памяти?

Сотворенный магией зверь закружил, завертелся, но на след встал. Только Бес зашипел с немалым раздражением, верно, полагая, что люди глупостями занимаются.

Пускай.

Так и пошли. Бес с гончей нос в нос, за ними Зверь, решивши, что не стоит оставлять человека без присмотра, а там уже Ежи с князем. След вывел на ярмарку, и по ней провел, по лоткам да лавкам, укладываясь сложными петлями, заставляя людей, которым случилось встать на пути, шарахаться.

Кто-то визжал.

Кто-то матюкался…

– Пошел слух, что девки пропадать стали, – Радожский покосился на Ежи, но все-таки заговорил. Первым. – Большею частью холопки или вот подлого сословия…

– Давно?

– А кто ж знает… о Марфе опять же кое-что выяснили. Дознание только-только началось, но уже многое выплыло. Она по прошлому году сорок пять девок прикупила. А при доме ни одной из новых… куда подевались? По бумагам-то значатся…

Ежи выругался.

И князь кивнул сочувственно. Он, похоже, думал, если не так, то схоже…

…а след вывел на берег, и тут гончая закружила, пытаясь поймать собственный хвост, а когда не вышло, то плюхнулась на зад и издала протяжный тоскливый вой.

– Вот теперь точно задница… – произнес Радожский, озираясь. Но берег был пустынен и каменист. Странно. Десяток шагов вверх по склону – и закипит ярмарока, которая даже ночью не утихает. А тут тишина. Камни. И вода. Полоса мокрого песка. Пара чаек.

Ежи сделал вдох.

И закрыл глаза.

Ну же… сила его на что-то да годна должна быть! И пусть он пока с нею управиться не способен, пусть бестолков, и как маг, и как ведьмак, но…

Он должен!

Он ведь над нею хозяин, а не она над Ежи. И если так, пусть подчинится, пусть покажет, что было.

…берег менялся.

Он словно подернулся дымкою, туманом, что поднимался и от воды, и от прелой земли. Был тот туман волглым и холодным.

– Что ты творишь… – князь схватил за руку и тотчас отпустив, теперь уже сам прибавивши пару слов, из тех, что при приличных людях не произносят.

– Не мешай.

Ежи открыл глаза.

Туман никуда не делся. Да и не туман, скорее такая сизо-молочная взвесь, которая оседала на лице и губах. И отзываясь на его просьбу, взвесь пришла в движение.

Вот на камне возник силуэт.

Стася?

И рядом другой, в котором Ежи с легкостью узнал Баську. А вот и Маланька. И холоп, что держится в стороне, стоит, опершись на дубинку, глядит на воду, думает о чем-то своем. Показалось, что пожелай Ежи, он и в думы заглянет.

Нет.

Ему не холоп важен. А то, что случилось здесь, на берегу…

…и вновь туман оживает, вылепляя фигуру человека равно огромного и уродливого. Опасного даже с виду. И тихо, шепотом, матерится князь.

Но дело не в этом.

…вот и другой…

И третий, этот держится сбоку, больше следит не за подельниками, но за тем, чтобы творящемуся волшебству никто-то посторонний не помешал.

– Дальше, – голос князя срывается, сипит, а на плечо Ежи ложится рука. – Если сила нужна…

Нет, эта сила и вправду иная, схожая ли с силой ведьм, или вовсе особенная, не описанная наукой, главное, что она не истощается.

– Идем, – вот говорить тяжеловато. – Руку не убирай. Потеряю.

Они становятся частью этого вот тумана. Князю здесь не нравится. Он боится. Пусть не тем страхом, что вовсе людей лишает разума. Скорее уж Радожский, будучи человеком разумным, испытывает закономерные опасения.

Пускай.

Но здесь, в тумане, его проклятие черно.

И… и пожалуй, эту силу Ежи готов позаимствовать. Немного. Просто, чтобы расплатиться с туманом, который уже шепчет, жалуется ему голосами многих, кому случилось умереть на берегу. Смерть, оказывается, тоже свой след оставляет.

Потом.

Он вернется.

Он выслушает. Он дает слово, что поможет тем, кто заплутал меж мирами, обрести покой. Но взамен…

…этот след виднеется темною тропой, и всего-то надо, что идти. Ежи идет. А туман гуще, тяжелее. И вот уже сам он с трудом пробивается.

А туман…

– Прочь, – от голоса Ежи молочные стены, готовые было сомкнуться, погрести его под собственной тяжестью, расступаются. И дышать становится легче. И тропа-то не исчезла, вот она, под ногами, отливает бархатной ночною тьмой.

– С-спасибо…

– Не за что.

Волчий вой заставляет туман вновь ожить. И в нем мечутся, суетятся тени, спеша убраться подальше от тех, кому тоже доступно запретное.

И рука Ежи сама ложится на пояс.

Правда, что-то подсказывает, что от пистолей толку будет немного.

Глава 18

В которой обсуждается важное дело замужества, а еще происходит непредвиденное