Миссия: соблазнить ректора (СИ) - Летова Ефимия - Страница 27

Как всегда, будучи загнанной в угол, Ари Эрой нападала первой.

— Никто не узнает, верлад. Лекцию вы всё равно уже пропустили…

Он застыл, словно не понимая, что я ему говорю. А потом резко протиснулся мимо меня.

— Дайхр, точно, лекция! Идёмте.

— В таком виде вам всё равно туда идти не следует, — сердито фыркнула я. — А что, по коридору уже никто не крадётся?

— Сбежал, видимо, — развёл руками Миар. Это разозлило, а ещё больше злила какая-то внутренняя неудовлетворённость.

— Ничего-ничего, найду себе кого-нибудь из соседей по общежитию для приятного досуга и близкого общения, — брякнула я.

— Кстати, насчёт общежития. Вы сегодня же вечером переезжаете, — обернулся ректор.

— Вот ещё. До конца осенней триады у меня большие планы, и проживание в мужском общежитии превосходно в них укладывается.

— А это не вам решать.

— Достаньте пробирку из кармана! — мстительно закончила я. Уже открывший дверь из хранилища Миар опять обернулся.

— Что?!

— Ну, или пипетку. Чем вы там в меня так легонечко упирались, пока мы сидели в засаде, таким маленьким и острым?

Миар Лестарис открыл рот, явно собираясь ответить нечто остроумное, а потом фыркнул и засмеялся.

Глава 18

На ужин я пришла злая на себя саму — Миар не моё увлечение. Это моя работа! Именно так и нужно воспринимать всю эту ситуацию, всю эту историю. Работа, задание, задача. Миссия, наконец! Пускать слюни на ректора и его… гм… реторты, надо в разумных пределах, сохраняя при этом здравый рассудок. Уже подходя к зданию столовой, я пропустила Шаэль вперед, задрала голову к небу и тихо сказала:

— Миар, я вас обманываю. Просто отдайте Эстею Ключ и дайте мне уйти. Отпустите меня — и простите, если сможете.

Не сказала, конечно, — только хотела сказать. Губы свело, острая боль, призывающая молчать, исказила лицо гримасой и моментально отрезвила, заставила собраться с мыслями. Однако злости на себя не уменьшила.

Растаяла маслом на горячем блинчике. Слабачка! Дура!

— Ари, солнышко, от твоего лица у меня молоко скиснет! — как всегда душевно улыбнулась мне проходящая мимо Дорис. Шаэль в этот момент с чувством опустила на стол тарелку с внушительным куском поджаристой творожной запеканки, утопающей в жирных сливках, разбавленных тёмными вкраплениями яблочного повидла.

— С лицом Ари всё в порядке, даже когда настроение у неё паршивое, — заявила она, отправляя в рот кусок нежнейшего творога. — А вот моему лицу может помочь только нож, иголка и нитка!

При словах «иголка и нитка» меня передёрнуло.

— Почему? — Дорис остановилась, удивлённо глядя на мою жующую и сокрушающуюся подругу, хотя два эти состояния для Шаэль были самыми привычными.

— Потому что в моём случае можно только отрезать лишнее и зашить, отрезать щёки и зашить рот! — пробурчала Шаэль. Извлекла из кармана большой кусок завернутого в бумагу мягкого шоколада — и принялась мрачно, но целеустремлённо крошить его в оставшиеся на тарелке сливки. Мы с Дорис молча на нее смотрели. Потом Дорис осторожно присела рядом.

— Я же рассказывала вам, девочки, что на прошлой работе насмотрелась на девчонок, пошедших по кривой дорожке. Ух, как они старались перекроить себя вдоль и поперёк! Могли бы под нож лечь — легли бы.

Шаэль покосилась на меня, а потом на Дорис:

— Мне кажется, в их случае лицо не самое главное…

— Ну, милая моя! Все они, особенно самые молоденькие, истово верили поначалу, что кто-нибудь из богатых клиентов влюбится в них без памяти и заберёт из той бездны, куда они упали — по собственной глупости или жестокости судьбы.

— А такое случалось? — жадно спросила Шаэль и снова отчего-то бросила на меня виноватый взгляд. Мрак… да она же и меня к тем самым падшим девицам причисляет!

— На моей памяти — никогда, — грустно улыбнулась Дорис. — Девчонки болтали, конечно, всякое, но это слишком походило на сказки о находящихся родителях в сиротских приютах. Людям нужно верить в лучшее… Так я это к чему, милая моя. Среди тех девочек встречались очень хорошенькие, прямо картинки. И личико, и фигурка — всё прекрасно. Только сделало ли это их счастливыми? Увы, нет. А некоторые средства для поддержания этой ускользающей красоты были более чем жесткими…

— Какие средства?! — ещё более жадно спросила Шаэль и даже отложила ложку в сторону.

— Разные, — уклончиво ответила Дорис и поднялась. — Вам ли, алхимагам и спагирикам, об этом рассказывать? Например, капали в глаза белладонну, наживую, никаким образом не обработанную…

Я ни о какой белладонне не слышала, а вот Шаэль округлила глаза и прижала ладонь ко рту.

— Это опасно? — поинтересовалась я.

— Я лично знала одну девушку, полностью потерявшую зрение, — вздохнула Дорис. — Хотя капли белладонны временно делали взгляд глубоким и томным…

— Расскажите ещё! — взмолилась Шаэль, скорее заинтригованная, нежели испуганная, но верлада ловко собрала тарелки в стопку с нашего и соседнего столов и ответила:

— Как-нибудь потом, ладно? А то мало ли… Ты поняла, что я хотела сказать?! Счастье — оно не в этом.

Шаэль печально и в то же время упрямо посмотрела на кусочек шоколада в руке — его осталось совсем немного, раза в четыре меньше, чем было.

— Хочешь?

Я помотала головой, и подруга, недолго думая, запихнула оставшееся в рот целиком.

В комнату я возвращалась с опаской — всё-таки Миар упомянул про переселение, а его чувство юмора было довольно своеобразным, так что я вполне готова была увидеть свои двенадцать чемоданов, сиротливо ожидающие в коридоре нового пристанища.

Чемоданов не было.

Но вместо них около моей — нашей с Юсом — двери стояло и сидело около дюжины парней, как с нашего курса, так и старше. Увидев меня, они оживились, привстали и глупо заулыбались.

«Точно, ректор чудит, — обречённо подумала я. — Пригласил их попрощаться со мной. Или в качестве рабочей силы — чемоданы перетаскивать. Или…»

Додумать я не успела, от толпы отделился «мой» блондинчик Велл и направился ко мне.

— Что происходит?! — понизив голос, спросила я. — Стихийный митинг протеста?

— Ну… ты это… — забубнил он. — Ты только не сердись!

— А в чём дело-то? — я начала подозревать, что ректор тут вовсе не при чем — и это почему-то не обрадовало.

— Ты же спрашивала, кто может добыть спирт из хранилища… Ну, мы так осторожненько поинтересовались у наших… ну и старшаков, но всем так стрёмно, ну, типа, вылетят же из Академии, как пробка из реторты… ежели что…

— И?! — не выдержала я. — Никто не соглашался, и поэтому тут толпа народа?!

— Никто не соглашался… сначала. Ну, мы и подумали, ребята-то не дураки, нафига им за просто так рисковать, верно? Ну, мы и добавили, что, мол, если кто сможет, ты отблагодаришь… особо.

— В каком смысле?! — чувствуя себя закипающей заткнутой спиртовкой на слишком сильном огне, спросила я. Дым не вырывался из ноздрей не иначе как по чистой случайности. — Особо — это как именно?!

— Ну, чего ты ломаешься, — забормотал Велл, опасливо отодвигаясь. — Ну, ты же хотела напиться?! Ну, а ребятам рисковать зачем? А девок у нас мало, а ты ж клёвая, особенно когда молчишь, да и вообще, так что… ну, ты поговори с ребятами сама, какая там такса и всё такое, в смысле, сколько надо и прочее. И как там потом…

«Ребята» посмотрели с надеждой и потянулись ко мне, точно подсолнухи к солнечному свету. Я была готова за голову схватиться, оторвать её от шеи и постучать по ближайшей стене — додумалась, балбеска, кому довериться!

— Скажи им, никакой благодарности не будет! — прошипела я. — Ничего не надо!

— Тебе жалко, что ли, приласкать немножечко? — праведно возмутился Велл. — А ректор?! А спирт?!

— А ректор желает знать, что это за несанкционированный митинг посреди коридора, — раздался голос верлада Лестариса за спиной. «Подсолнухи» снова развернулись и вытянулись, как по команде. В присутствии ректора солнцем, увы и ах, я сразу же перестала быть.